Папа посчитал, что прошло достаточно времени, чтобы я пришла в себя, и его раздражительность моим нежеланием работать и желанием тратить деньги, бесила. Можно сказать, он сделал одолжение нам всем, избавив от совместной жизни, но хотелось бы иметь доступ и к семейному особняку, и к деньгам нашей семьи.

Я так долго не заходила в свою почту, но я точно знаю, что там хранятся старые письма от него, и именно поэтому я старалась забыть пароль, чтобы больше никогда не было искушения прочитать хоть строчку, написанную им. И я забыла, но он автоматически запомнился моим ноутбуком. А тот лежит на столе, прямо передо мной. Соблазн берет вверх. Мысли о том, что появились новые письма, убивают. Я поменяла номер телефона в очередной раз, и этот Эмин еще не вычислил. Или кто это делает за него? Его люди?

Все равно отхожу от компьютера, принимаясь ходить по комнате, желая сгрызть ногти. Хоть предложение прочесть. Хоть предложение! Эта одержимость Фаворским, невзирая на ненависть к нему, делает меня нереально уязвимой. А мне не нравится быть такой. Поэтому, когда я в следующий раз подхожу к письменному столу, кладу ладони на крышку ноутбука, я наполнена уже решимостью. Беру в руки компьютер и, дойдя до открытого окна, выбрасываю технику с четырнадцатого этажа вниз.

ГЛАВА 9.

Испанская мечта

Лолита

Герман возится с кофе-машиной в баре, где я застаю его после того, как переоделась в отделе для персонала, потому что это вряд ли можно назвать полноценной комнатой. Он не смотрит в мою сторону, может, нарочно, а может, просто не замечает, однако Катя, которая обязана сниматься в порнофильмах, уже воскликнула недовольно, увидев меня. И она точно назвала мое имя. Но Гера все еще не поворачивается. Ну, блин… Я подхожу ближе, прочищая горло, намекая на свое присутствие, но он не ведет даже плечом, не поворачивает головы. Ничего. Только сосредоточенно ставит чашки в отсеки, чтобы наполнить их ароматным черным кофе.

- Привет, - начинаю нерешительно, - а мне можно один?

Наконец, парень бросает на меня взгляд и тогда же достаточно медленно передает горячий напиток. Первый глоток обжигает горло. Кто-то включил музыку на своем телефоне, громко играет песня Джеймса Артура, а я пытаюсь объясниться перед Германом.

- Послушай…

- Все нормально, Лолита, у всех бывают тухлые времена, и ничего страшного в этом нет, что ты пригласила меня к себе в гости, а потом прогнала, и я через весь город ехал домой.

Его голос пропитан сарказмом и иронией.

- Я не прогоняла, мне просто нужно было побыть одной.

- Зачем же тогда приглашала? – Герман поворачивается к стойке спиной и кладет ладони на темную гладкую поверхность из дерева, мускулы на его руках напрягаются. Они перекатываются под белой рубашкой, поверх которой он еще не надел жилет, тогда как все остальные, включая меня, уже сделали это.

Растерявшись под его пристальным взглядом голубых глаз, я сначала не знаю, что ответить, но потом слова приходят сами собой:

- Я не хотела, чтобы так вышло, честное слово. Я лишь хотела, чтобы мы хорошо провели время.

Голос, прозвучавший внезапно сзади, принадлежит Кате:

- Ого, и что тут происходит?

Повернув голову в сторону, я смотрю на нее через плечо и огрызаюсь:

- Тебя это не касается!

Она сжимает кулаки, подходя ко мне, но Герман реагирует быстро и заводит меня себе за спину.

- Мы с тобой уже говорили о том, как ты привыкла решать проблемы и недомолвки, - говорит он ей, а я не могу сдержать победной улыбки из-за того, что он защищает меня.

Катя негодует, размахивая руками.

- Слушай, Лаванда, ты не знаешь ее совсем. Чего ты вечно подставляешь себя ради этой шавки!

После подобного оскорбления я уже не могу стоять за ним, поэтому пытаюсь прорваться, чтобы надрать задницу девочке ХХХ, но Герман удерживает меня, а Катя только больше разогревает во мне злость и желание отполировать ей лицо.

- Эй! Эй! – он поворачивается ко мне и хватает за локоть, когда я, несмотря на преграду, пытаюсь достать эту сучку. – Эй, мы на работе, помнишь? – говорит он спокойно, но в его голосе слышны нотки раздражения.

