– Скажи спасибо, что он копчением рыбы не увлёкся.
– А! Ну, спасибо!
Он состроил одну из своих умилительных рожиц и мы засмеялись оба. Когда, вот так, мы вместе хохочем, я чувствую себя абсолютно юной и бесконечно счастливой…
– Не ешь так быстро, Вень.
– Угу. Иногда забываюсь. Привычка осталась с тяжелых детских времён. Потом искоренял её специально, но окончательно не победил.
– У тебя, правда, было трудное детство?
– Как сказать, сначала ничего, но в один ужасный момент всё безнадёжно испортилось.
До такого уровня откровенности я ещё не добиралась. Расспросить? Вызнать побольше? Нет. Чувствую, нельзя. Здесь болевая точка, опасная зона.
– Наташ, ты никогда не думала о самоубийстве?
– Господи, Венечка! Что у тебя стряслось?
– Погоди, я не о себе. В принципе, у тебя не возникало желание покончить? Жаловалась ведь как-то, что недовольна.
– Нет. То есть, были минуты слабости. У каждого, я думаю, бывает. Но серьёзно нет, не думала. И вообще, моя мать без меня не выживет.
–Воот! Я ж говорил, что ты героиня, способная к самопожертвованию ради близких. Ценнейший экземпляр рода человеческого. Не все такие.
– Что я слышу? Сарказм?
– Отнюдь. Простая констатация факта.
– Слушай, а что если я сегодня с тобой на дежурство останусь? Удобно это?
– Удобно, но смысла нет. Делать нечего. Промучаешься зря.
Не понял моего порыва, или сделал вид, что не понял. Ладно, не стану навязываться.
– Ты чего приуныла, Натуль? Всё пустяки. Как один мой знакомый выражается, не бери в голову, бери метром ниже. О! Знаю, чем тебя повеселить. Представляешь, встречаю пару недель назад своего одноклассника, ещё в началке вместе учились. Солидный такой стал дядечка, лысенький, полненький, все дела. Как я его узнал, ума не приложу. Короче, поболтали минут десять, телефонами обменялись. Он такой весь занятой, я тоже вроде того, что деловой доктор, ну не в этом суть. На прощание так, шуточкой бросил: «целоваться не будем», и пошёл. А сегодня утром он мне звонит, говорит, всё это время заморачивался, нужно было всё-таки меня поцеловать, или нет. Умереть можно со смеху.
– Да уж, зацепил ты его.
– Честное слово, невольно. Я ж без всякой задней мысли, пошутил.
– В следующий раз будь осторожней.
– В следующий раз я его опять лет через двадцать встречу. Ну что? Ты домой?
– Наверное. Если не берёшь меня с собой.
– Не беру, отдыхай. Лучше к Танюшке по утрам заглядывай. Она рада радёхонька, что я ей помощницу нашёл.
– Вень, мне так неловко, позволь я хоть разок сама заплачу́.
– Ни-ни! Даже не думай. Наташ, я тебе серьёзно говорю, мне это ничего не стоит.
В очередной раз поддалась на уговоры. Хоть и зарекалась. Что поделать, ресторанчик дорогой. И дело не только в деньгах. Мне приятно, что он за меня платит, всёж-таки, может это значить, что я ему действительно небезразлична.
Когда мы вышли на улицу, сбоку от нас кто-то свистнул, коротко так фюить-фюить, но очень пронзительно. Обычно подобного рода свистки не имеют ко мне никакого отношения, и я давно научилась не реагировать на них, будто вовсе не слыхала. И сейчас даже бровью не повела. Венечка тоже принял безучастный вид, но с лица изменился, еле уловимо, так что до меня не сразу и дошло.
– Натусь, давай с тобой здесь попрощаемся. – Он потянулся чмокнуть меня в щёку. Я, всё ещё ничего не понимая, растерялась. Мы, вроде как, вместе должны были до ворот больницы дойти, и оттуда он в отделение, а я на автобус.
Только рот открыла спросить – возле нас, как гриб из под земли, возник очень странный и очень неприятный тип.
– Да, давайте уже, попрощайтесь. – Заявил он презрительно-развязным тоном.
Венечка сделал мне знак рукой, и я отошла в сторонку, не сказав ни слова. Поверить не могу! Неужели это наш хвалёный супруг?! Да быть того не может. Обыкновенное, вроде бы, человеческое лицо, без видимых изъянов, но характеристику ему можно дать только одну – страшное. Сразу и не сообразишь, что делает его таким отвратительным. Нечто неуловимое в глазах? В выражении? Какая-то холодность и жестокость. Если бы человек с таким лицом напал на меня, а в том, что он способен напасть, сомненья нет, я сразу бы поняла: умолять о пощаде бесполезно – он неумолим и беспощаден. Вмешаться не решилась, но совсем уйти, бросив Венечку наедине со злодеем, не смогла. Осталась стоять неподалёку и слушать.
