© Салли Гарднер «Червивая луна»
Марго заходит в раздевалку рано утром, когда все остальные мои коллеги выходят из нее, а я остаюсь переодеваться. Снимаю с себя футболку, не стесняясь ее присутствия. И после ее откровения в тот день мне вовсе хочется задушить эту женщину, но гнев быстро проходит, когда я вспоминаю, что за убийство человека мне светит срок. Остается только непонимание и неприятное ощущение внутри, как будто каждый, просто каждый человек, что общается с тобой, чего-то от тебя хочет. Даже родной отец.
- Я тебя внимательно слушаю, - бросаю на нее взгляд через плечо, прежде чем схватить серую футболку с эмблемой своего университета и надеть на себя.
Сначала Рита глубоко и шумно вздыхает, и во вздохе ее сквозит нервозность, но после она начинает говорить, спотыкаясь буквально на каждом слове.
- Мы с тобой… мы с тобой… были друзьями, Герман. Мы… я бы хотела, чтобы ты… чтобы мы…
Обернувшись к ней, двигаюсь к раковине с достаточно грозным видом, чтобы женщина захотела замолчать. Она так и делает, непрерывно следя за моими действиями.
- Мы никогда не были друзьями. Мы вместе работаем, - отрезаю, опустив голову и намочив слегка волосы.
Я провожу по ним ладонями, разбрасывая влагу по каждой короткой пряди. И все равно их пора стричь, поскольку отросшие концы достигают уже основания шеи, а мне это не совсем нравится.
Марго встает за моей спиной, я могу видеть ее отражение в зеркале. Ненастоящий, виноватый вид. А может, настоящий… Да мне плевать! Если ей хочется спать дальше с моим отцом, пускай спит! Пусть развлекается с ним, пока нужна ему, но вскоре он выбросит ее из своей жизни, как и всегда поступает с женщинами, считая, что так и полагается делать звезде шоу-бизнеса. Обиднее всего то, что мы действительно с ней хорошо общались, я рассказывал Марго прошлым летом, как отец все время бросает в лицо то, что сделал для меня, то, что был рядом, когда маме было плохо, когда она умирала… И Рита понимала меня. Казалось, понимала… поддерживала. И как только увидела этого придурка с длинными волосами, тут же прыгнула к нему в койку, а рассказать мне об этом удосужилась лишь недавно, что и испортило наши отношения.
Бесповоротно.
- Лаванда, я понимаю, что ты злишься…
Повернувшись к ней, я выставляю вперед предупреждающе указательный палец.
- Не называй меня так, - произношу практически по слогам, чтобы она поняла, что так я разрешаю обращаться к себе лишь друзьям.
Она согласно вскидывает ладони, но продолжает стоять там же, где и стояла, продолжает на меня смотреть. Все, я уже устал от этого, серьезно. Не хочу я больше ни папы, давящего на меня, в своей жизни, ни его глупых любовниц.
- Надеюсь, - подойдя к своему рюкзаку, смело озвучиваю мысль, - что папаша подарил тебе незабываемые ощущения.
Досадливо усмехнувшись, я застегиваю рюкзак, предварительно поместив в него все вещи, принадлежащие мне. За ремень забрасываю его на плечо и прохожу к выходу, но у арки моментально оказывается Марго, которая наивно полагает, что своим хрупким телом сможет противостоять моему уходу.
- Давай на этой веселой ноте, - иронично начинаю я, - закончим эту утомительную для меня беседу.
И я прорываюсь, оттолкнув несильно Риту, иду вперед по коридору, жалея о том, что в мой выходной, в то время как Лола отдыхает на свадьбе друзей со своим мужем, я согласился выйти на работу, потому как один какой-то там идиот решил не приходить. Ладно, но уже глубокая ночь, почти утро. И я ухожу отсюда.
- Герман, подожди! – менеджер бежит за мной, даже когда я открываю дверь, выходя в гостевую часть, в которой, конечно, больше никого нет.
Останавливаюсь, не в силах бороться с собой, у маленького прохода, небольшой дорожки, по обеим сторонам которой выросли высокие стены. Здесь я впервые столкнулся с Лолой, посмев посетить уборную для гостей. Та наша встреча не состоялась бы, не прими я тогда это решение.
Марго воспринимает мою сентиментальность, связанную только с личными переживаниями, за то, что я готов слушать ее, но я не собираюсь. Она снова нагоняет меня, а ведь только успела отдышаться, остановившись у дверей в мужской и женский туалет. Я, выйдя, через большие стеклянные двери, сталкиваюсь с густой ночью и по гравийной дорожке иду к посту охраны, но Марго не отстает.
- Хватит! – резко остановившись, я поворачиваюсь к подстилке своего отца, и она чуть было не врезается в меня, но держится крепко на ногах, тоже встав, как вкопанная.
- Герман, ты можешь меня выслушать?
