- Бред какой-то…
- Ничего и не бред. Поверь мне, в мужиках я лучше тебя разбираюсь и заметила, как он на тебя смотрит.
Мысль о том, что могу нравиться Алессандро, я откинула, как самую бредовую, высказанную подругой со времен получения наследства. Попыталась непредвзято оценить свои шансы. О самом походе к Алессандро я старалась не думать, так как ума не прилагала, как буду это делать. Меня волновал исход нашей возможной беседы, его реакция на просьбу о помощи. Воображение рисовало холодную ярость, с которой он выставляет меня из своего дома. Я так впечатлилась, что почувствовала, как покрылась холодным потом.
- Пошли, чего-нибудь перекусим, и еще раз обсудим детали похода. – Олеся встала с шезлонга и ждала, когда я последую ее примеру.
- Олесь, - жалобно позвала я. Не могла не предпринять последнюю попытку. – А, может, ты сходишь?
- Нет! – отрезала она. – Ты пойдешь! Хоть раз посражайся за то, что тебе дорого.
Что это сейчас было? Попытка обвинить меня в безволии? А ведь так и есть на самом деле. Я привыкла, что за меня все кто-то решает. Чаще этим кто-то становилась Олеся. Она принимала решения, обосновывала их перед вдумчивой мной и уговаривала согласиться. Я еще и соглашалась не сразу, капризничала для виду. Безвольная кукла!
Я уныло плелась за подругой и понимала, что она совершенно права. Я привыкла плыть по течению, ничего не меняя в собственной скучной жизни. А сейчас рискую потерять это место, которое стало мне по-настоящему дорогим.
Я должна пойти к Алессандро и слезно просить его о помощи. И неважно, что считаю это унижением. Нужно постараться не думать о том, как он может отреагировать. Даже если он откажет и выставит меня из дома, совесть моя будет чиста, что предприняла попытку. О том, что будет дальше, я предпочла пока не думать.
Кусок не лез в горло. Я завидовала Олесе, которая с аппетитом уплетала жареную картошку с салатом. Меня же от волнения подташнивало. Максимум, на что оказалась способна, - выпить чашку кофе и съесть малюсенький бутерброд. Я представляла, как стучусь в дом Алессандро, и дверь открывает Орнелла. Как она смотрит на меня и не впускает.
Чувствовала себя овцой, которую готовят на заклание. Олеся что-то напевала, накладывая мне легкий макияж, как она выразилась, и оформляя прическу.
- Вот увидишь, он не устоит, - увещевала меня она. – Ты, когда накрашена, такая хорошенькая становишься. И почему не делаешь так все время? Иногда твоя инертность меня бесит со страшной силой!
Она заплела мои волосы в тугой колосок.
- Конечно, ты гораздо интереснее с распущенными волосами, - размышляла она. – Но там такая жара, что лучше их собрать. На голову наденешь свою модневую кепку. – Так она называла обычную бейсболку, которую я купила перед отъездом. – Так! Голова готова, - критически окинула взглядом причесанную и накрашенную меня. – Осталось выбрать подходящую одежду.
Олеся принялась за мой гардероб, а я рассматривала себя в зеркале, чувствуя, как от страха наступает легкое отупение. Я даже толком не понимала, хорошо ли выгляжу? Видела только, что голова смотрится аккуратной.
- Наденешь вот это!
Олеся держала за тонкие бретельки двухслойный сарафан. Сверху шифон, а под ним тонкий батист. Она сама же уговорила меня купить его перед поездкой на Лампедузу. Я же считала его слишком откровенным. Он едва прикрывал грудь и даже примерно не доходил до колена.
- Ты что?! Я не пойду к нему в этом! Это все равно, что заявиться голой. Тьфу… - опять вспомнила случай на пляже.
Олеся расхохоталась. Весело ей! Сейчас вот разревусь, и полетит к чертям весь ее старательно выполненный макияж.
- А прикольно тогда получилось, - не переставая смеяться, сказала она. – Ладно, проехали, - заметила она мое нахмуренное лицо. – Ты надень его и посмотри на себя. Думаю, сама поймешь, что выглядишь обалденно.
Все-таки она заставила меня надеть злополучный сарафан путем долгих уговоров. Впрочем, чувствовала я себя в нем комфортно. Ткань приятно струилась по коже. О том, что выгляжу слишком откровенно, я старалась не думать. В конце концов, здесь многие так одеваются, зона-то курортная.
