- No quiero ver cómo va a tener relaciones sexuales! («Я не хочу видеть, как вы будете заниматься сексом!») – кричит Арчи, отмахиваясь, но потом он шутливо складывает ноги на соседнем пустом стуле и делает вид, что зовет официанта, щелкнув пальцами. – Aunque, no. Quiero. Llevar a las palomitas de maíz! («Хотя, нет. Я хочу. Несите поп-корн!»)
Горсть картошки фри от меня летит ему в лицо, еще горсть – от Эмина, а Санчес, громко смеясь, дает другу затрещину. Гортанный хохот Эмина отдается вибрацией во всем моем теле, и чтобы сохранить это ощущение, я прильнула к нему так тесно, насколько возможно. Но он и не против. Он с радостью стискивает меня в объятиях.
Как и всегда.
Наши дни
- Ну, так что? – из раздумий меня вырывает голос Германа.
Я моргаю быстро-быстро, пытаясь прогнать злосчастные воспоминания о радостных временах.
- Что? – говорю я, еще не совсем понимая, чего от меня хотят.
Герман усмехается, поведя плечом.
- Мы говорили о том, была ли ты влюблена, но потом ты просто хмыкнула и ушла в себя, - объясняет парень, тщательно прожевывая во рту пищу.
Я выставляю на него палец.
- О, нет-нет, это ты решил поговорить на эту тему…
Левандовский, перебив меня, настаивает:
- Ну, а все-таки? Была влюблена? – Потом он кивает на область моей правой локтевой кости. – И что это за татуировка?
Опустив глаза на нее, я понимаю, что стоило выбрать наряд, скрывающий эту надпись.
- Здесь написано…
Герман в очередной раз прерывает мою речь. Он откидывается на сидении, в его голубых глазах пляшут огоньки.
- Я знаю, что там написано, Лолита. Это ему посвящено?
Теперь пришло мое время подкалывать его. Сложив руки на столе, я нагибаюсь и улыбаюсь ему с хитринкой.
- Ты таким тоном спрашиваешь, что я могу подумать, что ревнуешь меня, - шучу я, хохотнув.
Но лицо Германа остается непроницаемым. Я убираю прядь волос себе за ухо.
- Ладно, - вздохнув, перевожу взгляд на стол – на почти не тронутую еду. – Потом тогда ты будешь рассказывать о себе, - предупреждаю, раскатывая бумагу и доставая оттуда бургер.
И я, наконец, начиная трапезничать, в общих чертах, осведомляю Германа о самой большой любви своей жизни, о самой большой боли, о самом большом предательстве. Опускаю некоторые детали. И не только потому, что мы мало знакомы – вряд ли я решусь кому-то сознаться во всем в очень откровенной форме. Но преимущество «Лаванды» в том, что он умеет слушать.
ГЛАВА 7.
Предательство
Лолита
После этого рабочего дня, а точнее, ночи, я собираюсь поехать в свою квартиру. Если вчера Герману удалось уговорить меня вновь поехать к нему и остаться у него, чтобы вместе потом поехать в отель, то сегодня у него не получится. Утром я сяду на автобус, потом поменяю его на электричку, а ее – на метро, но доеду до своей малютки на Пушкинской и проведу день в условиях, напоминающих человеческие. А то ведь с таким образом жизни вскоре и забыть смогу, кто я и откуда. По крайней мере, я смогла поделиться своей историей с Левандовским, не рассказывая ему, при этом, самого главного.
Протирая бокал, предыдущий уже передав мне, Герман спрашивает:
- Так я не очень понял, у него фамилия Фаворский, но его отец – наполовину афганец? – с удивлением в голосе говорит парень, глядя то на меня, то на работу, которую выполняет.
Мы вдвоем сервируем небольшой зал под названием «Дольче» в саду отеля. Из персонала, помимо нас, только охрана, пару человек на кухне и девушка на ресепшен.
- Угу, - отзываюсь, расстилая скатерть, а поверх нее – наперон. – Ты никогда не угадаешь, как зовут папу этого козла, - грустно усмехаюсь. – Он назвал сына в честь себя, хотя сам после того, как его папаша бросил русскую мать, принял другую веру и уехал жить в Европу. Там и женился… Говорил, что в первое время боролся с тем, чтобы не поменять имя, но фамилию на материну сменил.
Левандовский протягивает мне несколько натертых столовых приборов.
- И зачем же называть ребенка своим именем, если, как я понял, он сам его не любил?… Имя свое, - договаривает пояснительно Герман.
Я пожимаю плечами, взглянув на собеседника.