- Я ничего слушать не хочу от тебя. Я просто с тобой работаю, я твой подчиненный! А ты – моя начальница. Вот и все, - выдыхаю, осознав, что превысил допустимую громкость своего голоса в стенах отеля.
Не нужно было так кричать, ведь гости спят в своих номерах, они могут пожаловаться, за что у меня могут вычесть из зарплаты какую-то часть, а то и вовсе уволить.
- Герман…
- Все, - быстро говорю я, скрещивая руки, - все. Баста!
Она подбегает и, схватит меня за локоть, смотрит прямо в глаза мне.
- Да послушай же ты, идиот! Я люблю его!
Предполагаю, что теперь и Марго рискует остаться без работы.
- И он, - дрожащей ладонью, менеджер указывает мне за спину, - он… там…
Я поворачиваю голову, с ужасом замечая, как горят фары иномарки у шлагбаума. Да, это мой папа. Какое идеальное окончание рабочей смены. Вырвав локоть из захвата Марго, я в последний раз смеряю ее недовольным взглядом и смело шагаю навстречу охранникам. В их тесной будке я показываю секьюрити свой рюкзак, забираю из камеры хранения телефон, кошелек, ключи от дома и, попрощавшись, выхожу оттуда.
За рулем машины сидит отец, но я намеренно прохожу мимо. Пройдясь по убитому асфальту, сворачиваю к районной площади, но свет, отражающийся впереди меня, и звук соприкасающейся с асфальтом резины говорит мне о том, что папа на своем новом автомобиле едет за мной. Я ускоряю шаг, и тогда он громко сигналит несколько раз, заставляя меня замедлиться, а после – остановиться.
Снова.
Дверца автомобиля хлопает. Его шаги по земле отдаются у меня в ушах. Через полминуты отец уже стоит передо мной в просто кошмарно дорогом костюме, бессовестно дорогом. Засунув ладони в карманы брюк, он внимательно изучает мое лицо.
- Czego chcesz? («Чего тебе?» - здесь и ниже перевод с польского) – бросаю я со скучающим видом, подняв глаза к небу. – Już ci wszystko przez telefon wyjaśnił. (Я тебе уже все по телефону объяснил.)
Папа вздыхает, следуя за моим взглядом, но позже возвращается глазами к моему лицу, вглядываясь в него.
- Podoba maszyn? (Нравится машина?) – говорит он, кивнув головой на тачку позади него.
Это Bentley Bentayga светло-коричневого цвета, кажется. Да, не буду скрывать, если бы я мог заработать на такую, то с радостью бы купил. Однако я не собираюсь отвечать, чего и не делаю, и не хочу принимать от этого человека никаких подарков.
- Dlaczego nic nie mówisz? Podoba lub nie? (Почему ты молчишь? Нравится, или нет, сынок?)
Я грустно усмехаюсь и делаю попытку убраться отсюда подальше, но папа ловит меня за руку, заставив оставаться на месте.
- Chcę do domu. (Я хочу домой.) – Опять пытаюсь обойти его, но отец и в этот раз не позволяет мне этого сделать.
В свете фар вижу, как длинноволосый мужчина с идеально остриженной бородой изгибает бровь, ожидая от меня чего-то другого, помимо стремления покинуть площадь. Вдруг он хватает одной рукой меня за плечи и поворачивает к своей все еще заведенной машине.
- Patrz (Смотри), - говорит он, тыча пальцем в бампер так настойчиво, - to może być twoja! I jeszcze dziesiątki takich samych, Herman! (она может стать твоей! И десятки еще таких же, Герман!)
Я не желаю дальше выслушивать его бред и, отпихнув отца, все же разворачиваюсь и быстрым шагом иду к дороге. Какое-то время мужчина только выкрикивает мое имя, настаивая на том, чтобы я не совершал, по его мнению, глупость. Наверное, достает ключи из драгоценного «Бентли», а позже, и правда, вновь слышится звук хлопанья двери, а потом его форсированный шаг в моем направлении. Я тоже ускоряюсь, но этот козел же бегает каждое утро, поэтому прямо после того, как я перешел дорогу у спортивного зала, он догоняет и кладет руку на предплечье. Я смахиваю ее к черту.
- Basta, tato! (Баста, папа!) – ору я несдержанно, выходя из себя ко всем бесам.
- Mi to nie jest potrzebne, rozumiesz? Mi nic nie trzeba z tym, że ty mi tak ładnie pokazujesz! I nie mam zamiaru żenić się z córką swojego przyjaciela, bo kocham inną kobietę. W przeciwieństwie do ciebie, nie zamierzam zdradzać swoje uczucia dla korzyści! (Мне ничего этого не нужно, понимаешь? Мне ничего не нужно из того, что ты мне так красиво рекламируешь! И я не собираюсь жениться на дочери своего друга, потому что я люблю другую женщину. В отличие от тебя, я не собираюсь предавать свои чувства ради выгоды!).