- Да не в себе я была после потери пациента. А потом еще и на душу приняла. Решила горе залить, идиотка. Вот и случилось то, что случилось. Хорошо хоть сын – результат, а не какие-нибудь хламидии…
Нелька сделала вид, что ее стошнило, и рассмеялась:
- Слушай, а это выход!
- Для чего?
- Не для чего, а для кого! Для меня…
- Это в каком таком смысле? – сощурилась Надя, ловко перехватывая ладошку сына, тянущуюся к колбасе. Эльф нахмурил брови и стал похож… стал похож… От мыслей Надю отвлек резкий стук в дверь.
- Наверное, Людмила Георгиевна что-то забыла… - пробормотала она и, сунув в рот дольку мандарина, пошла открывать дверь. Нелли пожала плечами и зачем-то двинулась следом. А потом замерла.
- Ярослав? – донесся от двери удивленный голос хозяйки.
= 19=
Илья сидел в старой бабкиной кухне, откинув гудящую голову на древний, еще советский, тарахтящий в предсмертной агонии холодильник. Сколько раз он хотел выкинуть к чертям все это старье, сделать ремонт, поменять допотопную мебель? Но бабка не разрешала… С громким свистом в полной тишине закипел чайник. Илья встал, тяжело опираясь на стол. Он чувствовал себя стариком – уставшим и немощным. Шаркая ногами, как старикам и положено, мужчина подошел к плите, выключил газ, достал с верхней полки пачку хорошего чая, купленного по приезду, и, насыпав заварку прямо в огромную кружку, залил ту кипятком. Шутя, он называл этот ритуал еврейской чайной церемонией.
Подхватив чашку, Илья вернулся на колченогий стул и вытянул в проход длинные ноги. За окном тихо падал снег. Мужчина отодвинул веселенькую кружевную занавеску и зачарованно уставился на кружащиеся в льющемся из окон свете снежинки. Может, и хорошо, что за столько лет здесь ничего не изменилось. А может, и плохо… Ведь застыв внутри этого дома, снаружи время неслось с оглушительной скоростью… И то, что здесь казалось неизменным и постоянным, на самом деле таким не являлось. Так… самообман. Время брало свое. Вот и бабке скорую вызывали второй раз за последний месяц. Не молодела она, как ни крути.
Тоска сжала сердце. Илья поморщился, сделав жадный глоток обжигающе горячего чая. Ну, ты чего, Левин, расклеился? Соберись, – дал себе установку Илья. – Соберись… Позвони Наде. Она ведь ждет. И, наверное, волнуется!
Надя… Илье она нравилась невероятно. В ней все ему импонировало: ее лицо, глаза и фигура, то, как она двигалась, и что говорила. Рядом с ней он испытывал до этого незнакомый, необъяснимый, небывалый какой-то восторг. Илья почувствовал его еще там, в лифте. Непостижимый. Противоестественный даже. С ним никогда до этого такого не случалось. Хотя всякое в жизни было. И женщины, и жена, и страсть ночь напролет. Но чтобы вот так, с ходу в кого-то врезаться – такого с ним не случалось. Он ведь почти утратил веру в возможность такой судьбоносной встречи и не ждал для себя ничего подобного. А тут… проняло. Так проняло, что ни о чем другом думать не мог. Смотрел на нее на том треклятом корпоративе, за работой смотрел… и все внутри замирало от радости, от воздушного искрящего счастья. Илья пытался вспомнить, как жил еще совсем недавно, какую-то неделю назад, и не мог. Он теперь себя вообще не представлял без Нади. И никаких сомнений не было в том, что она всегда будет рядом. А может, он это еще тогда, два года назад, почувствовал! И потому так отчаянно потянулся.
Илья редко вспоминал о той ночи. Не до этого было как-то. Он вообще в то время себя не помнил. А вот ее почувствовал. Ведь это была она?! Она! Не могло быть иначе. Даже сквозь собственную боль ее разглядел. Надю. Надежду. Наденьку… Никак иначе Илья себе не мог объяснить того, что в ту ночь случилось. Ну, не был он падок до женщин. Не был! А Надя… она ведь вообще ничего не соображала. Выходит, он воспользовался ее состоянием, что совершенно с ним не вязалось. Такого в принципе не могло быть. Но ведь случилось! А значит, уже тогда он почувствовал что-то необыкновенное. Что в итоге и заставило его сделать то, что он сделал!
И как благословление… сын! Его сын. Он даже не сомневался. А тут этот… человек нехороший. И ревность. Липкая, черная… Дикая! Илья и не думал, что на такую способен. Её лишь волнение о бабке чуть притушило. А теперь вспомнил – и снова вспыхнула, пронеслась по венам отравой!
