- Летом, после окончания очередного учебного года, я устраиваюсь на работу в самый сезон в этот отель, Лолита, - рассказывает непринужденно парень. – Меня и не так называли, и даже не представляешь, с кем и с чем сравнивали. Все нормально, я уже привык. Ну, а за то, что хотела выжить меня с моей скромной должности, - Гера прищуривается, улыбаясь, и указывает на меня пальцем. Он пока размышляет, но после нескольких секунд молчания выдает: - Уберешь всю мою квартиру.
Я мотаю головой, опустив глаза, но не могу не засмеяться. Посерьезнев, Герман произносит без тени шутки в голосе:
- Молодец, что призналась мне.
Он предлагает мне картошку и пододвигает ближе еще закрытый гамбургер.
- Ешь.
Он очень голоден. Очень быстро уплетает купленное для себя. Выпивает стакан напитка и заказывает еще один. Я же еще не успела съесть и половины того, что он заказал для меня.
- Слушай, - возвращаясь, Гера сразу обращается ко мне. Я поднимаю на него голову. – Почему мне кажется, что тебя что-то тревожит? Когда ты рассказывала о своем первом визите в «Бургер Кинг», ты была какой-то… озадаченной? – Это похоже то ли на вопрос, то ли на утверждение, но, в любом случае, Гера прав.
Получается жевать уже медленнее, потому что, как я ни стараюсь противостоять воспоминаниям, ничего, черт возьми, не получается. Наша встреча, как я думала, абсолютно случайная, изменила все. Изменила меня. И это, что бы потом ни произошло, будет во мне всегда. То, что он сделал.
Левандовский, заметив, что я опустила ресницы, пытается заглянуть мне в глаза, нагибаясь. Он усмехается.
- Эй, богачи на связи? – пытается пошутить парень. – Неужели, ты была влюблена? – притворно охает он, за что получает картошкой в лоб.
Ладно, да, его тон меня рассмешил, и теперь мы оба ржем, как два придурка. Этот человек помогает мне забыть о той боли, за это я ему так благодарна. Но я не привыкла говорить людям, какие они прекрасные для меня, потому что однажды уже обожглась.
В какой-то момент не удается больше контролировать то, как мое подсознание упрямо и непрестанно подкидывает картинки из прошлого. Когда-то очень счастливого прошлого…
Четыре года тому назад…
- Санчес совсем не говорит по-русски? – спрашиваю я Эмина, когда он обнимает меня за плечи и целует в затылок.
Его пальцы в моих волосах, и это так приятно ощущается, что я откидываю голову назад, упираясь в его мощную грудь. Просто стальную. Обожаю его. Как я люблю его. Это хорошо, что Эмин и его друзья согласились эти каникулы провести в России. Я вовсе не устала от Испании, но, как ни крути, мне очень комфортно дома.
- Он и английский-то еле знает, - посмеивается Эмин, крепче прижимая меня к себе.
Какой-то парень в толпе бросает на меня взгляд, но мой мужчина такого не любит. Самая привычная для меня его тактика в такие моменты – повернуть к себе и поцеловать, как можно глубже. Девушка, хоть и из обеспеченной семьи, я выросла в строгих традициях, и европейскому менталитету не удалось выбить устои и воспитание из моей головы. Все нравоучения отца, все нотации, выслушанные мною в подростковом возрасте, сохранились, поэтому для меня в диковинку то, как Эмин поступает, но самое ужасное - я не могу ему перечить. Не потому, что он запрещает (хотя и это тоже), а потому, что я от него без ума. От его серых глаз с карими радужками, черных, слегка, завитых на концах, волос, и этой белозубой улыбки, способной выпросить у меня что угодно. Как будто нет никаких границ.
Для него – нет.
Я переехала в Испанию сразу после ринопластики (конечно, я не говорила Эмину, что меняла форму носа – он-то им все восхищается). Познакомилась с бытом испанцев, влюбилась в Мадрид и в одного его жителя, папа которого – наполовину русский, а на другую половину – афганец. Отсюда и такое восточное колоритное имя. А мама Эмина – испанка, она совсем не говорит по-русски. Знает только несколько матерных слов и очень удачно вставляет их в предложения, когда ругается с кем-то по телефону.
Познакомилась с его родителями через полгода после первой встречи. Первого поцелуя, первого секса. Все было в первый раз. Все было просто волшебно. Он - закончивший несколько лет назад университет, и я – однокурсница его кузины. Никогда не думала, что в жизни бывает столько страсти! Столько любви я еще не испытывала. И жалею, что позволяю ему много, но по-другому не получается.
