Елена Рейн - Мой Охотник

Слушала с ужасом, не представляя, что пережила девочка по вине человека, о котором я думала положительно, считала своим парнем, другом. Как я была так слепа? Как?

– И вот… совсем недавно я узнал, что она там… взаперти…в старом доме. И над ней издеваются! Издеваются, – с настоящей болью проговорил он, доставая и передавая мне скомканную фотографию, где Ирина лежала на кровати, прикованная наручниками к спинке, а тело ее представляло собой искалеченную грушу. Невыносимо больно было такое видеть. Ужасно. Страшно. Не могла ничего сказать. Совсем.

– И, знаешь, как я понял, что она вновь там? До этого снимка, который принес мне охранник, когда смог пробраться внутрь дома, а на следующий день он пропал… Рассказать как?

Замечая, что я ничего не могу сказать от шока, мужчина вздохнул и раздраженно воскликнул:

– Она беременна. Вновь беременна! Паскудная мразь издевается над ней, а потом… потом… – Александр Александрович замолчал, и лишь через некоторое время устало выдал: – Эти данные находятся в частной клинике, где он лежал с ранением, которого не было. Их смогла достать Елена, пробравшись в кабинет главврача.

Повернулась к ней и увидев твердую убежденность и подтверждение слов мужчины, повернулась к Пиронову и воскликнула:

– То есть… в том… в том… доме находится сестра Ивана и его сын, которую он… насилует?!

– Да, до сих пор! Он не только насилует, но и издевается, пичкая ее сильными таблетками, избивая, когда сопротивляется.

– Но как? Как такое возможно? Почему такая жестокость к своей сестре? К дочери? Ведь Котлов обо всем знает! Знает! – воскликнула, не понимая, как родители смогли допустить такое. За что с ней так?

Мужчина забрал из моих рук фотографию, где они вдвоем с Ириной, и сложив в пачку, грубо сообщил:

– Потому что она не дочь Котлова. Ее мать изменила мужу, решив доказать, что смелая, и он отомстил, превратив жизнь женщины и девочки в существование, а потом позволил сыну издеваться над Ириной.

– Боже мой! – воскликнула, ужасаясь тому, что сотворили с бедной школьницей, не понимая, как так можно. Меня сковал ужас. Тяжело дышала, пытаясь переварить, а потом резко спросила:

– Зачем вы украли меня? Зачем?

Мужчина отвернулся, а потом спокойно произнес:

– Не думай, я не хотел причинить тебе боль или сделать подобное, как он с моей девочкой. Но я хочу обменять вас… Понимаешь?! Мне нужно спасти ее с ребенком, и ради этого я отдам тебя в его руки.

Затрясло. Понимала его, хорошо, считая, что он прав, но меня скручивало от ужаса, что я вновь буду рядом с таким ничтожеством, мразью, как Котлов Иван, тем более – один на один. Как же я его презирала и ненавидела, и особенно Николая Федоровича. Так, как никогда, не в силах мириться с такой жестокостью, фальшью и безнаказанностью. Я столько всего пережила, натерпелась, а она… погибает до сих пор. Столько долгих лет Ирина живет в ужасе, настоящем ужасе, не зная выхода. А малыш ее…

На мгновение потерялась, понимая чудовищную правду:

– Так тот мальчик… он сын… сын Ивана?! И это именно он его избивал? – воскликнула, вспоминая побои на теле маленького, беззащитного мальчика, над которым издевался собственный отец за то, что у него ручки соединены. Сволочь! Вместо помощи! Это совершал тот, кто должен оберегать, ценить и лелеять, а он избивал, да так, что гематомы на голове – это только цветочки. Ребенок не может говорить. А он мне про замужество и детей рассказывал…

Учащенно задышала и выдохнула:

– Александр, я замужем за другим.

В глазах мужчины погасла надежда и появился ужас, а потом ярость. Понимала его состояние, но считала, что тут нужно действовать по-другому. Охотник и Шторм. Они обязательно помогут! Нужно теперь все делать не так, как нам кажется, а правильно, вызывая полицию, чтобы засадить этих уродов в тюрьму, и чтобы сгнили там… а не брать на себя ответственность, подвергая чужие жизни смертельной опасности… Самим нельзя!

Пиронов поднялся и категорично произнес:

– Это неважно. Котлову ты нужна, необходима, как воздух. Ему плевать на все. Он обменяется со мной. Так что прости, но ты пойдешь вместо той, кого я всей душой хочу спасти.

