– Знаю, – грубо ответил мужчина и, посмотрев на Сергея, продолжил: – Ее и ребенка Охотник вчера спас, и все стало известно. Сейчас они в центре, куда повезем Пиронова. Ирина в критическом подавленном состоянии, не желает, чтобы к ней притрагивались, а сын дерется, не подпуская к матери никого. Психологи считают, что не стоит давить. Мальчик молчит, не идет на контакт.
Что-то сжалось в сердце, и я с волнением спросила:
– Как он?
– У него стресс. Ведет себя как звереныш: рычит, шипит, кидает еду, визжит, и никого не подпускает к подавленной женщине, которой необходима помощь специалистов.
– Я… хочу туда… к нему. Пожалуйста, – попросила, надеясь, что Андрей поймет и согласится.
Отмечая в глазах брата непробиваемое «нет» в целях моей безопасности, я вышла вперед, радуясь, что Охотник отпустил, значит, поддерживает, и проговорила:
– Если даже нельзя, мне все равно. Я хочу увидеть мальчика! Должна. Может, тогда он согласится, чтобы помогли его маме.
Грызлов посмотрел на Охотника, кивнувшего ему, а потом на меня, и громко отчеканил:
– Хорошо. Поедем сейчас туда.
Благодарно кивнув, в два шага оказалась напротив брата и обняла, ощущая себя самой счастливой, чувствуя, что могу помочь. Случайно взглянув на себя, чувствуя неприятную влажность, заметила кровавый след на своей блузке. Тут же повернулась к Охотнику, с ужасом шепча:
– Сережа…
– Как приедем в больницу, обязательно зайду на перевязку, – буркнул он, считая, что мои переживания ни к чему, а потом добавил: – Нужно отправляться.
Мужчины вновь переглянулись, молчаливо переговариваясь, а потом мы пошли из кабинета, направляясь на улицу.
Дальше все происходило очень быстро. Сели в машину, которую вел Медведев, а рядом с ним расположился Шторм. Они тихо беседовали между собой, но ничего не было слышно. Волков находился со мной в салоне. Он с такой силой сжимал в своих огромных объятьях, целуя в волосы, отчего чувствовала невероятное тепло и счастье. И пусть была вся на пределе, но с ним было спокойно. В сознании зрела надежда, что у меня получится и смогу помочь.
Елена скрылась. Пока я находилась около Пиронова, просматривая его ранения, она сбежала, притом так, что ее никто не видел. Чему не обрадовался Медведев, гневно крича на всех, не представляя, как женщина могла скрыться.
Голова невероятно гудела, отчего было ощущение, что все плывет. Прислонилась к своему мужчине и закрыла глаза, позволяя себе на секунду успокоиться…
***
Оказавшись в больнице, в которую доставили и пострадавшего, где его уже ожидали в операционной, уверенно шла вперед, а мою руку сжимал Охотник. Он обещал зайти к врачу, пока я буду с мальчиком, поэтому напомнила ему и, получив накидку на одежду у медсестры, направилась к указанной двери.
Малыш сидел на своей кровати и с грустью смотрел на женщину, лежащую на соседней койке. Светлый красивый мальчик с огромными светло-зелеными глазами перебирал свои пальцы и пожимал плечами. Улыбнулась ему и прошептала:
– Привет.
Он нахмурился, не ожидая гостей, и повернулся, при этом внимательно рассматривая меня умными глазами. Прошла к нему и села на краешек кровати, еле слышно спросив:
– Как дела?
Он наклонил голову вниз и надул щеки, не желая со мной разговаривать.
– Знаешь, я тебе оставила подарки под теми кустиками, где мы познакомились. Хотела почитать тебе… Жаль, но думаю, ты, наверное, не нашел их, – прошептала, проводя круговыми движениями по белоснежному пододеяльнику, стараясь вести себя спокойно.
Малыш отвернулся, посмотрел прямо, где лежала мама, а потом нехотя полез в карман стареньких затасканных брюк, и достал маленькую сказку «Курочка Ряба». Протянул мне, тыкая пальцами в обложку, пытаясь что-то сказать, подсаживаясь ближе.
– Ты хочешь, чтобы я прочитала тебе? – спросила, ожидая его ответа.
Он кивнул и вновь показал на картонную книжку. Я показала на курочку и проговорила:
– Смотри, какая красивая курочка Ряба. У нее красивые перышки, белоснежный фартучек. Она…
Малыш слушал, пока я не закончила говорить о главных героях сказки, показывая на картинки, а потом прочитала сказку, стараясь не улыбаться, когда он сел вплотную, нетерпеливо дергая меня. Закончив читать, посмотрела на него и прошептала:
– Как думаешь, курочка добрая?
Мальчик просто смотрел на меня, ожидая подсказки. Он не знал, что ответить, а потом кивнул, чем вызвал улыбку, несмотря на тупую боль в голове, от ужаса правды, что пережили Ирина и ее сын.
– Я тоже думаю, что она добрая. Она увидела, как сильно расстроились дедушка и бабушка, и решила их успокоить. Курочка не только помогала им, несла свои яйца, чтобы они могли прокормить себя, но и была настоящим другом.
Мальчик осторожно, как будто я могла забрать, протянул руку и, схватившись за книгу, дернул и прижал к груди.
– А где вторая? – с улыбкой спросила.
Он только отрицательно покачал головой и с сожалением посмотрел на мать.
– Ничего страшного, если захочешь, я в следующий раз принесу много очень интересных сказок, и мы будем с тобой их читать.
Мальчик улыбнулся, но тут же потупил взор, отрицательно качая головой. Поднялся и подошел к маме, но не притронулся, только с надеждой смотрел на нее.
– Ей тоже нужно помочь. Без помощи врачей твоей маме будет очень плохо, и тогда она не сможет встать. Ты… хочешь, чтобы твоя мамочка была здорова, чтобы обнимала тебя, целовала, и вы с ней могли гулять?
В глазах мальчика появилась маленькая надежда, но он вновь отвернулся, не желая слушать или верить.
– Маленький, я очень хочу, чтобы ты и мама были здоровы. И тогда мы вместе пойдем в парк. Знаешь, сколько там качелей? Много-много. Некоторые похожи на огромных мышек или слоников, только они не настоящие, а пластмассовые, и в них тоже можно садиться и крутиться. А еще есть огромное колесо обозрения, где можно увидеть весь город… всех-всех и они такие маленькие, а ты выше всех и все видишь.
Наблюдая, как он слушает, застыв на месте, затаив дыхание, продолжила:
– Я думаю, твоя мама каталась на таком, и ей нравилось. Всем детишкам нравится! Это здорово! А еще есть лодочки, которые плывут по воде…
Не знаю, сколько я говорила, но остановилась только тогда, когда поняла, что нужно отдохнуть, чтобы прочистить горло. Замолкла, и он тут же повернулся к матери, тяжело вздохнув, провел по щеке. Женщина мгновенно задрожала, обхватив руками голову, спряталась, не желая никого видеть. Когда малыш вновь попытался дотронуться, она издала странный звук, похожий на вой, и вновь закрылась простынею, стараясь отрешиться от всего, и, возможно, успокоить ту боль, что явилась следствием после тех препаратов, что ей давали. Не знала точно, поэтому предполагала.
Поднявшись, сделала шаг к ней, как тут же мальчик встал на пути, не давая пройти. Он развел руки в разные стороны и со злостью посмотрел на меня, а потом на дверь. Села на корточки и, заострив внимание на грязной рубашке, когда на кровати лежала чистая хлопчатобумажная белоснежная футболка и шорты, предложила:
– Нужно переодеться. Ты же не хочешь быть грязным? Если так, то ты заболеешь, и тогда некому будет защищать маму. Ты же у нее один защитник.
Мальчик просто смотрел, переводя взгляд с вещей и на меня, не зная, как ему быть.
– Эта чистая одежда. Надень, пожалуйста. А вещи, что на тебе, нужно выкинуть. Больше они не понадобятся. Ты и мама больше никогда не вернетесь в тот плохой дом.
В глазах мальчугана появился маленький огонек надежды, и он принялся снимать с себя вещи. Старалась не торопить, и, взяв новые, помогла ему переодеться, довольно выдав:
– Молодец! А кушать будешь?
Он напрягся, а потом кивнул, на что я улыбнулась и спросила:
– А маме поможем? Чтобы она улыбалась и тоже пошла кушать? Думаю, ей очень хочется…
Малыш поник, а я взяла его за руки, чувствуя, как сильно дрожит, и попросила:
– Вот увидишь, ей помогут, и она будет прежней – ласковой и доброй. А сейчас ей очень плохо и нужна помощь врачей и твоя… Ты поможешь ей?
Он закусил губу, а потом посмотрел на Ирину, и, откинув мои руки, направился к ней. Просто стоял, вытянув руку, боясь дотронуться, наблюдая, как она дрожит. Потом вернулся ко мне и, открыв рот, несколько раз пытаясь проговорить звуки, все же выдал:
– По… ги.
Искренне порадовалась. Малыш пытался говорить, хоть ему и сложно. Своей радости не показала, чтобы не отпугнуть. Кивнула и пошла к двери. Открыла и, отмечая сестру и врача, разговаривающих около палаты, кивнула, а сама вернулась к малышу, чтобы он не переживал.