— Я не буду плакать. Потому что это ничего не даст.
— Тогда просто вали отсюда!
— Марк…
— Убирайся… Просто убирайся из моей жизни!
Связерский отступил. Он понимал, что если Марк сейчас сломается… у него на глазах сломается — тот никогда ему этого не простит. Богдану нужно было помочь сыну сохранить лицо. Без всяких преувеличений это было жизненно необходимо.
— Я сейчас уйду. Но, пожалуйста, когда ты захочешь поговорить — просто набери мой номер. И помни, всегда помни, что я люблю тебя. И что ты можешь на меня рассчитывать, что бы ни случилось.
Дверь за Богданом закрылась с оглушительным грохотом. Он подошел к лифту, но так и не вызвав тот, прислонился разгоряченным лбом к сомкнутым дверям. Достал телефон. Набрал номер.
— Рита? Малыш, кажется, я опять все испортил. Ты можешь приехать?
Связерский ненавидел себя за то, что был вынужден это сделать. Заставить ее в очередной раз разгребать собственное дерьмо. Но ничего другого не мог придумать.
Ей хватило каких-то минут, чтобы добраться от офиса до дома. Бежала она, что ли?
— Где Марк? Что случилось?
— Я прокололся. Он понял, что те подарки дарил не я.
Рита потрясенно открыла рот. Зажмурилась. Спрятала лицо в ладони и выругалась от души. Когда она отняла руки — ее пальцы дрожали.
— Извини меня… Пожалуйста, извини…
— Да за что, господи? Я сама во всем виновата… Не нужно было его обманывать.
— О, нет! Не вини себя…
— Он, наверное, теперь возненавидит меня… О, господи… Он меня возненавидит.
— Марк думает, что подарки ему покупал мой агент. Он не дал мне объяснить…
— Постой… Ты хочешь сказать, что он считает, будто ты перепоручил это Дагу?!
— Да, говорю же — Марк и слова не дал мне вставить. А я не стал настаивать, чтобы не накалять.
Рита с шумом выдохнула воздух и откинулась спиной на выкрашенную голубой краской стену.
— Значит, он не знает, что это я… Слава богу.
— Постой… Ты хочешь, чтобы он и дальше обманывался?
— Естественно!
— Но я подумал, что…
— Что ты скажешь ему правду, и он отпустит тебе все грехи?! Вот уж нет, Связерский! Только не за наш счет. Сам подумай, чем это все может обернуться! Будет лучше, если он возненавидит нас обоих?
— Нет, конечно! Я…
— Ты подтвердишь мою версию. Понял?! Иначе я тебе кишки выпущу, я… — Рита все больше волновалась. Путалась в словах и захлёбывалась паникой.
— Ты что, маленькая? Ну же… Я сделаю, как ты скажешь…
— Не смей меня подставлять! Я столько вложила в наши отношения с Марком… Всем пожертвовала, лишь бы он был счастливым! Я для него все, что хочешь… Через себя переступлю, — голос Риты сорвался, она всхлипнула. Богдан прижал к груди ее голову и зашептал куда-то в макушку:
— Я знаю, зная, моя хорошая… Успокаивайся, милая… Я сделаю так, как ты скажешь. Ну же… Все будет хорошо, хорошо…
— Мне нужно к нему…
— Да, наверное. Только немного приди в себя.
— Ты прав… Прав. Мне нужно немного времени…
Рита отстранилась. Сделала пару глубоких вдохов. Богдан наблюдал за ней с жадностью. Понимая, что потом еще очень долго ему придется довольствоваться лишь своими воспоминаниями. Господи… Как он ее любил! Их любил. Риту и сына.
— Скажи, после всего, что он узнал… Есть хоть какой-то шанс, что Марик меня простит? Захочет, чтобы мы стали семьей?
— Я не знаю, Богдан… — честно призналась Рита, — мы ведь даже не виделись, после того, что случилось. Я, наверное, все же пойду…
— Вы приедете проводить нас в аэропорт? — спросил — и сердце замерло.
— Я постараюсь его убедить, — не глядя ему в глаза, Марго кивнула и сделала шаг по направлению к двери.
— Рита?
— Да?
— Я люблю тебя, детка. Если бы я мог отказаться от контракта, чтобы только быть с вами, я бы сделал это, не задумываясь. Знаешь, я сегодня сказал Марку и говорю тебе — я рядом. Всегда рядом. Вы — самое ценное, что есть в моей жизни. Я буду ждать столько, сколько понадобится, если ты только меня простишь…
— Я простила…
— Но отпустить до конца не смогла, — печально улыбнулся Связерский.
