Выдав все это на одном духу, мне остается только наблюдать за его реакцией – за неким шоком, что отразилось на его уже немолодом лице. Он вскидывает брови, расширяет глаза, округляет рот, не зная, что мне сказать.
- Jesteś zakochany, Herman? (Ты влюблен, Герман?) – ошарашенно вопрошает отец.
Я хмыкаю.
- Gdyby oprócz przelewu pieniędzy na moje konto, to i interesował się moim życiem, tato… to byś o tym wiedział… Ale nigdy nie miałem ojca, któremu potrzebny był ja, jego syn. (Если бы кроме перечисления денег на мой счет ты бы еще и интересовался моей жизнью, папа… ты бы об этом знал… Но у меня никогда не было отца, которому я был бы действительно интересен.)
Горечь в моем голосе ни скрыть, ни убавить. Он надламывается на последних словах, и я спешу замолчать, чтобы не выглядеть совсем уж жалким перед ним. Рядом проходит парочка, они держатся за руки, пьют пиво и, миновав нас, оглядываются, с интересом оглядывая, через несколько секунд вновь предавшись своему увлекательному разговору о прошедшей вечеринке.
- Miłość nie jest wieczna, synu, (Любовь не вечна, сынок.) – говорит отец, облизнув губы, и уперев кулаки в бедра.
Я киваю, с ненавистью произнеся:
- Tak, ty to udowodniłeś. (Да, ты доказал это.)
Отец, которого мне вовсе не хочется так называть, негромко смеется, чуть-чуть приближаясь.
- Nie bądź głupi. Twoja pasja i wieczne, na pierwszy rzut oka, zasady nigdzie cię nie zaprowadzą! (Не будь глупым. Твоя увлеченность и вечные, на первый взгляд, принципы никуда тебя не приведут!)
Так и схожу с ума от желания плюнуть ему в лицо. И ему про любовь, про увлечение, про влюбленность рассуждать! Этому лживому ублюдку! Он бросил нас с матерью, которая в нем души не чаяла, на произвол судьбы. Даже не интересовался, есть ли что-то у нас поесть, где мы теперь живем, хожу ли я в школу, нужно ли нам что-нибудь. Мама читала газеты, видела, как он поднимается, и радовалась за него… Сволочь он! Сволочь! И сейчас, вспоминая это, во мне просыпается злость. Я разрешил ему снова стать частью моей жизни, потому что, как мне казалось, он искренне хотел выздоровления матери. Да, он отдал огромное количество денег на ее лечение, но это не значит, что тогда теми средствами и средствами, перечисленными за мое обучение в эти два последних года, папа меня купил.
- Oddam ci wszystko. Stopniowo, (Я отдам тебе все. Постепенно.) – еле-еле проговорив эту фразу, я отчаянно вздыхаю и отхожу назад.
На один шаг, на два, на три.
Папа, качая головой, с непониманием спрашивает:
- O czym ty mówisz? (О чем ты говоришь?)
Но мне больше нечего ему сказать. Поправив на плече ремень рюкзака, я отворачиваюсь к темной тропинке, охватываемой деревьями, и шагаю вперед, не слушая его крики, которые уверяют меня, что мне лучше вернуться.
Похоже, все, я не смогу вернуться в университет осенью и с квартиры мне нужно съезжать. Черт! Просто не стоило принимать его помощь, нужно было сразу заподозрить его в чертовой двуличности. Дьявол бы его побрал!.. И, возможно, мне удалось бы избежать множества разочарований, связанных с этим человеком.
Дома пусто. В этой квартире все не так, когда здесь нет Лолы. Сегодня я признался человеку, которого презираю, что люблю Лолиту. Боже мой, и как меня угораздило во все этом погрязнуть. Чертов романтик! Я бросаю рюкзак на полку в прихожей, вскидываю ладони и лохмачу волосы на голове. Щелкаю выключателем, зажигается свет, освещая половину кухни, поскольку дверь в нее открыта. Я смотрю на свое отражение в зеркале и завидую тому парню, которым был два года назад, до университета. Несмотря на смерть мамы, в душе поселилась какая-то беззаботность. Запечатав квартиру в нашем городе, я сел на поезд и уехал в Москву. Шлялся по улицам, как беспризорник восемнадцати лет. А потом со мной связался папаша и предложил то, что предложил.
Мысли медленно переносятся к Лоле. Что она делает сейчас? Уютно ли чувствует себя с мужем? Мне не должно быть до этого дела. Хороший, или плохой, но муж у нее все-таки есть, и ему нужно заботиться о ней, переживать о ней, а я все равно, как полный придурок, с ума по этой женщине, старшей меня на пять лет, схожу. Дурак. Полный дурак.
Сентиментальный идиот. Меньше лиричной музыки Талькова, меньше кофе на ночь, меньше любования ночным звездным небом – и, может быть, удастся выбросить Лолиту Фаворскую из головы.
