— Господи, так и сказал? А я тогда ничего не поняла, я из-за Пашки страдала и ничего вокруг не видела! Господи, какая же я была дура!
— Ты ведь любила его, — тихо сказала Лариса.
— Теперь и сама не знаю. Да не любовь это была, а какое-то сплошное мучение! Я жалела его, да только он меня не жалел… — Вика вдруг уронила голову на руки и заплакала.
— Ну вот, это уж никуда не годится! Что твой режиссер скажет, когда увидит тебя с мокрыми глазами и красным носом?
Вика улыбнулась сквозь слезы.
— Да ну его, я же не замуж за него собираюсь.
— А кто тебя знает, — усмехнулась Лариса.
Вика вдруг подняла голову и посмотрела на подругу.
— Знаешь, я в последние дни тоже часто о том времени думала, особенно после встречи с тобой. А раньше, когда совсем плохо становилось, я всегда вспоминала наш «капустник». Как представлю наши приколы, сразу легче становится. Если честно, я никогда в жизни потом так не смеялась. Помнишь, как мы по залу шествовали с помелом, ступой, лозунгами и транспарантами? Как потом Женька, то есть Марья Горынычна, в лесу государственный переворот устроила?
— Как не помнить, — засмеялась Лариса. — Я-то все помню… и как Валерка с Артемом в первом ряду в ладоши хлопали, от хохота на стульях подпрыгивали. А потом, когда все закончилось, Валерка все-таки тебя дождался и прямо у Пашки перед носом увез на своем лимузине…
— Я с ним после этого только один раз виделась, да и то чтоб Пашке насолить. Думала, он испугается, от ревности пить бросит, — с грустью сказала Вика. — Он мне тогда еще предложил за него замуж выйти, а я разозлилась на него. И нарочно при нем с Валеркой уехала. А потом… потом мы еще раз встретились, и Валерий тоже тогда… Он сказал — я для тебя все что хочешь сделаю, только останься со мной… А я чего-то испугалась, наговорила ему каких-то глупостей, вроде того — давай с тобой дружить, а больше я ничего не хочу, и вообще не желаю ничем себя связывать!.. Сама толком не понимала, кто мне нравится, привыкла дурака валять, думала, так всю жизнь и будет — легко и весело… А он, видно, обиделся на меня… Теперь уж ничего не изменишь, что было, то было…
— Ну, это никому не известно… — задумчиво сказала Лариса.
— Я вот все думала, как бы нам всем собраться. — Вика посмотрела на подругу. — Меня в последние дни ностальгия просто замучила.
— Между прочим, в этом году будет еще один юбилей! Ровно десять лет, как мы институт окончили. Устроим грандиозный сбор нашего курса и вылечим тебя от ностальгии.
— Это еще не скоро, — вздохнула Вика. — Я десять лет прожила без вас, десять лет терпела, а теперь просто стало невмоготу.
— Так кто нам мешает собраться? Хоть завтра! Я уж тоже Женьку с Сашкой Бог знает сколько не видела. Вот и соберемся, девчонок позовем, дурака поваляем! У меня, кстати, есть на этот счет одна идейка…
— Какая?
— А что, если нам встретиться в том составе, как на нашей свадьбе?
— Здорово… — произнесла Вика.
— Пусть будет все, как раньше, — весело сказала Лариса.
— Как раньше не будет. Мы ведь все изменились все-таки… А как ты думаешь, Валерий захочет снова меня увидеть?
— Почему бы и нет? Второй раз он развелся совсем недавно. И заявил, что больше не собирается ставить над собой эксперименты. Вообще настроен чуть ли не в монастырь уйти. Может быть, ты сумеешь его переубедить?
— Господи, да что же это творится! — Вика поглядела на часы. — Слушай, Лялька, мне надо бежать, а так неохота!
— Да ладно, это ни к чему тебя не обязывает, а для дела нужно. Ты же собираешься стать кинозвездой?
— Если получится…
— Да все у тебя получится. Ладно, посидим еще пять минут, и я тебя подвезу к твоему сушеному режиссеру…
Высадив из машины Вику, Лариса неторопливо поехала в направлении своего дома, но вдруг почему-то свернула в сторону и, сама не понимая как, очень скоро оказалась в переулке, ведущем прямо к их институту. Она проехала еще немного, остановилась, с трудом припарковала машину в узком проезде и дальше пошла пешком.