В глубине квартиры скрипнула дверь. Послышались тяжелые шаги. Илья вскочил на ноги:
- Ты чего бродишь? Ну-ка, отправляйся в постель…
- Чего это ты раскомандовался? Я что – умирающий лебедь? В постель… - ворчала бабка, наливая из графина воды.
- Позвала бы меня, я бы, что, тебе воды не принес?
- А я, что, сама не в состоянии?
- У тебя давление под двести! Ляг немедленно.
- Нет, вы поглядите на него! И как я без тебя жила? С давлением?!
- Понятия не имею! Но вижу, я вовремя вернулся.
- Вот еще! – фыркнула Сара Соломоновна. – Даже не мечтай, что будешь командовать, когда мне лечь, а когда встать. Я еще при памяти. И вообще… Что значит – вернулся? Как долго ты еще планируешь здесь оставаться?
- В каком это смысле?
- В прямом! Тебе годков сколько? Взрослый мальчик. А все туда же… бабушка с ним, видите ли, нянчится!
- Или я с ней, - засмеялся Илья, справедливо рассудив, что если к бабке вернулась вредность, значит, умирать она точно раздумала.
- Ты это… давай, прекращай зубоскалить и подумай о покупке квартиры. А может, и дома. Надежду с сынком куда жить приведешь? Ко мне?
Илья почесал в затылке. Он и сам думал о приобретении жилья, но решил отложить этот вопрос на «после праздников».
- Не думал, что ты станешь меня выгонять! – наиграно возмутился Илья.
- Клоун! – резюмировала бабка.
- Да съеду я, съеду, – снова улыбнулся Илья. - Только после того, как все отгуляют. Кто мне сейчас квартиры станет показывать? Никто уже не хочет работать.
- Как - кто? То есть как это - кто? А Зоя Яшина чем тебе не угодила?
- Зойка? Она что, в недвижке работает? – удивился Илья, вспомнив свою одноклассницу, которую не видел уже, наверное, лет семь, а то и все десять.
- Зойка-Зойка. Она это… как его, бишь…
- Риелтор?
- Вот-вот. Напридумывают же слов! Я ей звонила утром. Она обещала помочь… Сейчас. Где-то у меня телефон записан…
- Твое желание меня поскорее выдворить даже как-то обидно! – возмутился Илья, наблюдая за бабкой, которая, подслеповато щурясь, перебирала узловатыми пальцами листы старой записной книжки в поисках номера той самой Зойки.
- Ишь, какой обидчивый! А так и не скажешь… Ага. Вот номерок-то! Зойка мне сказала, что у нее есть на примете несколько вариантов… Так что ты, это, позвони Зойке-то. А я, и правда, пойду, полежу. Что-то как-то голова кружится. Говорили, что на солнце магнитные бури. И чего они там бушуют…
Илья проводил взглядом сокрушающуюся бабку и пододвинул к себе телефон. Зойке звонить было, наверное, уже поздно. А вот Надя ждала звонка… Чуть помедлив, он все же взял трубку.
Чего Надя не ожидала, так это прихода соседа.
- Ярик? Привет! Что-то случилось? – спросила она, настороженно оглядываясь на застывшую в дверях кухни Нельку.
- Эээ… нет. Я просто… Я… хотел с Нелли… Владимировной поговорить.
- А откуда ты знаешь, что она здесь? – подозрительно сощурилась Надя.
- Ну, так в окно случайно увидел. – Ярослав вытянул мощную шею и выглянул из-за ее плеча. Надежда проследила за его взглядом и вскинула бровь, как бы спрашивая у Нельки: его сразу послать или потом?
- Ах, из окна… Не-е-ель, тут тебя из окна увидели и хотят поговорить… - издевательски протянула Надя. Нелька сглотнула. Ну же, девочка, давай, соберись! Утри нос этому… этому… гаду! И будто почувствовав просьбу подруги, Нелли сделала шаг, другой им навстречу, выходя из тесного коридорчика, ведущего из кухни в прихожую.
- Ярослав? Здравствуй.
- Эээ… привет. Я тут… в общем…
- Хотел поговорить, – равнодушно повторила Нелли, и Надя чуть было не зааплодировала ей. Ну, надо же! Ну, актриса!
- Эээ… Да. Да… Хотел. Мы можем выйти?
- Куда? – удивилась Нелли. - В подъезд?
- Ну… Можно и ко мне…
- Нет. Не думаю, что это удобно.
Ярослав еще немного помялся на пороге. Вздохнул. Растер шею и снова на нее уставился. Десять лет прошло с их последней встречи, а горечь никуда не делась. Нелли где-то слышала, что для того, чтобы избавиться от любой, даже страшной болячки, нужно простить и отпустить все обиды, которые человек накапливает в течение жизни. И она ведь думала, что смогла. Простить… А нет. Один вид его – кислотой по зарубцевавшимся ранам…