— Ложись в комнате Марика.
— Хорошо. Спасибо.
Много раз за последние дни она думала о том, почему прошлое все так же над ними довлеет. Как будто не было этих тринадцати лет! Но ведь они были… Все должно было как-то утрястись — и обида, и страсти. Однако этого не произошло. Почему? Не потому ли, что у них не было возможности излечиться? Переболеть. После того, как они с Богданом расстались… Нет, не так, — напомнила себе Рита, — когда он их бросил, у нее даже выплакаться не было возможности. Когда у тебя на руках маленький орущий ребенок, не сданная вовремя сессия и полнейший хаос в жизни — на депрессию времени просто не остается. Сцепил зубы, и двигаешься дальше. По крошечному шажку, по миллиметру. Сначала главной целью Риты было выносить малышей — она не думала о том, что будет делать дальше, куда пойдет с детьми, где будет жить. Потом, когда Марк родился — появились новые задачи. Наладить быт, грудное вскармливание, справиться с коликами. И так, шаг за шагом — тринадцать лет.
А теперь ее как будто настигло прошлое. Чувства… обиды… страхи… Все ожило, забурлило, тревожа душу.
Рита выключила воду, обмоталась полотенцем и вышла за дверь. В квартире было темно, за исключением подсветки, включенной в коридоре. Значит, Связерский пошел спать. Вот и хорошо… Хорошо.
Крадучись, Рита пошла по коридору.
— Я не сплю, — раздался тихий голос из гостиной. Рита вздрогнула. Опустилась на пятки.
— А лучше бы спал. Завтра будет тяжелый день, — пробормотала Рита и уже, не таясь, пошла к себе. Вошла в комнату, опустила лицо в ладони, приказывая себе собраться. Но все ее планы полетели прямехонько к черту, стоило только его ладоням опуститься на её плечи.
— Не гони меня. Хотя бы из жалости… не гони… — его дыхание обожгло ее щеку, нос потерся о висок и зарылся в волосы. Богдан с жадностью втянул воздух.
— Жалость здесь ни при чем… — дрожа всем телом, прошептала Рита.
— А что тогда? Что тогда, милая?
Хотела бы она знать… Что-то сильное… Такое мощное, что не было сил сказать «нет». Она была нужна ему. И тогда, и сейчас — понимание этого факта ставило на колени. Перечеркивало все доводы разума. Стирало любые грани. Заставляло забыть обо всем.
Рита молчала. И просто смотрела на него, растерянная и непонимающая.
— Мы просто попробуем. Хорошо? Шаг за шагом…
Марго зажмурилась. Богдан поцеловал. Ни черта не ласково. С бешеным напором, устоять перед которым вряд ли было возможно. Впрочем, она и не пыталась. Повисла на нем, оплетая ногами бедра. С жадностью проводя пальцами по бугрящимся напряженным мышцам на его руках. Богдан удерживал ее на весу и алчно прихватывал губами кожу на шее.
— Богдан…
— Сейчас, сейчас, моя сладкая. Все для тебя, все, что хочешь…
Она не хотела лишь для себя. Ее душу рвали совсем другие желания. Но Связерский как будто обезумел. В два шага преодолев комнату, он усадил Риту на туалетный столик, сбрасывая стоящие на нем баночки и флаконы. К черту. Резким движением дернул узел на полотенце, нащупал выключатель светильника. Он хотел это видеть… Вот так. В золотистом свете ночника. Тяжело дыша, Богдан отступил на шаг и выругался. Она была голой. И очень красивой. Его руки тряслись — так сильно хотелось ее коснуться. Смять… Приподнять тяжелую, сочную грудь, вцепиться зубами в вершинки. Взгляд скользнул ниже. По мягкому животу, к самой развилке бедер. Она была набухшей и влажной. Идеальной для него.
Он хотел её до морока перед глазами. Он хотел забыться, потеряться в ней…
Рита заерзала. Богдан вновь подошел вплотную. Приспустил шорты и, сжав стояк в кулаке, проехался по ее сердцевине.
— Богдан… — снова выдохнула она, подаваясь навстречу его движениям. Пока его головка прижалась к болезненно напряженному клитору, Связерский опустил голову и сжал зубы на коже в сладком местечке между её шеей и плечом. Рита зашипела.
— Тише-тише… Вот так… — бормотал Богдан, медленно скользя членом вверх и отступая.
— Богдан…
— Тебе хорошо?
— Да! — выкрикнула Рита.
