— Для начала я откручу голову ему, а потом доберусь до тебя.
— Я быстро бегаю, — хихикаю я.
— Что ж, я быстрее, — довольно томительно, он переходит на голос с хрипотой, который поднимает по телу мурашки.
Повернув к нему лицо, я смотрю, а точней утопающий в серо-голубых глазах. Между нашими губами буквально дюйм, а то и меньше. И я чувствую и слышу дыхание Тома. Улыбка расползается на губах, когда я желаю бросить ему заранее проигранный вызов:
— Проверим?
— Серьёзно? — выгнув бровь, Том смотрит на меня с недоверием, и я тут же вырываюсь из его объятий, начиная бежать вперёд без оглядки.
Я знаю, он где-то вблизи, но ещё я знаю, что бежать от него равноценно заочному проигрышу. Том быстр, ловок и проворен, он чертов бэттер, который обладает всеми физическими данными скорости передвижения, потому что в бейсболе ценится именно это. Но я не буду собой, если хотя бы не попробую. Хохоча, я бегу вдоль берега, обувь утопает в зыбком песке, пропитанном водой, но если я перейду на сухой, то пророю его носом и заодно поем. На побережье пусто, та пара ушла в параллельную сторону и среди шума прибоя слышен только мой довольный смех, потому что бегу я уже минуту. Завернув голову, я не вижу Тома, но когда поворачиваю её в другую сторону, резко торможу, потому что Том бежит со мной на расстоянии вытянутой руки и посмеивается.
— Ты далеко? — смеётся он, когда я, хихикая, бегу в обратном направлении.
— Никто не говорил, что бежать нужно вперёд! — кричу я, и тут же руки Тома резко хватают меня, из-за чего мы оба валимся никуда иначе, как на влажный песок, а к нему добавляется волна, с помощью которой одежда моментально становится мокрой.
Левая сторона на мне полностью вымокшая, как и спина Тома. Не замечая этого, я согреваюсь в его руках и оставляю быстрый поцелуй на скуле парня. Меня не беспокоит то, что на дворе ноябрь, порывы ветра которого те, что заставляют зубы стучать друг о друга. Том быстро подскакивает на ноги, поднимая за собой меня, дальше он уже бежит в другую сторону от парковки, чем удивляет меня, но я послушно бегу за ним, крепко держа ладонь.
Через минуту мы подбегаем к дому на побережье, Том спешно достаёт ключи и распахивает передо мной дверь.
— Чей это дом?
— На сегодняшний день — наш.
— Скажи мне, что ты не украл ключи, — хмыкаю я, рассматривая просторную парадную, где в самом центре раскинулась широкая лестница, которая открывает длинный коридор в обе стороны, за стеклянными перилами которого видны белые двери в комнаты. По правую сторону расположился огромный белый кожаный диван в форме «П», стоящий к нам спинкой, перед ним стеклянный квадратный столик, а на стене огромный телевизор, по обеим сторонам которого колонки от кинотеатра с всякими прелестями в виде приставки и большие окна, дарующие комнате много света. За ступеньками белоснежной лестницы такие же окна, а в дальнем углу раскинуло свои листья огромное дерево. По стене с левой стороны тянется прямоугольная арка, бока которой напоминают обломанные кирпичи. Заглянуть внутрь — у меня не получается, потому что стою я слишком далеко. Белый мрамор со вставками серых размытых линий блестит, отражая наши силуэты, а стены в темном лиловом цвете огибают всю комнату. В доме так чисто и пусто, кажется, что тут вовсе никто не живёт.
— Не украл, — улыбнулся Том, скинув обувь и пройдясь по комнате, он положил ключи на стеклянный столик, и вновь обратил взгляд ко мне, потому что я не решалась сдвинуться с места, — это дом моего брата и его родителей.
— А они где?
— Живут в Бостоне.
— Зачем тогда им этот дом?
— Он стоит огромных денег, и мамы его любят, особенно летом. И если они приезжают, то останавливаются тут.
— Они сумасшедшие, если уехали из этого дома. Он же идеальный.
— Отцу Джареда предложили хорошую должность, из-за которой им пришлось переехать.
— Давно?
— Мы были маленькие, может, в лет семь. Мы ровесники.
— Это тот, что приезжал в школу?
— Да. И ты уже говорила, что он ничего, — улыбается Том.
— А ещё говорила, что не в моём вкусе.
— Верно.
Между нами повисает неловкая пауза, из-за которой я перекатываюсь с ноги на ногу, и окидываю дом ещё одним взглядом. Скинув обувь, я заглядываю в проём, где, как и ожидалось — кухня. Белая, просторная, светлая, но такая же пустая, как и гостиная. В центре стоит большой стол. Мне вдруг становится так грустно, что тут больше не ужинает семья, ведь дом действительно очаровывает ещё с порога. Я бы с удовольствием осталась тут, каждое утро мой завтрак мог воодушевлять и вдохновлять лишь одними видами из окна. За спиной я слышу смешок, на который обращаю внимание. Голова Тома склонилась вниз, а на губах бегает улыбка, когда он смотрит на экран телефона, быстро перебирая по нему пальцами. Будто почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза.
— Что?
— Ничего, — киваю я, сужая глаза, когда Том вновь начинает тыкать по экрану.
— Не смотри так на меня, — не глядя, смеётся он, продолжая набирать сообщение, — это всего лишь Джаред.
— Или Джорджина.
Вскинув голову, он выгибает бровь, пока на его губах тень улыбки, наровящаяся показать себя.
— Ревнуешь?
— Вполне может быть, — соглашаюсь я.
— Хорошо. Но это ничего не меняет. Джаред просит не развлекаться на его кровати.
— А тут есть игрушки или бумага?
— Зачем? — хмурится Том.
— У меня всего лишь идея, — улыбаюсь я.
— Найдём, если идея стоящая.
— Стоящая.
Том посылает мне улыбку и пробегает мимо, начиная рыскать по ящикам. Через минуту он машет стопкой разноцветных квадратиков в виде тех, что являются напоминателями с липкой стороной. Дома у меня такие же, для того, чтобы делать заметки и вставлять их в ежедневник. Смотря на листочки, я не знаю, как сказать Тому о том, что я хочу сделать. Не знаю, за кого он меня примет, но если Джаред действительно такой, какой является в моём представлении, а именно смешной придурок — он обязательно оценит.
— Мне нужна ручка.
Следом за листочками, на стол ложится синяя ручка, которую я тут же подхватываю. Закусив нижнюю губу, я смотрю на Тома, который в ожидании смотрит на меня. Следующие слова вырываются довольно скоропостижно, и могут похоронить меня в его глазах.
— Твоя задача нарисовать любимую позу, ну, либо просто любую позу.
— Что? — вскинув брови, в его глазах отражается удивление.
— Эм… Камасутра и всё такое, — вздыхаю я, вскинув руки, — я не извращенка, просто такая идея.
— Что за идея?
— Мы просто нарисуем, сфотографируем на его кровати и отправим ему.
— Я даже не хочу знать, откуда такие идеи появляются в твоей голове, и тебе лучше переодеться.
— Тебе тоже, — киваю я, и Том тут же скидывает водолазку.
Проглотить слюну уже не получается, потому что она вместе с челюстью с грохотом падает на мраморный пол. Я буквально чувствую, как расширяются зрачки, а внизу начинаются виться узлы. Повесив одежду на спинку стула, Том поворачивается и улавливает мой взгляд. Я же в свою очередь, чтобы защититься каким-то барьером, делаю то же самое — сбрасываю куртку и футболку, оставаясь в лифчике. На этот раз расширяются глаза Тома, что определённо доставляет мне неимоверное удовольствие. От меня не ускользает тот факт, что он проглотил толи воздух, толи слюну, ведь я сделала то же самое.
— Приступим? — осевшим голосом спрашивает он.
— К чему?
— К рисованию.
Открыв рот, я не могу выдавить согласие, продолжая гулять взглядом по его голому торсу. Слова будто застревают и вовсе не желают наполнять собой тишину.
— Предлагаю сделать это позже, — шёпотом говорю я, словно нас может кто-то услышать. Но ведь у стен есть уши?
Уголки губ Тома медленно поднимаются вверх, когда я дрожащими руками пробираюсь пуговице на джинсах, чтобы скинуть остаток одежды. И на удивление, у меня получается расстегнуть её с первого раза. Джинсы падают на пол, и я переступаю через них.
— Ты станешь моим сумасшествием, Алекс, — с хрипотой сообщает Том.
В следующую секунду его ладони примыкают к моей талии, а я веду своими по его груди, получая поцелуи. Стол моментально становится моим пристанищем, куда меня сажает Том. Пальцы, которые ведут по спине, оставляют за собой волну мурашек, после чего прячутся в волосах на затылке, а вторая рука одним махом притягивает меня на край. Обняв ногами талию Тома, я без доли страха и сомнения расстегиваю его ширинку и пуговицу, помогая джинсам упасть вслед за моими. Туда же приземляется мой лифчик, когда губы Тома поджигают кожу на шее и плечах. Я совсем не думаю, мозг каждый раз отключается. Я уже слабо осмысляю происходящее.