Знала бы я раньше, когда встретила этого человека, каким же он окажется мудаком и как он будет ко мне относиться. Он считает меня своей собственностью, вещью. Я для него не человек и такой никогда не была, только поняла это слишком поздно. Все его ухаживания, внимание, подарки и комплименты — были лишь средством расположить к себе и затащить в постель. Как же я была глупа и почему не заподозрила ничего? Просто по тому, что была по уши в него влюблена и не чаяла в нем души.


И в начале наших сексуальных отношений все тоже было хорошо. Он был внимательным и заботливым, поэтому меня не сильно удивляли все эти его БДСМ-штучки. Он говорил, его это заводит и я, желая сделать ему приятное и из простого любопытства, соглашалась на эксперименты. А когда дело начало обретать серьезные обороты, я попыталась порвать с ним, на что он стал угрожать. Джозеф сказал мне, что если я попытаюсь уйти, то он расскажет всем, что я гребаная извращенка, на что я лишь махнула рукой. Тогда он признался, что снимал все сессии на видео и выгрузит их в интернет. И вот тогда, мне стало страшно. Не за себя, а за маму. Я боялась увидеть ее реакцию. Боялась того, как на это отреагирует общество. Поэтому терпела его и его издевательства, что с каждым разом становились лишь изощреннее.


Как бы я хотела вернуться в прошлое и не совершать эту ошибку. Или хотя бы забыть все, что было между нами. Но, как назло, я помню все. И эти чертовы воспоминания терзают меня и преследуют.


''Я задыхаюсь… Не могу сделать и вздоха… Мои легкие горят огнем, но я ничего не могу с этим сделать, пока Джозеф не отпустит мое горло. А это случится не раньше, чем он кончит.


Сейчас я нахожусь в его квартире, обнаженная лежу на столе, мои руки привязаны к бедрам, а во рту кляп. С глаз катятся горячие слезы. Я не хочу плакать, но не могу остановиться. В такие моменты я даже жить не хочу. Не хочу ничего чувствовать и доставлять этим ему удовольствие. Ощущаю, как его член движется во мне и мое предательское тело отзывается. Но я сильнее и не позволю себе получить освобождение. Не с ним и никогда больше. С меня хватит!


Остается только надеяться, что он не накажет меня за это. Только надеяться. Ведь все зависит не от меня, а от его настроения. Я не боюсь его, не боюсь боли. Я привыкла носить закрытую одежду, что скрывает синяки на моей коже. Синяки пройдут, но вот душевные раны…


Мысленно, я молю Бога прекратить эти муки. Я согласна на пожизненное одиночество, только бы не быть с ним, только бы он навсегда исчез из моей жизни. Я так хочу, чтобы все это скорее закончилось.


Джозеф начинает двигаться отрывисто и тяжело дышать, делает три последних глубоких толчка и падает на меня, наконец-то отпустив мое горло. Наконец-то я хватаю носом такой желанный воздух, от чего чувствую облегчение, но тут, же легкие сводит спазмом, и я начинаю кашлять. Вес мужского тела давит на грудь и от этого мне никак не легче. Он встает, не торопясь, снимает использованный презерватив, вынимает кляп и начинает развязывать веревки, сдерживающие меня, не проронив ни слова. Его что-то тревожит, но Джо молчит.


— Можешь одеваться, — говорит он, освободив от всех реквизитов.


Я встаю и молча, плетусь к своим вещам, что лежат на стуле, аккуратно сложенной стопкой. Одеваюсь и иду к двери.


— Стой, — слышу я приказ Джозефа и застываю на месте. — Повернись ко мне.


Я повинуюсь и разворачиваюсь на пятках. Все такой же обнаженный, он подходит ко мне. Раньше я наслаждалась его наготой, но сейчас я не чувствую ничего, кроме отвращения и вины. Если отвращение направлено на него, то винить я могу только себя.


— Ты изменилась. Стала какая-то отстраненная и чужая.


— Чужими мы стали уже давно, — отвечаю я, не ожидая от него никакой реакции на мои слова — ее никогда не было и не будет. Его лицо — бесстрастная маска. И если на нем когда-нибудь и мелькают эмоции, они наиграны и не искренние.


— Да. Но твое тело всегда откликалось на мои прикосновения, что бы я с тобой не сделал. Ты кончала всегда, — хриплым голосом говорит он, делая акцент на последнем предложении. — Но не сегодня, — говорит он с подозрением в голосе. — Что случилось?


— Я устала. Просто устала, — говорю я правду, не потрудившись даже выдавить из себя улыбку.


— Хорошо. Отдохни. И, я надеюсь, ты будешь более отзывчивой в следующий раз.''


Но следующего раза не было, потому что я заболела гриппом. Он не приходил, чтобы навестить меня, чему я была очень рада, только звонил пару раз, а спустя несколько дней уехал с родителями жить в Германию. Но я до сих пор боюсь его возвращения.


Глава 21

Мэган


Смотрю на экран сквозь пелену слез. Я реву. Слез столько, что насквозь промок уголок одеяла, которым я накрылась. Им я вытирала свое лицо, что в данный момент, я знаю, опухшее и красное. Мне даже заложило нос и сейчас я дышу ртом, еще изредка всхлипывая.

В какой-то момент, испуганно вздрагиваю.

— Малышка, что случилось? — слышу я встревоженный голос.

Колин подбегает ко мне и заключает в свои крепкие объятия. Я мгновенно расслабляюсь, но начинаю плакать еще сильнее. Он садиться рядом и притягивает к себе на колени. В колыбели его рук, я чувствую себя настолько хорошо, что становиться страшно от мысли, что, возможно, когда-то я потеряю его.

Колин крепче прижимает меня к себе, гладит меня по волосам и тихо шепчет:

— Тише, детка, я рядом, — говорит он ласково. — Ну же, малышка, все хорошо. Я здесь и я с тобой.

Он покачивает меня из стороны в сторону, словно маленького ребенка. И спустя какое-то время, я окончательно успокаиваюсь. Я не сразу осмеливаюсь посмотреть на него, но он и не торопит. Поднимаю взгляд и нахожу его глаза. Он пристально смотрит на меня и действительно переживает.

— Почему ты плакала? — интересуется он, вытирая слезы с моего лица.

Я шмыгаю носом и выдавливаю из себя улыбку.

— Это все гормоны.

Колин, не веря, хмурит брови.

— Лишь гормоны?

Я пожимаю плечами.

— Я смотрела очень грустное кино, — он тут же перевел взгляд на экран телевизора, по которому сейчас идут титры фильма, кажется, только заметив, что тот включен.

— Что за фильм? — задает он вопрос, снова глядя на меня.

— «Если только».

— Не смотрел.

— Если ты такой же сентиментальный, думаю, и не стоит, — говорю я, пытаясь пошутить. Губ Колина на миг касается улыбка, и он качает головой.

— Не пугай меня так больше, Мэг. Ты представляешь, как я испугался, войдя в дом и услышав твои рыдания? Я думал, что-то случилось с тобой. Ничего ведь не случилось, пока меня не было?

Колин смотрел так, что казалось можно и не отвечать, он все чувствует и видит. Но, он ждал и я ответила:

— Когда-то давно, не сейчас.

«Боже, зачем же я это сказала?», подумала я, когда Колин с интересом посмотрел на меня.

Я замолкла. Он тоже молчал.

«Сказала А, говори и Б.»

Я замялась. Понимание того, что я должна буду рассказать, разрывало меня на части. Но в то же время я не готова была говорить об этом, да и не хотела говорить.

Я опустила голову и посмотрела на свои ладони, когда их коснулись руки Колина. И только тогда обратила внимание, что сжала их в кулаки настолько сильно, что ногти впились в ладони. Он погладил их, и я разжала пальцы.

— Если захочешь, расскажешь. Но только тогда, когда будешь готова.

От услышанного, я резко подняла голову.

«Он что мысли мои читает?»

Колин робко улыбался мне. На глаза снова накатились слезы. Уже в следующее мгновение, я снова уткнулась лицом в его грудь и плакала, а он снова гладил меня и шептал что-то тихо мне в волосы.

Как же давно, я, не давала волю эмоциям. Так давно, что даже не помню. Возможно, никогда. Но сейчас, я ощущала, что мне становится легче. И все благодаря ему — Колину.

«Неужели можно быть таким хорошим?»