Не хочется отходить отсюда, подождать, когда он выйдет, подловить и поговорить с ним. Эмину никогда не нравилось, если я дружила с мужчинами, с которыми не дружил он. Мы ругались из-за этого во время моей учебы в университете. Он устраивал целые представления дома, если узнавал, что какой-то студент, с которым я неплохо общаюсь, решил меня подвезти, если у Фаворского в тот день такой возможности не было. И я совершенно не разделяю его взглядов, таких радикальных на этот счет, однако больше всего я боюсь, чтобы он не навредил Герману.
Только я подумала о том, что стоило бы включить телефон, как в дверь позвонили. О, нет. О, нет! Это не может быть Герман. Лучше бы это был не он. Лучше бы он не рисковал так и собой, и нашими с Эмином отношениями. Но Герману вовсе не нравится мысль, что мы можем сойтись. Я его понимаю, на его месте я бы так же говорила, но ему никогда не быть в моей шкуре. На ватных ногах я пробираюсь в прихожую, а человек, по ту сторону квартиры звонит снова. Дьявол его побери.
Ладно. Я знаю, что это он. Не буду даже включать видеодомофон. Повернув замок, я открываю дверь нараспашку, заведомо сгорая от стыда, намереваясь объясниться, но моя челюсть отвисает до самого пола. Потому что это не Герман.
Это моя мама.
- Мам? – практически лепечу, не в состоянии и пары слов связать от шока. – Ты здесь? Ты в Москве? – наконец, меня пробивает на речь, в то время как мать залетает в квартиру.
Я запираюсь и иду за ней, она бежит в гостиную, на ее лице, успела заметить, выражение ярости, беспокойства и бешенства.
- Ты что делаешь?! – кричу я и подлетаю к ней, когда она вытаскивает из моего стенного гардероба красный чемодан.
За эти две минуты она и словом не обмолвилась, но моя попытка помешать ей обвенчалась провалом – мама, высокая, статная и с крупной костью женщина, отталкивает меня так, что я падаю на пол, и на лице ее не отображается ни капли сожаления за свой поступок.
- Мам! – искренне возмущаюсь я.
На минуту остановившись и отдышавшись, она поворачивается ко мне, одну руку положив на бедро, а другой кивнув на меня, указывая пальцем.
- Молчи. Ты поняла? МОЛЧИ! - орет мама. – Я все знаю, и твой отец всю ночь убирал в нашем доме разбитую мной посуду. Сам. Сволочи же такие, а. А ты молчала! – она испепеляет меня взглядом, а я сглатываю, ощущая вмиг себя виноватой.
Поднявшись на ноги, я держу дистанцию.
- Я боялась тебе сказать, не хотела расстраивать, но сейчас все нормально. Ты можешь не волноваться, честное слово.
Русоволосая женщина с перекинутой на плечо косой склоняет голову набок, подозрительно на меня смотря.
- Что значит «все хорошо», Лола?
- То и значит, - стараюсь отвечать ей в тон – со всей строгостью и основательностью. Как взрослая, иначе рядом с нею ощущаешь себя маленькой девочкой. – Все хорошо.
Он издает истеричный смешок, быстро подходит ко мне, становится вплотную и дергает меня за волосы с такой силой, что на глаза у меня выступают невольные слезы.
- Хорошо, что ты вчера нас с отцом опозорила, да?! Это хорошо? Что теперь о нас говорить будут? Ты об этом подумала?! Ты почему нам сама не сказала, где работаешь? Кем работаешь? – Снова смешок, она сильно нервничает. – Ты – дура!!! – со всей дури кричит она мне в ухо, продолжая держать прядь моих волос в кулаке и дергать за них снова и снова. – Самая настоящая дура. Во-первых, не нужно тебе было идти работать официантом… Господи… Даже произносить не хочу этого… - мама кладет руку себе на лоб. Она собирается, чтобы облить меня новой порцией ругательств: - Во-вторых, идиотка, какого хрена ты подружилась… с кем? С Германом? Что там за Герман? Что там за человек такой? Такой же идиот, как и ты, Лолита?! В-третьих, - переводя дух, говорит мама, - для чего тебе давали мы с отцом образование? Для чего ты училась в Мадриде? Мы думали, ты пойдешь по верному пути, станешь самостоятельной и добьешься высот в своей стезе! А ты идешь и становишься официанткой, когда у тебя есть собственная квартира в Москве, о которой мечтает любая дрянь, и огромное количество возможностей с твоим дипломом и фамилией!
Не говорить же мне, что я просто хотела, чтобы они вернулись и вернули мне мои деньги на кредитках, которых лишили с такой легкостью. И что они думали? Что за один день/неделю/месяц я привыкну жить так, как они о том мечтают? Я всю жизнь прожила в окружении конфет. А потом родители уехали, оставив мне только фантики, решив, что все именно так быть и должно. Не было ничего постепенного, лишь резкий их уход.