Я думала, даже нет, я была уверена, что мои родители будут против нашей связи, но все оказалось лучше, чем я могла представить. Папа сначала пренебрежительно отнесся к Эмину, но потом признался, что готов принять мой выбор и главное для него, конечно, что мне не придется менять веру, так как Эмин – пусть не христианин, но католик. А мне все равно… Будь он хоть мусульманином, иудаистом, или чертовым инопланетянином, я так влюблена, что, если понадобится, полечу с ним на другую планету.
- Ты мог бы научить его говорить на английском, - замечаю я, возвращаясь к забытой теме.
В ответ парень только фыркает. Он вглядывается мне в глаза, после закрывает свои, приближается и целует меня в лоб. И тогда кажется, что я защищена, как нельзя лучше. Что нет ничего более правильного, чем наслаждаться его объятиями, ведь он бережет меня от всего мира. Только он и я.
Ребята дурачатся за дверью, пока мы делаем заказ, стоя у кассы. Это Санчес, Клаудия и Артуро, но мы называем его просто «Арчи». Клаудия и Арчи из Мадрида, как и большинство наших общих знакомых, только Санчес родом из Бильбео. Мама Эмина родилась там, сейчас же с его отцом они обосновались на Майорке. И пока они наслаждаются средиземным морем, их сын наслаждается мною и Москвой.
Эмин забирает громадный поднос с едой и напитками со стойки, и первым к столу, который заняла Клаудия, подбегает Санчес. Артуро плетется за ним.
- Quién es el más hambre? (Пер. с исп.: «Кто тут самый голодный?») – кричит во всю глотку Санчес, хватая с подноса самый большой гамбургер. – Dios.. («Боже…»), - с набитым ртом протягивает парень. – Creo que esta comida para mí poco! («Я думаю, что этой еды для меня мало!»).
Мы все заливаемся смехом, глядя на все еще стоящего, но уже проглотившего половину булки с котлетой и овощами. Санчес – типичный испанец. У него карие глаза, смуглая кожа и темные-темные волосы, на щеке даже есть родинка, что делает его слегка похожим на Энрике Иглесиаса в молодые годы. Вообще-то, Эмин упоминал как-то, что именно так Санчеса называли в университете. Еще он такой худой, что любая одежда на нем висит, но он так много ест, что, если я не завидую ему, значит, я сошла с ума! Мне тоже хочется есть что угодно и сколько угодно, но приходится следить за фигурой, и посещения таких вот ресторанов плохо на ней сказываются. Я не страдаю булимией, но иногда приходит в голову мысль засунуть два пальца в рот и… Ну, вы поняли.
Эмин кормит меня картошкой, улыбается и сам доедает очередной наггетс. Такой красивый. И мой. На мне черный открытый топ от Dior, и татуировка прямо под локтем правой руки доступна взору Эмина. Он, вытерев пальцы салфеткой, проводит ими по надписи, которую мне набили по его просьбе. Это слова из песни «How Deep Is Your Love» группы The Bee Gees. Там написано: «We belong to you and me». Что в переводе с английского означает: «Мы принадлежим друг другу, ты и я». Мы с Эмином назвали ее «нашей песней». Каждый раз, когда мы ехали в одной машине, она звучала по радио. Выучили слова наизусть, и теперь, как раз, он напевает мне ее на ухо, играясь с концами моих волос, глядя, как я медленно попиваю апельсиновый сок из бумажного высокого стакана. Потом он шепчет:
- Люблю тебя.
Вся планета перестает иметь значение, когда Эмин говорит такие слова. Мне. Он говорит мне. Что любит меня. Продолжая потягивать напиток из трубочки, я, улыбаясь, смотрю на него. По моему взгляду он должен понять, что я чувствую то же самое, но, засмеявшись, Эмин признается:
- Когда ты не отвечаешь, я нервничаю.
Парень обнимает меня крепче, не отнимая ладони с моего плеча. Я оттягиваю ворот его летней рубашки, словно, чтобы убедиться, что татуировка на его ключице не была временной. Хотя мне и так известно, что она самая что ни на есть настоящая. На его левой ключице набито мое имя. Лолита. Наклонившись, целую Эмина прямо туда. Он резко втягивает ртом воздух, в кулаке сжимая прядь моих волос. Но в наш интимный момент вмешивается Артуро. Он и Клаудия чуть-чуть говорят по-русски, но у них это плохо получается, поэтому они стараются не пользоваться им почти никогда.