Я аккуратно достала икону, испытывая священный трепет. Золотая рамка (в том, что она из золота я даже не сомневалась) поражала искусностью работы. Сама по себе она являлась ювелирным изделием высокого мастерства. Я не разбираюсь в живописи, но в тот момент не сомневалась, что и сама икона тоже выполнена талантливо. Клейма мастера я нигде не нашла. Какое-то время любовалась образом рыжеволосой девушки, удивительно похожей на меня, с которой я себя упорно не ассоциировала. Лицо было такое же, а вот прическа… у нее она состояла из спиралевидных локонов, красиво струящихся вдоль лица. А еще поражали глаза – они пронзительно смотрели на меня, словно действительно могли видеть. Они казались живыми.
Почувствовав, как икона нагревается в моих руках, я испугалась и вернула ее на место. Происходящее казалось сном, но очень приятным. На душе было удивительно спокойно, словно я, наконец, сделала то, чего от меня долгое время ждали. Осталось выяснить, кто стоит за всем этим. И что это за тайна такая, раз о ней никто не знает.
Решение приняла без труда, тем более что еще вчера запланировала звонок бабушке. Я быстро собралась и отправилась в город. Предварительно вернув икону на место и соединив снова половинки портрета. Уверенность росла, что не зря дед от всех ее прятал. И что-то мне подсказывало, что интерес русских братков как-то тоже связан с этой иконой.
В ближайшем книжном магазине я приобрела таксофонную карточку на международные звонки. Автоматов тут имелось множество, на каждом углу. Слышно было так, будто я звоню бабушке из соседнего дома.
- Как дела, Людочка? Как вы там устроились? – затараторила бабушка. – Почему раньше не позвонила?
В очередной раз мне стало стыдно. Вспомнила о бабушке, когда жареный петух клюнул.
- У меня все хорошо. Прости, бабуль, что раньше не позвонила. Впечатлений масса, вот и закрутилась… - оправдывалась я, ругая себя за невнимательность.
- Вас там никто не обижает? – зачем-то спросила бабушка, и я в очередной раз подумала, что знает она больше, чем говорит мне.
- Да пока нет. А что, должны?..
- Нет, конечно. Это я, дура старая, просто мелю языком своим.
Позадавав еще какое-то время дежурные вопросы, я решила спросить о главном:
- Бабуль, не знаешь ли ты некую Лизу? Была у нас такая родственница? Вроде как она еще известной певицей была…
На том проводе повисла непродолжительная пауза, а потом бабушка заговорила снова:
- Точно не скажу, но что-то такое припоминаю. Свекор покойный, как выпьет, любил рассказывать про таланты в своем роду. И про какую-то певицу он тоже говорил, только давно это было. Я уже и не помню как следует. Пил-то он знатно, и я больно не прислушивалась тогда. Мне тогда казалось, что заговаривается он по пьяни. Он все про святую какую-то толдычил, мол гордиться мы все должны, что была такая в роду. Может, про нее? Только вот имени я не помню. А может и он не знал… А почему ты спрашиваешь?
- Да просто я тут портрет нашла, женский, старинный. Девушка на нем чем-то похожа на меня. Вот я и подумала, может родственница?
Про историю в книге, да про то, что не потрет это, а икона, я решила промолчать. Сама даже не знаю почему. Возможно потому, что толком ничего не знала. Именно в тот момент я осознала, что меня окружает тайна, и связана она не только с иконой, но еще и со мной. Михаил знал ее, но рассказать не пожелал, а лишь намекнул в письме. Почему? Еще один вопрос, на который у меня нет ответа. Пока… Я вдруг поняла, что следует делать. Почему раньше эта мысль не приходила в голову? Нужно проверить каждый угол в доме, обыскать его тщательно. Возможно, есть еще подсказки.
- Бабуль, чуть не забыла, - спохватилась я, когда уже готова была отключиться, - ты не знаешь, откуда у Михаила моя фотография?
На том проводе повисла пауза. Я отчетливо ощутила, как заволновалась бабушка.
- Понимаешь… - заговорила она как-то очень грустно. – Давно это было. Написал он мне тогда и попросил прислать фото всех племянников и их детей. Сказал, что хочет посмотреть, какая у него родня. Не могла я отказать ему, потому что жалела… Заблудился он в жизни. Вот и выслала ваши карточки, - еще более грустно закончила она.
- А мне почему не рассказала?
- Дык, ты и не спрашивала…
Вот же хитрюга! И молчала, когда звонила ей в первый раз, еще в России.