Я вырываюсь, убираю ее руку, буквально каждый палец по отдельности. Набравшись смелости, собираюсь высказать ей все, что я хочу. Но не тут-то было. Щелчок замка двери ванной комнаты – и вот Эмин надевая пиджак поверх рубашки, покоряя своей сногсшибательной красотой и мужественностью, идет к нам. Он поправляет ворот (ох, как же, гаденыш, хорош!) и, подойдя к моей матери, все еще прибывающей в некотором шоке, добивает ее своей харизмой. Эмин целует ее в щеку.
Он. Целует. В. Щеку. Мою. Мать. Что за черт? У нее открывается рот, и первое время она даже не знает, что сказать, но потом, к счастью, или сожалению, приходит в себя, чтобы влепить моему мужу, своему тестю знатную пощечину именно в тот момент, когда он говорит: «Здравствуйте, мама!»
Его голова двинулась в сторону, протерев ладонью место удара, муж хмыкает и пожимает плечами.
- Что ж, - говорит он смиренно, - я это заслужил.
Улыбка на лице Фаворского побуждает маму еще раз ему залепить, и это он выдерживает. Просто треплет ее по плечу в ответ, отчего моя мать находится в какой-то прострации от его реакции, а я еле сдерживаю смех, прикрыв рот рукой.
- Я слышал все, что вы говорили Ло, мама, - объясняет Эмин, проходя на кухню, а мама следует за ним.
И я, разумеется, за ней.
- Я вам честно скажу, что упустил очень выгодную сделку, что касается основного фармацевтического бизнеса отца, который позже, естественно, станет полностью моим. Однако, - выставив указательный палец, мужчина сохраняет безмятежность на своем лице, которой позавидовал бы каждый человек в такой ситуации, - неужели мы с вами никогда не совершали глупости? И я сделал кое-что нехорошее по отношению к Лоле!
- Конечно! – вмешивается мама, гневно настроенная. – Ты, твой папаша и мой никудышный муж подстроили ваш брак с моей дочерью, ты внушил ей эту любовь, а она поверила во всю эту фальшь!
Господи, значит, папа ничего не рассказал ей об изнасиловании. Слава Богу. Слава Богу! Я складываю ладони у груди, скрестив пальцы, внутренне ликуя. Лучше уж ей просто не знать.
- Погодите, - говорит Эмин, - да, брак был подстроен, но любовь – нет. Любовь настоящая, - с уверенностью и непоколебимостью в хриплом голосе отзывается мой мужчина, подмигнув мне.
Я улыбаюсь во весь рот, как ненормальная, и мама, заметив это, ударяет меня несильно по плечу, а потом вновь отправляется в гостиную. Мы с Эмином пару минут наблюдаем за тем, как она забрасывает в хаотичном порядке мои вещи чемодан, платье за платьем, джинсы за джинсами, туфли за туфлями.
- Что ты делаешь? - говорю я с неким страхом.
- Твой отец не решился прийти сюда. Сказал, что и так чувствует перед тобой себя виноватым, так что отчитывать тебя - не его дело. Но я - не он! – громко осведомляет нас мама. – Я сразу сюда прилетела. И я тебя увезу отсюда в Рим.
Оказавшись вмиг у чемодана, я снимаю одежду и обувь оттуда, какую мама уже успела забросить внутрь. Но она настойчиво повторяет всю процедуру снова.
- Я никуда не поеду! – отрезаю я, и Эмин за меня вступается:
- При всем уважении, но Ло – моя жена, и она останется здесь, со мной.
Я качаю отрицательно головой, выхватывая у нее чемодан, но мама вцепилась в него мертвой хваткой. К тому же, она сильнее и больше меня.
- Мы будем подавать на развод, - говорит она, даже не напрягаясь.
После этой ее фразы я выпрямляюсь и бросаю с особой мятежностью:
- Я НЕ БУДУ подавать на развод. Я люблю Эмина!
Мать даже не поднимает на меня взгляд.
- Ну, как же, - хмыкает она. – Любишь… Загранпаспорт твой где?
Она меня даже не слушает. И тогда Фаворский, обойдя меня, хватает ее за запястье, заставляя на него посмотреть. Мама почти не уступает ему в росте. Их глаза напротив друг друга, Эмин абсолютно безмятежен и спокоен, чего о моей матери не скажешь.
- Я должен сказать, что прошу у вас прощения, - не сводя взгляда с ее лица, говорит он с покорностью. – Я был не прав. Как и мой отец. Как и ваш муж. – А дальше следует: - Но мы все, все без исключения, совершаем ошибки, за которые потом расплачиваемся. Я обидел вашу дочь, но я обещаю, что всю жизнь потрачу на то, чтобы искупить свою вину. Мой отец здесь больше ничего не решает. Если Ло захочет развод, - тяжело сглотнув, Эмин через плечо смотрит на меня, прежде чем снова повернутся к моей матери, - она его получит. Когда угодно. А пока я лишь прошу немного времени, чтобы вы поверили мне, чтобы ваша дочь поверила мне, что я изменился. Я буду хорошим мужем. – Сглотнув снова, Фаворский заканчивает: - По крайней мере, приложу все усилия для этого.