– Что тебе нужно от меня? – Выдохнул Веня.
– Подумай хорошенько. Ты же умненький мальчик, единственная надежда своего родного папочки.
– Я не обязан это слушать. Говори быстрей, чего хочешь. У меня работа.
– Ах, глядите, какой занятой! Ничего, подождут. Уж кого-кого, а тебя, Белов, подождут. Ты же большая шишка. Ты им тут скоро возьмёшь и телевизор запретишь. А? Главврач Маргулис!
– Всё. Я не обязан это выслушивать. Счастливо оставаться.
– Стой. – Страшный грубо схватил Венечку за запястье. – Чего мне надо? Уж конечно не твоей сладкой попки. Мог бы и сам догадаться.
– Сколько?
– Много, Белов, много. Ты теперь от меня всю жизнь не откупишься.
– Я тебе ничего не должен.
– Ты мне за всё должен, ясно? Всё же тебе достанется.
– Мне ничего не нужно.
– Что там тебе нужно, никому не интересно. Возьмёшь, что дадут. Так что, не жмись, тряхни хорошенько мошной и иди на все четыре стороны.
– Денег мне не жалко. Только проблем не хочется лишних. Особенно с твоей матерью. Потому, что хороший мальчик, как раз, у нас ты. А я – исчадье ада и воплощение порока. Твоя мамаша достаточно меня помучила, больше не хочу.
– Думаешь, я хочу? Она мне шагу ступить не даёт. Так достала. Ладно, Вень, давай по-хорошему. Мне надо уехать. Совсем отсюда, навсегда, понимаешь?
– Ты же опять сорвёшься. Или уже? Ты погибнешь.
– Пусть погибну, пусть. Так и так нет жизни. Куда угодно, на остров в океане, к чёрту на рога, подальше только от неё. Забалдею по полной. Сколько протяну, того и хватит. Всяко лучше, чем здесь. А тебе, ведь, всё останется. Так подкинь от щедрот.
– Ты бы лучше взялся за ум, да всё в свои руки забрал. Родители твои были бы счастливы. А меня бы в покое оставили.
– Ух ты, хитренький какой! Это я устал и хочу покоя, понятно? А ты ещё молодой, ещё помучайся. Короче, давай мне все деньги, сколько есть. Карточку давай. Какая там у тебя? Платиновая? Потом ещё пополнишь. И смотри, без фокусов. Если повезёт, не долго буду тебя доить, загнусь недельки через две. А то, может, поживём ещё? А, красавчик?
Веня вытащил из внутреннего кармана бумажник, достал серебристую карточку.
– Пинкод сорок два двенадцать. Запомнишь?
Ужасный человек вырвал карту и моментально спрятал.
– Смотри, без выкрутасов. Если они меня достанут, я достану тебя. Усёк? И чтобы бабки регулярно капали. Понял меня? И главное не скупись.
Веня молча отвернулся от него и пошёл прочь. Я не успела вовремя посторониться, он прямо на меня наткнулся, ничего не сказал, обошёл, как столб и двинулся дальше.
– Венечка! У тебя неприятности? Я могу помочь?
– Всё нормально, Наташа, иди домой.
– Извини, но я слышала ваш разговор. Может, стоит полицию вызвать? Я готова подтвердить всё, что нужно.
– Ничего не нужно, правда. Это мой… – он поперхнулся, – вроде как, родственник. Семейные проблемы. У всех бывает. Не бери в голову.
Да уж, хороший совет. Только абсолютно невыполнимый. У меня голова чуть не взорвалась от вопросов. Кто этот человек? Почему он называет Венечку чужой фамилией? Или это фамилия супруга? Допустим. Но знает ли супруг о таких опасных связях и может ли помочь?
Венечка, Венечка… и так круглосуточно все мысли о Венечке. А теперь окончательно с ума сойду. Домой в таком состоянии возвращаться решительно невозможно. Наудачу позвонила Виктору – дома; и напрашиваться не пришлось, сам пригласил. Но во время «комплекса обязательных упражнений» нетрудно догадаться, о ком я думала. Потом пили кофе на кухне, практически молча. Так, два-три дежурных замечания о погоде. Зазвонил его телефон, и он вышел, чтобы при мне не говорить. Мог бы не деликатничать. У меня совсем к его делам любопытства нет. Знаю, что бизнесмен, понятия не имею, даже, что за бизнес. Знаю, что помимо меня ещё есть женщина, любимая. Она его свет в оконце. Как Венечка для меня. Властительница всех его помыслов. Что у них за отношения, и не стараюсь вникать. Понимаю только, что не всё благополучно. Временами он чувствует себя совершенно заброшенным. Замужем она, что ли? Я – нечто вроде громоотвода. Но это и взаимно.