— А мне страшно… Знаешь, чего я боюсь? Знаешь? — продолжал он, опуская руку ей между ног и потирая истекающие соком набухшие складочки.
— Нет! — всхлипнула Рита.
— Что завтра ты пожалеешь… Пока ты хочешь меня — я могу быть рядом. Но удовлетворив желание… Ты ведь меня прогонишь?
— Нет! Нет, нет…
— Прогонишь… И никогда-никогда меня не простишь.
Рита стонала и извивалась в его руках. Может быть, он был прав. В тот момент она не стала бы с уверенностью утверждать хоть что-то.
— Богдан…
— Ты не меня хочешь. Ты хочешь кончить.
— Я хочу тебя!
— Повтори!
— Я хочу тебя! Хочу!
— Вот, чего ты хочешь… — прорычал он, наконец, с силой толкаясь внутрь, раздвигая влажные стеночки, заставляя их с силой сжиматься, как будто в отчаянной попытке удержать. — Вот чего…
Рита находилась в такой прострации, что даже не заметила, что Связерский плачет. Трахает ее с силой, а слезы катятся из его глаз. Острое, грязное, животное желание будто смыло волной. Рита разжала вцепившиеся в столик пальцы и всем телом подалась вперед. Обняла его. Прижала к себе. И он снова плакал. А она укачивала его в руках и шептала:
— Все будет хорошо, все будет…
— Скажи, что ты дашь нам шанс. Даже если ты мне соврешь — скажи… Я не смогу справиться с этим всем без тебя. Я не такой сильный…
— Я дам нам шанс… — прошептала Рита, слизывая слезы. Свои… или его — неважно.
Богдан с хрипом втянул кислород и снова в нее толкнулся.
— Я буду таким хорошим, как ты захочешь. Ты будешь мною гордиться! Только не бросай меня… Я не могу больше один. Не хочу…
Она ничего перед собою не видела. Слезы размывали картинку. Сейчас Богдан напоминал ей испуганного ребенка, а не взрослого состоявшегося мужчину. Сколько раз, будучи малышом, он это говорил своим непутевым родителям? Сколько раз…
Дерьмо!
Наверняка, завтра он пожалеет о сказанном. Устыдится такого срыва. И она, может быть, тоже сто раз обо всем пожалеет. Но сейчас…
Рита сжала его плоть мягким захватом. Раз, и еще разок… Пока он не забыл о разговорах и не стал врываться в нее, окрашивая ночь сиплыми, рваными звуками, как дикарь кусая кожу, оставляя на ней следы, не оставляя ни капли пространства, ни одной единственной мысли, заполняя собой так тесно — всю, безвозвратно.
Их оргазм получился вымученным, даже болезненным. Это не удовольствие — скорее необходимость на грани смерти. И все… их как будто выключило. Предохранители перегорели. Они только и успели упасть на кровать и моментально забылись вязким, глубоким сном.
Разбудил Риту будильник. Она поморщилась, потянулась к телефону рукой, а наткнулась… Отдернула руку, широко распахнула глаза, глядя на порядком помятого Связерского.
Молчали долго. Не было слов. Все произошедшее накануне было слишком. Надрывно, неизбежно… предопределенно. Вот только, что дальше?
— Завтрак?
Богдан покачал головой:
— Мне бы к себе попасть, переодеться, а потом… Морг, я не знаю… Поминки.
Маргарита кивнула.
— Рит…
— Не надо, — прошептала она, — потом поговорим. Сейчас не до этого.
Связерский сглотнул. Выглядел он после вчерашнего не лучшим образом, да только ничего это не меняло. Сердце, один черт, колотилось, как сумасшедшее, а все внутри замирало.
— Ладно, — наконец сказал он, — но… у нас точно все хорошо?
Рита с трудом выдавила улыбку и кивнула.
— Собирайся, я тебя отвезу, куда скажешь…
Глава 22
Маргарита сидела за своим рабочим столом, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дедндроплане одного из своих последних проектов. Но мысли разбегались, и сосредоточиться на работе не выходило. Все так запуталось…
Тренькнул скайп, сообщая о приходе нового посетителя. Рита растерла переносицу и дала секретарю мужественную команду впустить.
— Пит? — удивилась она, завидев на пороге мужчину. Уж кого она не ожидала увидеть — так это Ставински. Не представляла, как будет смотреть ему в глаза после ночи, проведенной с Богданом. Было очень неловко, несмотря даже на то, что между ними ничего толком и не было. Но все же она давала авансы. И по большому счету, переспав с другим мужчиной — поступила по-свински.