Рита отвернулась. Она не знала, что тут можно сказать. Положа руку на сердце, в словах Богдана присутствовала значительная доля правды. Слишком много боли было в ее жизни. Боли, которая закалила, сковала сердце ледяной броней. В той жизни она бы иначе не справилась, но в жизни новой лед внутри был серьезной помехой. Почему? Потому что не было иного способа стать счастливой, кроме как просто позволить сердцу гореть. Рита столько лет провела, скованная льдом обиды, что сейчас, когда она, наконец, получила шанс этот самый лед расплавить, страх неизвестности подобно мятежнику-ветру не давал разгореться крохотному, едва тлеющему огоньку.
Наверное, стоило обозначить приоритеты. На одной чаше весов — мужчина, которого она всегда любила. На другой — разбитое вдребезги, старательно собранное по кусочкам и скованное льдом, чтобы не развалилось, сердце. Много ли ему надо, чтобы опять распасться на тысячи хрустальных осколков? Легкий сквозняк недосказанности… Намек на новое разочарование, а не оно само даже. Или тот самый тлеющий по чуть-чуть огонек.
Ей нужны были гарантии. Проблема в том, что в любви их никто не давал.
«Но отпустить до конца не смогла», — эхом звенело в ушах. А Богдан смотрел на нее и смотрел. Словно ждал чего-то.
— Я не могу вот так… Как раньше, в тебя… без оглядки, — едва не плача, прошептала Рита, сама себя проклиная за то, что действительно не может!
— Я понимаю. И не тороплю. Я докажу, что тебя достоин. А сейчас иди к сыну. Ты ему очень нужна.
Марго кивнула, крутанулась на пятках, сунула руку в карман, нашаривая ключи.
— Рита?
— Да?
— Просто помни, что я тебя люблю. Ни на секунду не забывай об этом. И еще…
— Да?
— Я не дарил Марку подарков, но сейчас хочу ему кое-что подарить. Это дорогая вещица, и я, наверное, должен с тобой посоветоваться… Ну, чтобы это не выглядело так, будто я действую у тебя за спиной или пытаюсь купить его…
Рита напряглась. Оглянулась. Нерешительно повертела в руках ключи.
— И что же это за подарок?
— Я хотел бы подарить Марку свои камеры. Объективы, штатив… Весь комплект. Я не знаю, захочет ли он сейчас принять их… После всего. Но на всякий случай, а вдруг… ты не будешь против?
Рита опустила плечи и покачала головой.
— Тогда я заеду к вам перед отлетом.
Он больше не мог это все выносить. Ему нужен был воздух. Слишком много всего. Эмоций, сомнений, страхов. Намного проще было улетать, зная, что тебя снова ждут и любят. И совсем другое дело — вот так. С тяжелым сердцем. С преследующим каждый твой шаг страхом непрощения.
И тогда Богдан, как в детстве, загадал. Если Марк примет его подарок — все наладится. А если откажется принять… Нет, об этом лучше не думать.
Глава 26
«Признавайся, что ты сделала с нашим капитаном?»
Рита улыбнулась. Закусила губу и ткнула пальцем в иконку мессенджера. Пит! Богдан мог психовать, сколько угодно, но она не собиралась отказываться от общения со Ставински только из-за его ревности. Этот парень каждый раз поднимал ей настроение, а заодно и держал в курсе поведения её плейбоя. Не то, чтобы Рита действительно верила, что тот в случае чего сдаст своего друга, но все равно — это было забавно.
«Понятия не имею, о чем ты!»
На самом деле Марго догадывалась о том, что Ставински имел в виду. Несколько часов назад она в прямом эфире смотрела игру Вашингтона. Игру, в которой Бо был очень хорош. Больше, чем просто хорош. Он был идеален. Именно для этого он родился и жил. Для того чтобы рассекать своими Бауэрами лед.
«Бо дерьмово начал сезон, но сегодня я понял, что его еще рано списывать».
«О да! Не торопись».
Списывать Связерского? Ни в коем случае. Это его жизнь! Его стихия. Она с жадностью следила взглядом за его стремительно перемещающейся по льду фигурой, вслушивалась в знакомое шуршание, с которым лезвия коньков с силой вспарывали лед, ловила его короткие улыбки, надеясь прочитать по губам, что он говорил соперникам, находясь на линии вброса и мастерски отыгрывая у тех шайбу. Наверное, ничего хорошего не говорил. Бросал какие-нибудь остроты из тех, которыми обычно обмениваются соперники.