- Я тебя провожу и подожду в кафешке рядом. Боюсь, сама ты до его дома не доберешься. – Теперь уже Олеся смотрела на меня с сомнением. – Перестань трястись! В гроб краше кладут. Не съест он тебя.
Лично я ни в чем не была уверена. Ноги дрожали так, когда я покидала уютный двор, словно через несколько минут мне предстояло умереть.
Глава 10. Услуга за услугу
- Ты можешь идти быстрее? Чего плетешься, как вареная креветка? – подгоняла меня Олеся, бодро вышагивая на каблуках по неровной мостовой.
Хорошо рассуждать, когда не тебе предстоит пройти через такое унижение. Я же еле переставляла ноги, все время спотыкалась и чувствовала себя хуже некуда.
- Надеюсь, он дома, и нам не придется его ждать. Иначе ты у меня крякнешь от страха, - хихикнула она.
Не понимала, что ее так веселит. Неужели она не видит, в каком я состоянии? Несколько раз за короткий путь, я готова была плюнуть на все и вернуться обратно. В какой-то момент страх перед встречей с Алессандро, перевесил опасения потерять дом. Лишь собрав остатки мужества, я заставила себя не поддаться панике и не сбежать. А она веселится, еще и подкалывает меня.
Найти поместье Алессандро не составило труда. К нему вела тенистая аллея, заканчивающаяся фонтаном с мраморной статуей в центре. Обнаженная девушка держала на голове кувшин, откуда и били струи воды. Они под напором падали на головы смеющихся ангелочков вокруг девушки и каскадом струились по ним.
- Ну все, иди, - подтолкнула меня Олеся. – Я буду ждать тебя в кафе. – Она показала на столики под навесом напротив аллеи. – И не смотри на меня так. Другого выхода у нас нет.
По мере продвижения, взору открывался массивный жилой дом квадратной формы, выкрашенный в белый цвет, с куполообразной крышей. Как маленькая крепость! Даже окна чем-то напоминают бойницы. Вокруг дома на огромное расстояние раскинулся роскошный сад. Забором служит естественная зеленая изгородь из высокого тропического кустарника, как успела заметить, идя по аллее.
Странное впечатление производило на меня это место. С одной стороны, столько красоты. Взять тот же фонтан, на который хочется смотреть вечно, или ухоженный сад с подстриженными кустарниками и деревьями. Не такой красивый, конечно, как мой, но тоже поражает воображение. С другой стороны, вид дома меня пугал. Было в нем что-то дикое, неприступное, как и в самом хозяине поместья.
Я замерла перед массивной дверью, не зная на что решиться. Раз пришла сюда, отступать глупо. Несколько раз собиралась нажать на кнопку звонка и каждый раз опускала руку. Чуть не потеряла сознание, когда дверь внезапно распахнулась. В первый момент мне показалось, что вижу одного из братков, из-за которых я, собственно, и пожаловала сюда. Потом, приглядевшись, поняла, что этот мужчина выглядит немного иначе. Да и выражение лица у него не такое тупое.
Он что-то спросил у меня по-итальянски. Поняв, что я не поняла ни слова, заговорил на английском:
- Что вам угодно?
Как он догадался, что я стою за дверью? Ну, конечно, как я не сообразила, тут же, скорее всего, кругом камеры. Представляю, что он подумал, когда увидел меня, переминающуюся на пороге.
- Мне нужно увидеть хозяина поместья, - откашлявшись, неуверенно проговорила я.
- Как доложить о вас дону Алессандро? – уточнил охранник, как я уже догадалась.
Дону? Мамочки, куда я попала?
- Скажите, что пришла Людмила.
Оставалось надеяться, что Алессандро помнит, как меня зовут.
Охранник пригласил войти. Ощущение было такое, что я попала в ловушку, когда за спиной захлопнулась дверь, и щелкнул замок. Очень удивилась, обнаружив за дверью не помещение, как ожидала, а небольшой квадратный дворик, окруженный комнатами в виде алькова. Двор залит приглушенным светом. Я задрала голову и поняла, почему – купол прозрачный, но сильно тонированный, солнечные лучи едва проникают сквозь него.
Охранник что-то передал по рации. Потом какое-то время подождал, получил ответное сообщение и велел мне следовать за ним.
Мы прошли через двор к одной из дверей. За ней оказался широкий коридор, заканчивающийся прозрачной дверью. По стенам висели картины в богатых рамках. От этого коридор напоминал картинную галерею. Усиливали сходство приземистые банкетки на кривых ножках, расставленные под картинами.