— Ма-а-ам! Па-а-ап! — проорал Марик, врываясь в ворота. Маша тут же шмыгнула за ногу Богдана, вцепившись в его руку так, что крохотные пальчики побелели. И Богдан отчего-то побелел тоже. Ну, не от боли же! Тогда, почему? Он присел перед девочкой:
— Это Марик. Мой сын, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Не бойся…
— Привет! Это кто тут у нас такая… с бантами?
Малышка выпустила руку Связерского. С силой сжала кулачки, но все же сделала крохотный шажок вперед и пискнула:
— Я — Маша. Бо — мой друг навсегда.
Рита задохнулась. Влажный воздух камнем осел в легких. Сдавил сердце.
Куда ты влез?! Ну, куда ты влез, Связерский? — хотелось крикнуть ей, но она молчала. А в душе поднималась злость, недоверие и… как ни странно, в ней возрождалась надежда.
— Марк, вам с Машей задание — собрать яблоки. А мы с отцом… мы с отцом…
— Да идите уже! — выручил Риту ее все понимающий сын.
Рита кивнула головой в сторону дома, давая команду Богдану следовать за ней. Разулась, молча прошла в просторную кухню.
— Рассказывай! — приказала она, резко оборачиваясь. — Где тебя носило все это время и что это за Маша?
Нерв на щеке Связерского дрогнул. Он волновался, и это очень сильно бросалось в глаза.
— Девочка с кладбища, помнишь?
— Помню. Я ее сразу узнала.
— Это Ленкина дочь, оказывается. Я не мог ее там оставить. С ними… Понимаешь?
— Да! То есть не совсем…
— Я просто подумал, что это мой шанс впервые все сделать правильно. Так, чтобы мне не было стыдно. За себя… и вообще. Я хочу ее удочерить… — выпалил Связерский.
— Что? — удивленно моргнула Рита.
— Я хочу ее удочерить. Подарить ей нормальное детство, дом… радость. Она же все, что у меня осталось… Не считая тебя и Марика. Ей нужен тот, кто вытащит ее из болота, прежде чем оно затянет. И она мне нужна…
Рита растерла лицо. Она не знала, как реагировать на последние слова Связерского. Решение удочерить чужого ребенка можно было отнести как и к взрослым, осознанным поступкам, так и к обычной блажи.
— Ты хотя бы понимаешь, какое это непростое решение? Ей нужно будет уделять внимание, дарить любовь… И няньки здесь не помогут!
— Я знаю. И уверен, что готов. Знаю, что тебе сложно в это поверить. Но… клянусь, я готов. Я… хочу этого. Хочу детей, семью, ответственность…
Богдан все сильнее волновался. Метался по комнате от стены до стены, то и дело бросая на Риту короткие взгляды.
— Это не прихоть. Это понимание того, что я реально хочу. И вера, что смогу все сделать правильно. Не испортить. Я чувствую, что готов. Теперь готов! Ты мне веришь?
— Я не знаю… — прошептала Рита.
— Все это время, что мы не виделись, я бесконечно прокручивал в голове все, что было, анализировал и… отпускал. Слонялся по улицам, где прошло мое детство, съездил на ледовую арену. Нашел своего старого тренера… А потом, знаешь, я все-таки пошел к ним…
— К родителям?
— Да. — Богдан провел руками по лицу, стиснул зубы. Было видно, что происходящее дается ему с большим трудом. — И знаешь, что я сказал? Сказал, что прощаю их. Они испортили мое детство, а во всем остальном — виноват только я сам.
— Детские травмы накладывают отпечаток и на всю дальнейшую жизнь…
— Может быть! Но я больше не позволю этому дерьму руководить своими поступками.
Рита еще никогда не видела его настолько решительным, но в то же время что-то было в его глазах… Не неуверенность. Нет. Возможно, что это был страх?
— Я боюсь… — подтверждая ее слова, шепнул Связерский.
— Того, что не справишься?
— Нет… Того, что уже слишком поздно.
— Нет… нет! Не думаю, — шепнула Рита.
— Правда? Ты… выйдешь за меня?
— Что?
Черт! В какой момент они так резко сменили тему? Марго совершенно не была готова к такому повороту. Слишком много эмоций. Слишком! А теперь еще и это…
— Нет, Богдан… нет. Погоди! Куда нам спешить? Нет, так неправильно…
Связерский обхватил Риту ладонями, прижал к самому сердцу и зашептал в макушку, обдавая горячим дыханием:
— Через пару недель я уеду. Даже при огромном желании я не смогу мотаться туда-сюда.
— Я понимаю…
Она действительно понимала. Игры в НХЛ идут одна за другой. Нет никаких перерывов. Да он вообще может отсутствовать дома неделями, даже находясь на одном континенте. Что уж говорить о разных?
— Пожалуйста, соглашайся!
— Но я не могу! Богдан… Здесь у меня бизнес, неоконченные проекты…
— Там тоже можно заняться бизнесом. Клянусь, у тебя отбоя не будет от клиентов. Весь НХЛ выстроится в очередь за твоим индивидуальным проектом…
Рита рассмеялась. Но это было что-то на грани истерики.
— Нет, Богдан.
— Ты говоришь мне «нет»?
Он отстранился, продолжая удерживать Риту чуть повыше локтей. В его взгляде больше не было смеха. Он пылал. Он как будто жрал ее изнутри. Его требовательности вряд ли можно было противиться.
— Не совсем «нет». «Нет» — спешному переезду. Я не хочу торопиться. Возможно, нам даже полезно проверить чувства.
— Чувства? — отчего-то разулыбался Богдан.
Рита смущенно пожала плечами. Клясться ему в вечной любви она не торопилась. И, если честно, не слишком верила в то, что из её затеи выйдет что-то толковое. Предлагать плейбою отношения на расстоянии — идея не самая удачная. Рита это понимала. С другой стороны, она не понимала, как еще убедиться, что он и впрямь готов.
— Значит, ни да, ни нет?
Снова пожала плечами. А он совсем распоясался. Издал боевой клич, с которым обычно шел в атаку и подбросил ее к потолку. Раз, и еще, под ее отчаянные визги.
— Ты еще влюбишься в меня, Измайлова. Запомни это.
— Отпусти! Мне щекотно… — смеялась до слез Рита, пряча за смехом чувства, которые и без того рвали душу. Можно подумать, она когда-то его не любила…
Их возню прервало появление в дверях Маши. Девочка смотрела на них едва ли не с ужасом. В ее огромных, будто кукольных глазах застыли слезы. Губки-бантики дрожали.
— Эй… Ты чего? Что-то случилось?
— Она услышала твои визги и рванула сюда, что есть силы, — пояснил явившийся следом Марик. — Так летела, что ведро с яблоками перевернула.
— Наверное, Маша хотела, чтобы Богдан и ее пощекотал. Или даже подбросил к самой люстре, — через силу улыбнулась Рита, кажется, понимая, что происходит.
— Пощекотал? Бо пощекотал тебя?
— Ага. Вот, посмотри… До сих пор мурашки, — кивнула Рита, вытягивая вперед руку.
— И ни капельки тебя не обижал?
Сердце мучительно сжалось. Рита посмотрела на такого же пришибленного происходящим Богдана и, вернувшись взглядом к девочке, покачала головой из стороны в сторону:
— Нет. Если не считать того, что я едва не задела носом потолок, когда он меня подбросил.
Маша переступила с ноги на ногу, а потом несмело, неумело даже, как-то хихикнула.
Рита зажмурилась, молясь о том, чтобы у Связерского все получилось. Это его выбор. И в этот раз она не планировала помогать ему расхлебывать последствия такового. Пусть попробует, как это.
Убедившись, что все в порядке, дети вернулись в сад. Марго подошла вплотную к Богдану, закинула руку ему на шею и наклонила так, чтобы достать губами до его уха.
— Если ты ее разочаруешь — будешь иметь дело со мной. Понятно?
Богдан чуть отстранился. Посмотрел на нее так… уважительно. Хотя, наверное, угрозы, сорвавшиеся с губ такой малышки, как Рита, скорее могли его развеселить.
— Ага. Только я не разочарую. Понятно? — вскинул бровь Связерский, повторяя ее слова.
— Посмотрим, — сварливо заметила Марго и сосредоточилась-таки на приготовлении обеда.
Глава 24
Не то, чтобы Рита пожалела о собственных же словах, но… Чем меньше времени оставалось до отъезда Связерского, тем хуже ей становилось. Сердце сжималось в тисках тоски. Она уже по нему скучала… Мысли о Богдане преследовали ее повсюду: на совещаниях, во время встреч с клиентами, во время работы. Марго прокручивала в голове каждое его слово, каждый взгляд или действие. Как под лупой разглядывала, в страхе… или надежде найти в них какой-то скрытый смысл — и не находила. Он не просто выглядел как раскаявшийся грешник — он им был на самом деле. Вроде бы… Она все еще боялась в это поверить.