Больше она ничего нового мне не рассказала. Да, собственно, я и не знала, о чем еще можно спросить. Бабушка взяла с меня обещание, что буду звонить чаще, и мы попрощались.
Жара стояла такая, что по пути домой я завернула в продуктовый магазин, больше из необходимости охладиться, чем купить продукты. Пить хотелось нестерпимо. Сейчас бы теплого чая… Можно с лимоном. Из напитков в ассортименте магазина был только лимонад в пузатом графине с манящими кубиками льда, которые мелодично ударялись о стеклянные стенки, когда продавец, по моей просьбе, наполнял бокал. Знала, что потеть начну еще сильнее, но терпеть жажду больше не могла. Припала к бокалу так, словно не пила несколько дней. Чуть не застонала от удовольствия, когда ледяная жидкость скользнула по пищеводу, охлаждая пожар внутри меня.
Чтобы не сгореть на обратном пути, я прикупила еще и мороженного – большой вафельный рожок со спиральным белоснежным наростом, который моментально начал таять под палящим солнцем. Мороженное плавилось быстрее, чем я успевала слизывать, текло по руке и капало на высушенную и растрескавшуюся землю. Преодолев подъем, к дому я не подходила, а практически подползала. Опять разболелась голова, и я начала опасаться, что получила солнечный удар, несмотря на кепку.
Сад встретил тенью и прохладой. Я вымыла руки и ополоснула лицо в небольшом фонтанчике, не заходя в дом. С удивлением поняла, что головная боль прошла, словно кто-то дотронулся до меня волшебной палочкой. Замечательный, уютный, родной сад! Когда я успела полюбить тебя всей душой? Ты принимаешь меня, как свою, словно только и ждешь, когда сможешь оказать услугу, облагодетельствовать. Я сидела в шезлонге и рассматривала крупные цветы, прячущиеся в сочной густой зелени. Вокруг меня такая красота, что глаза не устают любоваться. И ничто не в состоянии нарушить ее – ни палящее солнце, ни проливные дожди… Сад живет собственной жизнью, подчиняясь одному ему известным законам.
Я чувствовала, как успокаиваюсь, как перестаю ощущать себя всеми покинутой. Хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать, а просто наслаждаться установившейся в душе гармонией. Что я и сделала…
Море опять бушует. Но как-то странно… Не может же оно штормить только тут, на моем пляже. Так и есть. Везде дальше, слева, справа, оно спокойное, ровное, как поверхность зеркала. Передо мной же бурлит, как кипящая вода в огромном котле.
Отчего так тоскливо на душе, словно должно произойти что-то нехорошее, и море об этом предупреждает? И этот ветер… Он дует так, будто желает стереть меня и этот утес с лица земли.
Я не могу пошевелиться, оторвать взгляда от засасывающего омута. Какая-то сила толкает меня туда, в стихию. Волны холодным обручем охватывают ступни, погружая их в вязкий каменистый песок. Куда делась моя воля? Я даже не сопротивляюсь, равнодушно смотрю, как ноги все больше скрываются… Вода лижет платье, обжигает льдом бедра. Наверное, сейчас я исчезну, и никто не спасет меня. А потом все забудут, что я когда-то жила на этом свете. И даже мне нет до этого дела. Равнодушие, полная апатия…
Внезапно все начинает меняться. Волны отступают, словно отодвигаемые невидимой, но мощной рукой. Песок отпускает меня, выталкивая на поверхность. Как зачарованная я наблюдаю за стремительно утихающей стихией. Поверхность моря разглаживается, сливаясь с такими же ровными участками. И вот уже солнечные лучи скользят по ней, полируя до слепящего блеска.
Я поворачиваю голову и вижу себя, вернее ее. Она стоит рядом и улыбается. Столько ласки и тепла в ее взгляде, что по коже бегут приятные мурашки. Невольно улыбаюсь в ответ, чувствуя, как пальцы ее руки переплетаются с моими. Приятное тепло струиться от нее ко мне, согревая, успокаивая…
Глава 17. Приказ и похищение
Так получилось, что все то время, что планировала посвятить поискам чего-то полезного, способного пролить свет на окружающую меня тайну, я проспала. Сумерки укутывали сад, когда проснулась. В душе царило умиротворение, и чувствовала я себя почти счастливой. Можно было бы и сейчас начать исследовать дом, но не хотелось нарушать гармонию – такую редкую гостью в последнее время. Меня ведь никто не торопит, и времени еще предостаточно, чтобы попытаться во все разобраться. Поисками можно заняться и завтра.