Он может помочь мне остыть, я знаю, и у него в очередной раз получается. У Германа Левандовского, который сначала показался мне всего лишь симпатичным парнишкой, не более. Тот самый парень, которого я намеревалась уволить с работы. Хорошо, хоть я уже рассказала ему об этом, не то при нынешних обстоятельствах меня по-особенному бы съедала совесть.

- Хорошо, - выдыхаю, переводя взгляд на Германа.

Он все еще обеспокоенно на меня смотрит, потому я повторяю более убедительно:

- Я сказала, хорошо. Ладно.

Парень отходит в сторону, пропуская меня вперед. Направляясь к выходу, я все же намеренно задеваю Катю плечом, она издает такой звук, словно я всерьез обидела ее, хотя мне было видно краем глаза, как девушка пошатнулась. Если бы сказала, что жалею о наших ссорах, то слукавила бы.

Завернув за угол, я захожу в “Сервизную”. Ответственный за этот мини-склад мужчина, имени которого я не знаю, потому что на нем отсутствует бейдж, внимательно осматривает меня, затем спрашивает с подозрительностью и недовольством:

- Ты новенькая, что ли?

К счастью, мне не приходится отвечать на этот вопрос, потому что Герман следовал за мной, по всей видимости, и сейчас он становится в проеме, облокотившись о дверной косяк. Скрещивает руки на груди, не по-доброму глядя на обратившегося ко мне.

- Нам нужно поговорить, - сообщает Лаванда, все еще осматривая мужчину. - Ты что здесь делаешь? - теперь поворачивает голову так, чтобы видеть только меня.

Я роюсь в пакете с каким-то тряпьем в поисках того, что необходимо мне.

- Ищу “бабочку”. В раздевалке не осталось ни одной.

Герман вдруг хватает меня за руку и выводит из “Сервизной”. Вид у него действительно очень серьезный.

- Что происходит? - обеспокоенно интересуюсь я, когда мы выходим в длинный коридор, а Лаванда, как ни странно, оглядывается по сторонам.

Еще немного - и я поверю, что мы снимаемся в чертовом малобюджетном боевике!

- Я кое-что узнал сегодня. Тебе вряд ли это понравится…

Но ему не удается договорить, и я закрываю от отчаяния глаза, услышав голос особы, что так мне опротивела. Она зашла сюда через вход, расположенный рядом с уборными комнатами, задержалась у двери, окликнув меня, а потом медленно ее закрыла и вальяжной походкой направилась к нам. Герман, повернув голову от нее, закатывает глаза.

- Итак, итак, итак, - протягивает самым неприятным образом Маргарита, вставая возле нас, точно палач. - Что мы здесь делаем?

- Мы здесь обсуждаем личные дела, вас не касающиеся. А что тут делаете?

Я не ожидала, что Герман способен разговаривать так с начальством, но мне бы очень хотелось, чтобы он врезал ей и покрепче. Это было бы отличным финалом для любого боевика, даже для такого малобюджетного, на который походит моя сегодняшняя жизнь.

- Тебе повезло, что у меня мало официантов, - говорит Марго, склонив голову набок, но по ее выражению лица и так ясно, что она не стала бы увольнять Германа - уж слишком менеджера дорожат этим сотрудником, - иначе оказался бы ты уже за пределами “Моны”, Левандовский. Я понятно излагаю свою мысль? Ты понимаешь, о чем я?

Лаванда не отвечает ей ничего, но ему и не надо, поскольку нам с ней обеим ясно, что он смеется над ней, потому и молчит. Пока. Когда он заговаривает, я читаю в ее глазах стыд и неприязнь.

- У вас всегда были проблемы с тем, чтобы излагать свои мысли на уровне моего понимания, Маргарита. - Он отодвигается от меня, чтобы наклониться над ней и прошептать ей в ухо, но достаточно громко, дабы я все услышала: - Все нормально, просто, в отличие от вашего, мой интеллект не хромает.

С открытым ртом Марго стоит возле меня, бесясь, краснея, словно рак, а Герману приходится вновь отправиться в бар. Да, он ненавидит ее, и я могу представить, что он чувствует, но теперь Лаванда оставил меня одну вместе с этой мегерой.

Облизнув губы, Марго поправляет неизменный сиреневый шарф на своей тонкой короткой шее.

- Попробуешь сегодня хоть слово про Фаворского сказать - и я тебя тут же уволю, - угрожает банкетный менеджер, не сводя с меня маленьких глазок.

- Я не тупая, вы мне в прошлый раз все доходчиво объяснили, - откликаюсь, посмотрев в сторону окна.

Я еще долго ощущаю на себе ее взгляд, но потом она выдыхает более-менее облегченно и уходит прочь.