— Богдан… — повторила Рита, сглатывая слезы.

— Не стоит тебя! — не слушая ее, гнул свою линию Богдан. — Я не стою…

Рита молчала. Совершенно сбитая с толку, она не знала, что говорить. Её безумно тянуло к Богдану. Безумно… Но и просто отбросить его слова она не могла. В них было слишком много правды. Это в юности она могла без оглядки сжигать себя, лишь бы только согреть своего Кая. Теперь же Рита понимала, что так нельзя. Любовь — это не крематорий. Это нечто совсем другое.

В идеале Богдан должен сам в себе разобраться. Найти силы растопить лед, сковавший его горячее сердце, и набраться мужества двигаться дальше. Не убегать слепо от своего прошлого, а просто смириться с ним. Иначе — оно не отпустит. И тот маленький недолюбленный мальчик никуда не уйдет. Не отдаст свою территорию взрослому, так нуждающемуся в счастье мужчине.

Богдан сжал ее руку и отвернулся к окну, в котором из-за дождя ничего не было видно. Дороги подтопило. Пит ехал не спеша. Когда они добрались до Ритиного дома, дождь почти прекратился.

— Спасибо, Пит. Зайдешь, или… — для приличия поинтересовалась Рита.

Тот улыбнулся, демонстрируя шикарную работу дантистов:

— Нет, красотка. Я потом позвоню.

— Черта с два… — огрызнулся Богдан, но запнулся, испытывающе глядя на Риту.

— Черта с два, — подтвердила та. — Мой парень нервничает, когда мне звонят всякие другие плохие парни.

Улыбка Ставински достигла ушей.

— Ну, ладно. Тогда пока-пока, красотка. Надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе! А если так — ты знаешь, как меня найти.

Пит сел в машину и уехал, мигнув фарами. Рита опустила взгляд, с напускным интересом наблюдая, как в лужах отражаются фонари, которые по случаю непогоды включили намного раньше обычного.

— Рита… — прохрипел Связерский, скользнув пальцами по ее лицу.

— Это ничего не означает, Связерский. Только то, что у тебя есть маленький шанс. И я не говорю, что будет легко. Потому что легко не будет. Ты прав! Я обижена и достойна самого лучшего. Но я понимаю также, что дерьмо случается! Да… Но если мы не сможем через него переступить — ты… не сможешь, я не буду тебя каждый раз вытаскивать. Нашему сыну нужен достойный пример. Постарайся ничего не испортить.

— Я столько уже наворотил… — прохрипел Богдан, вглядываясь в лицо Риты, впитывая в себя ее облик.

— Я в тебя верю. Трусы не играют в хоккей, — грустно улыбнулась Рита и пошла к дому.

Богдан шагнул вслед за ней. Молча они поднялись на лифте и закрыли за собой дверь. Рита стащила грязные босоножки и небрежно отбросила в сторону. Под жадным взглядом Связерского сняла через голову платье, оставшись в крохотных трусиках и прозрачном лифчике. Он знал, что ее недостоин. Как знал и то, что сделает все на свете, чтобы стать тем, кто ей нужен. Но сейчас… именно в этот момент, он в последний раз позволит себе маленькую слабость. Он убежит. Он потеряется… В последний раз потеряется в ней.

— Вчера я немного сорвался, — прошептал он, подходя вплотную, ощущая, как от ее присутствия и тонкого аромата тело обдает горячей волной, — и все испортил…

— Нет, это не так…

— Так. Но ведь пришло время собирать камни, не так ли? Я готов.

— Богдан… — прошептала Рита, вдыхая воздух неглубокими жадными вздохами.

— Вчера ты была с Богданом-мальчиком. Сегодня с тобой будет мужчина… Скажи, что ты этого хочешь…

Большие пальцы Связерского нащупали сжавшиеся горошины сосков и немного их придавили.

— Я этого хочу… — выдохнула Рита, выгибаясь так, что ее округлая попка впечаталась в его стояк. Отдавая контроль в его руки.


Глава 23


Рита сидела на корточках, и с остервенением выдергивала из грядок полезшую после дождя траву. Пырей, повитель и даже листы одуванчиков. Природе нужно было совсем чуть-чуть, чтобы возродиться заново. Жаль, что не ей.

Нет, ну какая дура! Поверила. Действительно поверила, что Связерский готов к переменам. Что он все осознал и, наконец, решил двигаться дальше. Вырасти. Вот как они это называли. Кодовое слово прям!

На лицо легла тень. Рита вытерла плечом струящийся по вискам пот и, что есть силы, дернула ни в чем неповинный кустик. Она думала, что после той ночи, ночи, когда она действительно познала мужчину — все изменится. Нет, Марго не думала, что Богдан тут же сделает ей предложение! Но и не ожидала, что он тупо исчезнет. Неделю… уже целую неделю он о себе не давал знать. Ей… слава богу, хоть с сыном созванивался. Очень взрослый поступок! Очень… Пять баллов, Связерский! Трахнуть женщину — и пропасть. Это так, мать его, по-мужски! И так знакомо. Память тут же услужливо подбросила картинки из давнего прошлого. Не смазанные временем картинки… Она еще, наверное, сутки его ждала в той квартире. Думала, что-то случилось! Но ведь не мог он с концами уйти, когда она только-только призналась, что у них будет ребенок?! А он ушел. И тогда. И сейчас. Ничего… ничего не поменялось!

Тень наползала. От влажной земли парило. Ей не хватало кислорода и не хватало Связерского! Опять… на те же грабли. Видимо, это ее личная забава — танцы на этих самых граблях. Кстати, о них. Траву бы сгрести. Или подождать когда высохнет, а уж потом собрать? Рита, наконец, вскинула взгляд, в поисках нужного орудия, и наткнулась на взгляд Богдана. Так вот, оказывается, откуда тень.

Сердце подпрыгнуло и заколотилось. Риту так взволновало появление Связерского, что она далеко не сразу заметила, что тот не один. Из-за его ноги выглядывала маленькая девочка. Сползший вниз взгляд Марго метнулся обратно к Богдану.

— Привет, — сказал он, глядя на Риту крайне серьезно. — Это моя подружка — Маша.

Рита сглотнула. Она еще не понимала, что происходит, но такая подружка Связерского нравилась ей гораздо больше, чем все его другие подружки. С четвертым размером груди, тощими задницами и какой-нибудь впечатляющей карьерой в Голливуде или в Виктория Сикрет.

— Привет, Маша… У тебя красивое платье и бант.

Девочка довольно улыбнулась и снова спряталась за мужчиной.

— Я все объясню. Ладно? — немного нервно, как ей показалось, сказал Богдан, поглаживая девочку по белобрысым волосикам, собранным на макушке в пальму. Бант покосился и съехал по жидкому хвостику. Рита закусила губу. На ее глазах происходило что-то странное. И страшное. Потому что если это то, о чем она подумала — Связерский просто не может стратить. Она его не простит. Окончательно уважать перестанет. Да он и сам себя вряд ли сможет после этого уважать.

Что же делать-то, господи?

Затолкав поглубже все свои страхи, Рита медленно стащила резиновые перчатки, в которых она работала в огороде, и указала пальцем на страшно потрепанного зайца в руках малышки:

— Твой друг?

Та кивнула.

— Как его зовут?

— Толик.

Рита проглотила смешок и торжественно кивнула:

— Будем знакомы, Толик и Маша.

Девочка робко улыбнулась.

— Бо сказал, что купит мне новую красивую игрушку. Но я не хочу.

— Почему же?

— Я люблю Толика. Он красивый.

Заявление довольно сомнительное. Толику давно уже было пора на помойку. И у Риты руки дрожали от понимания того, почему для маленькой девочки не было никого краше даже теперь, когда Богдан мог купить ей абсолютно любую понравившуюся игрушку. Дело было в любви. Любви абсолютной, на которую способны лишь дети. Им все равно, красив ты или уродлив, беден или богат. Им нет дела до твоего морального облика и пороков. Они просто любят. Даже у самых непутевых, самых пропащих родителей есть те, кто готов простить им любые несовершенства. Как и у потасканного зайца Толика.

— Может быть, ему стоит умыться… — осторожно заметила Рита, — и надеть новый костюм.

— У Толика нет костюма, — огорчилась Маша, практически полностью выбираясь из-за ноги Связерского.

— Ну, это не проблема. Костюмчик можно пошить. Были у меня где-то лоскуты. Но только сначала нам нужно собрать опавшие яблоки и приготовить обед. Ты как, поможешь?

Маша опустила глазки и кивнула. Связерский с шумом выдохнул. Ну, и чего он переживал, интересно?