– Александр, я тоже хочу их спасти, но нужно действовать иначе…

Только проговорила, как послышалась автоматная очередь, и стекла в трех окнах треснули, рассыпаясь на тысячи осколков, летя в разные стороны. Люди в черной форме по одному запрыгивали в окно с автоматами, громко крича, но я не слышала, на мгновение оглохнув.

Внезапно почувствовала захват волос, и ощутила, как Александр Александрович прижал к себе, подставляя пистолет к голове. Он резко обернулся в другую сторону, и я увидела Охотника и Шторма в дверях с револьверами, направленными на Пиронова. Мужчина как с ума сошел, не понимая всей ситуации, поворачиваясь в разные стороны, не зная, чего ожидать в следующую секунду.

Слышались звуки борьбы. Бойцы кидали на пол охрану, как вдруг раздался выстрел с боковой стороны, оттуда, где стояла Елена. В эту же секунду Александр вскрикнул, отступил на шаг, как вновь раздался еще один выстрел.

– Нет! Нет! Перестань! – закричала я Елене, закрывая мужчину, не понимая, зачем она выстрелила. Пиронов не причинил бы мне вреда, он только хотел поменять нас с Ириной, но растерялся и допустил ошибку, с ужасом наблюдая нападение на свой дом, не ожидая такого.

Женщина сглотнула и просто застыла, не зная, как поступить. Я отвернулась от нее, и мгновенно оказалась на корточках, проверяя дыхание раненого мужчины. Ничего не видела… полностью сосредотачиваясь на пулевых ранениях на теле мужчины. Наклонилась, и тут же почувствовала слабый захват кисти. Пиронов придерживал меня за руку, пытаясь приподняться, что ему давалось тяжело, и чем чаще дышал, тем хуже было. У него получился рефлекторный кашель, и на губах появилась кровь.

– Прости, я не хотел… – мужчина выдохнул и вновь кашлянул, отчего появилась маленькая кровавая пена. Он скривился от боли и перестал двигаться, просто смотря на меня.

Руки дрожали. Заметив кровь на руке и груди, отмечая состояние Александра, предположила, что у него пробито легкое. Судорожно выдохнула и воскликнула:

– Нет-нет, все будет хорошо. Не нужно. Мы поможем вам. Это неправильно, так не должно быть. Я же говорила…. Мы поможем спасти Ирину и ребенка, – шептала со слезами на глазах, смотря, как на белой рубашке все сильнее расплывается пятно.

Повернулась к Шторму, наблюдающему за Еленой ледяным взглядом, и крикнула:

– Андрей, спаси его! Пожалуйста! Он хотел освободить Ирину и ребенка… Котловы… они издевались над ними. Они…

Рыдания рвались изнутри, но я старалась держаться, чувствуя, как все поднимается во мне, превращаясь в огромный ком, представляющий собой истерику. Я не понимала, почему так жестоко с ним поступили… Зачем? А как же… разговоры, чтобы определить психологию… Да как же так можно? Ведь он хотел спасти свою возлюбленную и ее ребенка. Столько лет они были там… над ними издевались. Он же…

Не могла успокоиться, пока не почувствовала тепло Охотника. Мгновенно повернулась к нему и прошептала:

– Сережа… Сережа, ты жив, – обняла его, ощущая, как меня трясет.

– Маленькая, все хорошо. Я с тобой, – выдохнул он.

– Спаси его. Пожалуйста! Он должен жить. Он… должен помочь ей, дать шанс выжить после того ужаса, что она пережила. Умоляю.

Не могла успокоиться, меня штормило от страха, что вот так все закончится. На мгновение затихла, когда мужчина прижал к себе, сильно сжимая в объятьях, отчего почувствовала мокрое в области живота. Попыталась освободиться, чтобы посмотреть на свою блузку, но он не давал пошевельнуться, как будто знал, что меня сейчас беспокоит. Только сильнее прижал, шепча в волосы:

– Не надо, родная. Все хорошо. А с ним… все будет хорошо… Поможем. Только успокойся, девочка. Он будет жить.

Обмякла в его объятьях, чувствуя, что тело уже не так трясется, но предательские слезы текли по щекам…Сглотнула и прошептала:

– Что с тобой?

Он не ответил, а потом чуть отошел в сторону, отступая вместе со мной, когда мужчины уже начали переносить Пиронова, поторапливаясь, чтобы успеть в медицинский центр, где уже готовили операционную. Увидела Шторма, убирающего телефон в карман брюк, приближающегося к нам. Он только хотел сказать, как я прошептала:

– В том доме пленница – сестра Ивана. Они… ее…