Фаворскую.
Замужнюю женщину, вскружившую мне голову своим эгоизмом и нетипичным для меня образом мысли. Нетипичными для меня взглядами на жизнь. Ее любовь к роскоши раздражала, ее самовлюбленность бесила. И, в конце концов, я, как настоящий, как истинный придурок, клюнул на все это. На все ее пороки, на все ее изъяны. И каждый ее недостаток я полюбил, как достоинство. Каждый дефект ее души я ощущал и мысленно целовал.
Я влюблен в Лолу. Пора бы уже осознать это наверняка.
ГЛАВА 19.
Столкновение характеров. Вспомним былое
Лолита
Я уехала домой на такси, в свою маленькую квартиру – единственно место, где я могу чувствовать себя, черт возьми, защищенной. Но я видела его машину, которая следовала за мной, и я не удивлюсь, если в скором времени он позвонит в мою дверь, начнет бить в нее кулаками и ногами. Я боюсь Эмина Фаворского, потому что однажды он уже причинил мне боль. И я понятия не имею, как мне реагировать на сложившуюся ситуацию, на то, как я облажалась, по сути, просто сказав то, что на самом деле думаю. Но в нашем мире это никогда не было правильным: тебе затыкает рот общество, чтобы ты меньше тявкала, и лишь составляла хорошую достойную партию своему супругу. В мире богачей, суперзвезд, теледив непринято выражать мнение таким презренным способом. Видео с моими откровениями попадут в Интернет… А разве это не то, чего я хотела с самого начала? Чтобы родители узнали, в каком дерьме я нахожусь, и захотели вытащить меня отсюда. Только сейчас я уже не уверена, что хочу выбираться. Невзирая на ненавистную работу, все равно было много хорошего в том, что я пережила за эти недели. Мне не хотелось бы это забывать.
Я не успеваю снять с себя платье, зайдя в ванную, потому что в дверь действительно звонят. Я уже знаю, кто беспокоит меня в столь позднее время. И почему-то мне хочется ругать Эмина за то, что сел за руль выпившим, хоть он и довольно трезв, но аварии не избежать, допусти он хоть одну ошибку в таком состоянии. А если еще учесть его нелюбовь к ремням безопасности…
Туфли, которые я забыла скинуть, стаскиваю по пути к двери. Мне даже не нужно смотреть в глазок, я просто открываю ее, сорвав цепочку. Эмин, рассерженный и разозленный, стоит на пороге. У него очень хмурое выражение лица, но я делаю вид, что мне нисколько не страшно и держу руку на дверном косяке, глядя Фаворскому прямо в его серые-серые глаза.
- Довольна? – будто бросая мне вызов, говорит с надменным видом.
Он выходит из себя и бьет по отсеку над моей головой, да так, что я вздрагиваю. Незаметно для него, очень неспешно я ставлю одну ногу назад, и когда собираюсь отойти, чтобы закрыть перед его носом дверь, он хватает меня за руку и встряхивает, притягивая к себе.
Сейчас Эмин в угрожающей близости от меня, просто в устрашающей интимности, и это селит страх в сердце, заставляя его быстро-быстро биться, словно бешеное.
- Ты довольна? – повторяет Фаворский. – Ты этого хотела?!
Потом он стремглав, не дав мне даже слова сказать, захлопывает дверь за своей спиной, прежде заведя нас в мою квартиру. Он отшвыривает меня к зеркальному гардеробному шкафу. Точно животное подкрадывается, а когда достигает цели, хватает меня ладонью за горло и заставляет поднять подбородок. Я могу видеть его свирепое лицо, его горящие глаза. О чем я только думала, устроив целое шоу на свадьбе друзей Эмина, которые, по его словам, важны ему по рабочим делам?! Но и сам виноват. Не нужно было брать меня в спутницы.
Я достаточно долго отказывалась, однако Фаворский не прекращал уговаривать.
Я сдалась, а сейчас очень об этом жалею.
- Почему ты не отвечаешь? – шипит он мне на ухо, тесно прижавшись своей щекой к моей.
Я кладу пальцы обеих рук с длинными ногтями на его ладонь, схватившую меня за горло, и с усердием стараюсь поцарапать Эмина, сделать ему больно, но ничего не выходит. Несмотря на то, что кожа на его руке уже окровавлена, этот урод даже виду не подает, а лишь ухмыляется. Тогда я, вцепившись ногтями в его плечи под пиджаком, оставляю кровавые следы на белой рубашке. Эмин ревет и мигом отскакивает от меня. Я уже было перестала надеяться, что это произойдет. Спиной прижавшись к зеркалу, я хватаюсь одной рукой за шею и дышу, что есть силы. Оказывается, желание жить у человека не проходит даже тогда, когда кажется, что все в полном дерьме.