- Потому что Эмин-старший хотел оставить после себя наследника, полностью повторяющего себя самого, в любом плане. То есть, он всегда говорил, что теперь можно спокойно умирать, так как на свете есть второй Эмин Фаворский, которому он доверит все, что имеет. Жаль, что не сдох! – заканчиваю, стиснув зубы.
Дальше наступает короткое молчание. Возможно, Герман все переосмысливает для себя. Если он сбежит от меня, с кучей проблем и жутким прошлым, я даже не удивлюсь. Поразительно, но пока не выговорилась, сама не понимала, что я – отнюдь не драгоценный камень. Напротив – во мне столько гнили. В такие моменты богатые люди начинают осознавать, что они не лучше, чем остальной народ в мире? А, может, даже хуже…
Мы продолжаем разговаривать, обсуждая Фаворского в самых худших проявлениях этого. Доходит до того, что я даже могу засмеяться, когда Герман говорит, что тот – полный мудак, как и его папаша. Ох, с этим я точно согласна! И когда Левандовский вызывает, якобы присутствующего здесь Эмина на воображаемый дуэль, я улыбаюсь. Я, и вправду, улыбаюсь! Искренне, без задних мыслей, без горьких воспоминаний. Я уже было собираюсь спросить Германа про его скелеты в шкафу, но в нашу идиллию вмешивается Маргарита.
- Работаете? – задает она, скорее, риторический вопрос, появляясь у входа и оглядывая зал.
Марго задерживает на мне взгляд. Мы с нею не встречались на прошлой смене, но теперь я вижу, что, приняв меня на работу, она получила доступ к управлению. Я для нее более не гость – подчиненная. И не видно в ее глазах ко мне никакого уважения. Ничего подобного.
- Работаем, - просто отвечает Герман, относясь к менеджеру спокойнее, чем я.
Но ведь не на нем она свое внимание остановила. Марго подзывает меня к себе, махнув рукой в сторону коридора.
- Лолита, можно тебя на минуту? – заметив, что я почему-то не решаюсь и шагу сделать в ее направлении, Маргарита закатывает глаза. – Пожалуйста.
Бросив тряпку на стол, я обхожу его и иду следом за менеджером, которая уже направляется в конец коридора. Перед нею две двери: одна ведет к номерам и кабинету начальства на втором этаже, другая же – это выход на ресепшен. Марго открывает вторую, и как только я оказываюсь вблизи с ней, заталкивает меня внутрь, прижимая после к какому-то старому шкафу. В рабочей комнате, из которой, судя по всему, можно выйти к стойке администратора, чтобы встречать гостей, никого нет. Столы пустуют, бумаги аккуратно сложены в стопки. Все это я осматриваю краем глаза, пока мое сердце бешено стучит.
- Вы что делаете? – цежу сквозь зубы, пытаясь от себя оттолкнуть ненормальную.
Но она сильна.
- Слушай, девочка, я не знаю, какая влиятельная семья тебя породила, сколько денег у твоего папочки, сколько у него домов, машин и проституток, и я понятия не имею, откуда тебе известно про Фаворского, но это не значит, что ты можешь обсуждать его в стенах этого отеля, ты поняла?! – ее тон вряд ли можно назвать вежливым.
Она говорит грубо, коротко и продолжает делать мне больно. Ко всему прочему, Марго еще и вцепилась мне в запястье, чуть ли не царапая кожу ногтями.
- Нет, - шепчу, но не от страха, а от недоразумения. – Я не понимаю, как вы связаны с Эмином… И почему я не могу говорить о том, кто…?
Она затыкает меня, надавив сильнее на грудную клетку, заставив меня задыхаться, а я, еще ни работавшая до этих дней ни в одной организации, все же сомневаюсь, что ее действия соответствуют рабочему этикету.
- Издеваешься, что ли? – шипит Маргарита.
Ничего не отвечать в данном случае – это лучшее мое решение. А как отомстить этой дуре, я потом решу. Она плотно закрывает веки, выдыхает, и когда открывает их, убирает от меня руки.
- Молчи, - угрожающе наставив на меня палец, тихо произносит Марго. Ее глаза странно блестят, как будто, она боится. Да серьезно?! – Хватит разговаривать со своим новым приятелем на темы, которые и тебе, и мне, и ему принесут проблемы. Ты же не хочешь этого?
Вместо того чтобы отрицательно качнуть головой, или сказать хоть что-либо, я все еще не могу проронить ни слова, лихорадочно размышляя над замечаниями менеджера. И все-таки решаюсь, на свой страх и риск, спросить: