- Какое отношение к тому, что вы сейчас сказали, имеет Эмин Фаворский?
Какое ей дело, вообще, до моего бывшего? Это мое прошлое, и я с ним сама буду разбираться. Но Марго, упирая ладони в бедра, хихикает с некой ожесточенностью, как будто, считает меня очень, ну, очень глупой.
Она открывает дверь, и прежде, чем выйти, предупреждающе мне бросает:
- Я тебе все сказала, Лола. Хватит из себя дурочку строить. Не время сейчас, когда у нас начальство сменилось. Тут каждый в зоне вылета с работы, а я своим местом не хочу рисковать! – последнее предложение Маргарита практически выкрикивает. Сжав кулак, она осматривается, потом вновь возвращается взглядом ко мне.
Ладно, я не была в курсе, что начальство поменялось, но все равно, что за…?
- За тебя отвечаю я, - ткнув себе пальцем в грудь, говорит банкетный менеджер, - я тебя на работу приняла, я за тебя ручалась. Если еще слово про Эмина, или про его отца скажешь, вылетишь отсюда. Надеюсь, тебе все понятно.
Женщина скрывается за дверью, но после вновь резко открывает ее, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
- И да, кстати, принеси завтра, наконец, свои документы, официально тебя нужно оформить на должность, - сказав это, даже не глядя на меня в этот раз, она удаляется.
Последние ее слова выбивают меня из колеи. Я думала, что если здесь получаю зарплату ежедневно, работаю официантом (не администратором, менеджером, директором, и даже не старшим официантом), никому и дела не будет до моего паспорта. Но теперь, что, придется его показывать? После этого разговора Маргариту вряд ли порадует его содержимое. Ей однозначно не стоит знать, что фамилия моя – не Рубинян, как я сказала ей ранее.
Не Рубинян – Фаворская.
***
Три года назад. Расставание…
Это было и это прошло.
Сначала казалось, что это самый красивый блеск в моей жизни – блеск обручального кольца на пальце. Кольцо, которое Эмин несколько часов назад надел мне на палец, валяется на постели, как и фата, дорогие сережки и ожерелье. Ничего мне не нужно от этой мерзкой семьи! Глаза плохо видят, потому что слезы капают, одна за другой, на подвенечное платье. Застилает взор это чертово страдание! Если бы только знала, в кого влюбилась! Если бы только знала…
Я даже не думаю о том, чтобы поместить все свои вещи в чемодане. Важным аспектом являлось то, чтобы не бросать туда одежду, подаренную им, Эмином, и первое время это правило учитывалось, но потом стало просто наплевать, и пока он продолжает разговаривать со своим отцом обо мне, очередном «успешном проекте», я пытаюсь незаметно уйти, пока, правда, не знаю, как это сделать. И пытаюсь всхлипывать тише, чтобы он, стоя за дверью номера дорогой гостиницы, не услышал.
Мы приехали сюда счастливыми, но, в конце концов, удовлетворенным остался только один из нас. И это определенно не я. Не знаю, что он говорит сейчас своему папе, даже слышать не хочу, пускай старик проваливает вновь на остров, не желаю его больше ни видеть, ни знать! Пусть и сына своего забирает. Чертов ублюдок!
Обрывки случайно услышанной мной беседы терроризируют мой мозг, вторгаясь в сердце. С каждым вдохом становится все больнее. Больно от мысли, что я настолько растворилась в человеке, а все это, абсолютно все, было тщательно проработанной операцией. Не знаю, смогу ли я простить своего отца за то, что он тоже в этом участвовал… Но самое паршивое, что мне и пойти некуда, кроме как вернуться домой. С Эмином жить я не останусь. Могу на время остановиться у какой-нибудь из подруг, но продолжаться вечно это не может. Я без средств существования. Деньгами меня обеспечивал жених, теперь уже, официально муж. Осталось немного на банковском счету – то, что я еще не успела потратить, но как только до папы дойдет слух, что я бросила Эмина, он сразу же заблокирует и эту сумму, сомневаться в этом не приходится.
К сожалению.
Закрывая чемодан, я догадываюсь, что Эмин возвращается в номер по тому, что он бодрым голосом обращается к персоналу:
- Otra de cava en la habitación nupcial, por favor! (Пер. с исп.: «Еще шампанского в номер новобрачных, пожалуйста!»)
Закажи себе лучше венок на могилу, сука, и стопку водки, потому что только уголовный кодекс удерживает меня от того, чтобы не убить тебя!
Он входит в комнату, вертя галстук-бабочку на пальце, а мне представляется, как им я душу его. Я знаю, что он пьян, но меня это не сильно колышет. И не беспокоит сейчас даже то, что когда Эмин немного выпьет, он становится неуправляемым, особенно, если его разозлить.
В спальне огромного номера из музыкального проигрывателя звучит песня его любимой группы – Mumford and Sons. И если по растекшейся из-за слез туши ему не понятно, как я зла, то туфля, попадающая прямо в сердце приемника, должна его отрезвить. Я очень, очень, очень сильно на него обижена. И, надеюсь, мне не придется объяснять Эмину, почему именно…
- Что происходит, любимая? – его голос становится строгим, но не теряет обеспокоенности и тревожности.
За наше общее будущее, ага.
Он перестает играть! Слава Богу, этот приемник затыкается, иначе я убила бы его об пол. И плевать, что на это скажет Эмин. Мне вообще на него теперь глубоко плевать.
- Да ладно тебе, - снимая платье, откликаюсь со свободной интонацией, - можешь не притворяться, я все слышала.
Я не вижу, но знаю, что желваки играют на его скулах, и он еле сдерживает себя от крика. Поскольку все пошло не так, как он того ожидал. Брачную ночь испортил звонок отца Эмина, и это единственное, за что я ему благодарна. Проклятый старик!
- Что ты слышала? – холодно вопрошает Фаворский.
Я не отвечаю, раздеваясь до нижнего белья, потом быстро натягиваю джинсовую и юбку и коричневый блейзер. Он повторяет свой вопрос жестче, когда я игнорирую его. Тогда я все-таки решаю утолить его любопытство.
- Все. То, как ты и наши родители кормили меня ложью все эти два года.
Он подходит ближе, я оборачиваюсь, услышав это, и отхожу дальше.
- Господи! – пытаюсь не разрыдаться, но слезы вновь капают, и чтобы не удариться в истерику, нужно приложить нехилые усилия. – Я же полюбила тебя! А ты… - я поднимаю на него глаза, смотря с нескрываемым отвращением. – Ты… Как ты мог заключить сделку со своим отцом, Эмин? - рука сама тянется к горлу, и я прикладываю ее к горящей коже шеи, как бы, уговаривая дышать. Получается все тяжелее… - На меня? Новая машина, большая половина акций фирмы, которая и так достанется тебе после смерти папы, вилла на побережье! Все это ты получил! Вот, что Фаворский предложил тебе за меня? Да?!
Он не отвечает, потупив взгляд. Его руки в карманах, но я так хорошо его знаю, что буквально вижу, как он сжал ладони в кулаки.
- Почему ты молчишь? – горько засмеявшись, говорю я, никак не в силах остановить проклятые слезы.
Он качает головой. Просто качает головой.
- Ты не понимаешь, - шелестит губами. В другой ситуации я не услышала бы этих слов, но сейчас прислушиваюсь к каждому звуку, исходящему от Эмина.
- Чего же я не понимаю?
- Я не хотел жениться, ни на тебе, ни на любой другой девушке, Лола, - медленно, с расстановкой произносит Фаворский младший. – Папа долго меня уговаривал, он с твоим отцом уже договорился, ему просто нужно было заключить контракт и соединить бизнес. Вот и все. А мы с тобой, - Эмин высовывает руку из кармана и ведет ею в пространстве между нами, - лишь пешки.
Остановив на секунду тихие рыдания, я выставляю руку и отрицательно машу головой.
- Нееет, - говорю спокойно, но потом перехожу на крик: - Нет! Не смей говорить про нас! Пешка в этой игре только я, ясно тебе?! Только я одна.
Эмин поворачивается к окну, меряет комнату шагами. Он продолжает свой рассказ, как ни в чем не бывало:
- Слушай, да, я согласен, наша встреча была подстроена мной, я ведь не отрицаю. Но только первые месяцы, Лолита, лишь первые месяцы для меня ты оставалась проектом, потом я тебя полюбил… - он сдвигает брови, звуча отчаянно и безнадежно.
Но откуда мне знать, играет ли он и в этот раз?
- Какая разница, - смахнув слезы, закрываю глаза. – Это было и это прошло, - почти неслышно выдаю и возвращаюсь к чемодану.
Застегиваю молнию, и ставлю его на пол. Эмин загораживает меня вход в ванную. Он отводит край рубашки, пальцем постукивая по кости левой ключицы.
- Думаешь, я бы набил татуировку с твоим именем, если бы не любил тебя?! – спрашивает он, переходя к более ярким тонам – это похоже на безысходность. – Просил бы я тебя набить слова из нашей песни на руке? – говорит он, глядя на меня.