Приближаясь к знакомому зданию, она неожиданно разволновалась. Ведь она не была здесь почти десять лет. Жила своей, совсем другой жизнью, почти не думала о прошлом. А теперь вдруг это прошлое окружило ее со всех сторон. Внезапная встреча с Викой, нахлынувшие воспоминания, ее собственный сценарий — все это казалось каким-то наваждением, сном наяву.
Лариса подошла к знакомому зданию, медленно поднялась по ступенькам, вошла в вестибюль. Там было полно молодых девчонок и ребят, совсем незнакомых. Они громко и оживленно разговаривали, курили, что-то изображали друг перед другом и совершенно не обращали на нее внимания. Лариса незаметно проскользнула между ними, направилась к залу. Оттуда доносились чьи-то голоса, смех, наверное, шла репетиция. Лариса остановилась у двери, осторожно приоткрыла ее…
На сцене происходило какое-то действие, судя по поведению молодых артистов, смешное и веселое, возможно, они репетировали какую-то комедию или «капустник». Ларисе показалось вдруг, что видит она не нынешних незнакомых студентов, а своих однокурсников и однокурсниц; вот рассмеялась Вика, что-то проворчала Сашка, потом за сценой раздался голос Пашки, надрывно поющего арию Кощея Бессмертного, Женя громко захлопала в ладоши, погналась за Лешкой Соколовым… И среди них Лариса увидела даже себя… Она замерла в оцепенении, перед глазами замелькали то ли картинки из прошлого, то ли кадры из не поставленного еще фильма, ее фильма…
…Я стою на сцене в костюме Бабы Яги, на фоне избушки на курьих ножках, смотрю в зал, полный народу, и вижу только одно лицо… Артем сидит в первом ряду и улыбается мне… Потом я начинаю лихо приплясывать и распевать хрипловатым голосом:
Я по небу лечу, чу-чу-чу, чу-чу-чу!
Помелом, как рулем, я верчу!
Я всем миром кручу, как хочу, чу-чу-чу!
И кого захочу проучу!
Я лечу в темноте без огня,
Все ужасно боятся меня!
Все в испуге дрожат у дверей,
Да не бойтесь, не ем я людей!
И вообще я вегетарианка!
Я проскакала по сцене верхом на помеле и спустилась в зал, задержалась у первого ряда, где сидели Артем с Валеркой Ермолаевым. Потом двинулась вприпрыжку через проход. В зале стоял безудержный хохот. Кто-то протягивал ко мне руки, стараясь ухватить за помело или подол платья. Я сама с трудом сдерживалась, чтобы не захохотать, но нельзя было выходить из образа. Моя Яга должна была выглядеть грозной и властной. Прошествовав мимо зрителей, я удалилась под грохот аплодисментов, а через минуту снова появилась на сцене.
А там уже стоит Лешка Соколов, с торчащими рогами на голове, весь облепленный засохшими ветками, ударяет в пол копытами. В руках он держит бумагу с печатями.
— Ты чего это в моем доме делаешь? — возмущаюсь я.
— Тебя дожидаюсь, по важному делу.
— По какому еще делу?
— Пора тебе, матушка, о пенсии задуматься, уж за тыщу перевалило, — говорит он. — Пиши по собственному желанию — так Совет Леса постановил.
— Да как же это? — возмущаюсь я. — Я вашим лешакам в совете в дочери гожусь, а они все заседают! Где же тут справедливость?
— Ты лешаков не трожь, мамаша, — Лешка грозно надвинулся на меня. — Они — партийная номенклатура, а ты даже не член Вселесного Совета! Лучше старших послушай. Коли уйдешь подобру-поздорову, проводим с почетом, пенсию выделим, кое-какие льготы сохраним, а нет — на себя пеняй!
— Ишь, какой нашелся! — Я замахнулась на него помелом. — Сам еще зеленый, а раскомандовался.
— Ты это, не очень, мамаша. — Он отпрыгнул в сторону. — Знаешь, кто мой папаша?
— Ладно, — говорю я, — пиши по состоянию здоровья, леший с тобой!
Ухмыльнулся Лешка, стукнул копытами об пол и ускакал.
Я ударила посохом об пол и закричала:
— Эй, девки, Машка, Глашка, Наташка! Быстро с печи слезайте!
— Ой, неохота, мамаша, — отвечают хором Вика, Саша и Женя.
— Я вам покажу неохота! Совсем обленились, бездельницы! — Я замахиваюсь на них помелом, они с визгом спрыгивают на пол, босые, растрепанные, встают вокруг меня, зевают, переглядываются.
— И что это, маменька, беспокоить изволили? — спрашивает Вика, зевая во весь рот.