— А с кем ты оставил Машу? С няней?

— Нет. Даг приютил ее у себя. Они здорово подружились с его дочкой. Не переживай.

— Я пойду собираться… — подал голос Марк и пошел к себе, потеряв интерес к разговору. Богдан с шумом выдохнул, когда за сыном закрылась дверь.

— Трусишь? — улыбнулась Рита.

— Как заяц, — признался Связерский, — думаешь, он хоть немного меня простил?

— Ну, честно признаться, я приготовилась к худшему. А он все же общается с тобой, хотя и злится. — Рита выдохнула, привалилась к стенке, закрыла лицо руками и пробурчала невнятно, — поверить не могу, что ты здесь!

Она и не могла. Все происходило, словно в сказке. Как если бы вдруг все ее прежние мечты ожили. Они сидели со Связерским, держась за руки, и ждали, когда их сын выйдет на лед. Кроме них на арене было довольно много народу, поэтому Богдан был вынужден соблюдать меры предосторожности. Он натянул на глаза бейсболку, а сверху надел капюшон болотного цвета толстовки. Его образ дополняли простые джинсы и высокие модные кроссовки. Рита тоже не стала наряжаться. Но даже в обычной водолазке и черных штанах в облипку рядом со Связерским она чувствовала себя красавицей.

На арене орала музыка, они ели купленные в буфете хот-доги и ждали, когда начнется игра. Когда команды вышли на лед, Богдан громко засвистел и затопал ногами.

— Хреновая тактика, если ты не хочешь привлекать к себе внимание, — проорала Рита ему прямо на ухо, задевая его губами. Но тот лишь ухмыльнулся и со вкусом ее поцеловал. Марго потерялась в этом поцелуе, а когда с трудом оторвалась от его губ — Марк уже стоял на точке вбрасывания, аккурат за синей линией. Шайбу вбросили, и игра началась. Но в тот вечер игра волновала Риту в последнюю очередь. Все ее внимание было сосредоточено на непривычно взволнованном Связерском. Она не думала, что ему будет интересно. В конце концов, каких только матчей тот не видел, но… Рита ошиблась. Его переполняли эмоции! Несколько раз он вскакивал, открывал рот… Однако, не произнеся ни звука, тут же возвращался на место, понимая, что только тренер может давать советы команде.

Он выглядел ужасно милым. И ужасно взволнованным. Он выглядел, как ее ожившая мечта. Рита расчувствовалась. Слезы заволокли глаза. Она сморгнула и уставилась на лед. Марк как раз отнял шайбу у противника и, что есть силы, заскользил вперед. Он уже почти добрался до центральной линии, когда один из мальчишек врезался в него. Рита вскрикнула. Вскочила. Прижала руку к сердцу. Марк лежал на льду и не шевелился.


Глава 27


Он многое повидал. Таких замесов на льду, что мама дорогая. В конце концов, драки, как и возможные их последствия в виде травм, были частью его работы. Работы, в которой он был, мать его, очень хорош. Но никогда еще он не чувствовал того, что испытал, когда его сын упал на лед, как подкошенный.

Все вокруг будто замерло. Рита вскочила, нечаянно опрокинув стакан колы, и та пролилась на ступеньки ржавой пенящейся лужей. Тук… тук-тук, один удар за другим. Сердце колотилось на грани возможного. Богдан перемахнул через ступеньки и понесся ко льду. В тот момент, когда, кажется, он уже почти умер, Марик пошевелился. Ноги Связерского предательски подкосились. Он ухватился за борт и на секунду зажмурился. Когда Богдан сумел разлепить глаза, первый период уже закончился.

— Пойдешь со мной? Я хочу убедиться, что с ним все в порядке.

Богдан оглянулся. В глазах Риты стояли слезы, заколка слетела с волос, и они рассыпались по плечам шикарными упругими локонами.

— Да… Да, конечно, — прохрипел Связерский. Он все еще не отошел от произошедшего. И не знал, когда теперь отойдет.

В раздевалке Марка не оказалось. Притихшие мальчики объяснили, что он находится в тренерской. Если бы все сложилось иначе, Богдан вряд ли бы показался им на глаза, но теперь, когда пришлось — он не мог просто взять и уйти. Видя перед собой живую легенду, те, кажется, окончательно потерялись и было бы неплохо как-то поддержать мальчишек.

— Вы молодцы, парни. Отличная игра. Надерите этим ребятам задницы… — с трудом овладевая собой, криво улыбнулся Связерский. Те закивали головами и радостно заулыбались в ответ, пообещав сделать все от них зависящее. С чувством выполненного долга Богдан перехватил Ритину ладошку и поспешил к тренерской.

— Я выйду на лед! — донесся до них еще из коридора возбужденный, звенящий от боли голос Марика.

— Нет, Марк. Ты же слышал, что сказал доктор!

— Да что он знает? Я отлично себя чувствую! Вы не можете оставить меня на скамейке запасных.

— Еще как могу! Ты травмировался!

— Да поймите же! Здесь мой отец! Я не могу не выиграть! Он приехал посмотреть на мою игру. Вы хотя бы представляете, что будет если я… я…

— И что же будет? — спросил Богдан, выходя из темного коридора в хорошо освещенную комнату.

Марк, сидящий на низкой кушетке, вскинул голову и замер с открытым ртом. Его нога была перебинтована эластичным бинтом, на скуле красовался кровоподтек. Горло Богдана сжалось. Он оглянулся на Риту. Перехватил взгляд тренера сына. Стиснул челюсти, собираясь с силами:

— Пожалуйста, вы не могли бы нас оставить на минутку?

— Скоро начнется новый период. Мне нужно идти… — засуетился Марик.

— Сядь! — рявкнул Богдан.

Тренер переглянулся с Ритой и двинулся прочь из комнаты, давая возможность поговорить отцу и сыну.

— Ну, и чего ты на меня орешь? — насупился Марк.

— Не спрыгивая с темы. Что будет, если ты не выйдешь на лед? А, Марик?

— Ну, это у тебя надо спросить! — и себе взвился ребенок. — Может быть, ты опять свалишь в туман, посчитав меня неудачником. Кто тебя знает, как ты поступишь, если окажется, что твой сын не такой крутой спортсмен, как ты?!

— Да какая мне, на хрен, разница, какой ты спортсмен?! Ты мой сын. Вот, что имеет значение.

— Ну, да… — недоверчиво протянул Марик, отворачиваясь. С тех пор, как он узнал о тех чертовых подарках, он вообще никогда не смотрел на Богдана прямо.

— Послушай, я не любил бы тебя меньше, если бы ты вообще не умел стоять на коньках. Я не любил бы тебя меньше, если бы ты занимался балетом, или… — Связерский, стащил с головы бейсболку и сжал козырек, выдумывая перспективы пострашнее балета. — Или, если бы ты выступал в каком-нибудь травести-шоу в Вегасе.

Травести-шоу? Ты вообще серьезно, Связерский? Ему ведь двенадцать!

— Я…

— Нет-нет, послушай… Кажется, я понял! Ты думаешь, что я не интересовался тобой потому, что ты недостаточно для меня хорош? Угадал? Окей, — Богдан развел руками, — спешу тебя разочаровать. Все совершенно не так! А правда в том… — вот же дьявол, он что, плачет? — в том, что это я… я был недостаточно хорош! Для тебя, для твоей матери! Я в это свято верил, как и ты сейчас… Да только это все дерьмо. Дерьмо собачье…

— Пап, — сглотнул Марик, сползая с кушетки.

— Что?

— Ты не дерьмо…

— Хочется верить. — Связерский отвернулся. Стряхнул с глаз предательскую влагу, опасаясь, что еще немного, и он развалится на части прямо здесь, в присутствии сына.

Где-то вдалеке прогудела серена — новый период начался. Марк прохромал к отцу и похлопал его по плечу. Рита, стоящая в коридоре, сползла по стенке и спрятала лицо в согнутых коленях. Она могла только представить, какой Армагеддон происходил сейчас внутри у Связерских. Отца и сына. И если он хоть на сотую долю походил на тот, что скручивал ее внутренности прямо сейчас — им было очень и очень плохо. Эта стихия была безжалостной. Она рушила все на своем пути, сметала все блоки и все барьеры. Она обнажала душу, сдирала струпья с ран и выпускала боль наружу.

— Знаешь, что самое сложное, когда уже вышел за рамки собственных комплексов?

— Нет.

— Понять, кто ты.

— А что здесь понимать? — пожал плечами Марик, — Ты мой папа.

Связерский медленно обернулся. Его глаза все еще влажно поблескивали. Секунду он растерянно смотрел на сына, а потом в уголках его сурово сжатых губ стала зарождаться улыбка. Она наползала и ширилась, обнажая крепкие белоснежные зубы и что-то большее. Возможно, какую-то потаенную часть его заблудшей души. Он отвел взгляд. Вернул на голову бейсболку и медленно-медленно кивнул: