Дождь неожиданно хлынул градом, а мы этого даже не заметили. Он льет, как из ведра, пока Герман, не уступая мне, так же кричит и так же бурно выясняет отношения.

- Ты просто дура! – орет он.

И тогда я бью его кулаками по плечам. Снова и снова. Лаванда хватает меня за руки, после чего я не могу снова ударить его, но гнев внутри меня течет, перемешиваясь с кровью.

- Как, скажи мне, КАК, Лола, можно любить того, кто тебя изнасиловал? – ревет Герман, перекрикивая несчастный дождь, сделав нам мгновенно мокрыми с ног до головы. – Как ты можешь его любить? – Он перестает держать меня за запястья, но отводит руки вверх и захватывает ими мои плечи, а потом с силой меня встряхивает. По моим щекам текут слезы. Хорошо, что, благодаря ливню, Герману никогда этого не узнать. – КАК МОЖНО ЛЮБИТЬ СВОЕГО НАСИЛЬНИКА, СКАЖИ МНЕ?! – со всей дури орет парень, вновь меня встряхнув.

Я сдерживаю рыдания, но у меня плохо получается. Уперевшись ладонями в его предплечья, я пытаюсь выскользнуть из его крепкого захвата, но все тщетно.

- Ты же мой друг! - вдруг, сама того не ожидая от себя, прокричала я ему в лицо.

Услышав это, он сам меня отпускает, сделав шаг к назад, к деревьям. Я не хочу дотянуться до него снова, просто мне интересно, что сейчас он сделает или скажет. Мы не замечаем никого вокруг. Словно нет больше ничего важнее драмы, что происходит между нами.

- Нет, - качает головой Герман, и только по губам я понимаю, что он говорит мне. – Нет, я не твой друг. – А потом его крик заполняет мою душу и все пространство между нами: - Я не хотел быть твоим другом. Но ты не замечала меня, была влюблена в этого засранца! – Он просто не знает Эмина, поэтому так говорит. – Я никогда тебя не пойму. Я никогда тебя не пойму!

Набравшись смелости, я подхожу к нему, а Лаванда пятиться только первые несколько секунд, потом бездвижно стоит на месте.

- Как это ты мне не друг? – еле произношу это, сильно сдвинув брови вместе.

Это все так странно. В этом мире, совершенно новом для меня, я обрела Германа, который изменил меня, научил меня быть другой и сделал меня лучше, а теперь он говорит мне, что мы не друзья? Я не знаю, как это могло бы не ввергнуть меня в шок.

Горько усмехнувшись, Герман, будто знает, что я плачу. Он вытирает мои нижние веки, хотя это бесполезно – капли падающие с неба вновь делают их мокрыми. И слезы, конечно, тоже.

- Я тебя полюбил, Лола, - отвечает он спокойно.

Мое сердце останавливается. Я должна за что-то держаться, чтобы не упасть. Почему я не падаю? Почему мне так больно, но я все еще нахожусь в сознании?

- Нет, - отрицательно качая головой, опровергаю его слова. – Не может быть.

- Может, - кивает парень.

Мне показалось, он только сейчас смирился с той участью, что ему выпала. С тем, что я не люблю его, как мужчину. Ему это удалось, а мне? Как быть мне, узнав об этом?! Лучше бы мне никогда не знать.

Мой взгляд ни на секунду не покидает его лица. Я ошеломлена, шокирована и сломлена. Я не должна была никогда этого услышать. Лучше бы так и было.

- Я сделал кое-что нехорошее. И в тот день, когда ты собиралась на свадьбу с Фаворским, позвонил, чтобы признаться о нашей драке с ним до того, как он покинул в офис. – Эмин мне об этом не рассказывал! Что дальше? Герман собирается продолжать меня неприятно удивлять? Но я слушаю его дальше. – Мы пару раз друг друга ударили. Но от моих кулаков толку мало, - он печально улыбается, демонстрируя свои ладони, - а мне он, ты, наверное, не заметила, поставил синяк, - указав пальцем на левый глаз, он опускает руку вниз. Под нижним веком действительно можно увидеть небольшое желто-синее пятно, которое практически обесцветилось. – Но в данном случае я не считаю его виноватым, несмотря на то, что это он вызвал меня в кабинет, и это он просил прекратить наше общение. Виноват я, - рассказывает Герман монотонно, только его брови то взлетают наверх, то опускаются вниз, нахмуриваясь, - потому что, когда твой муж пообещал меня уволить, я воспользовался тем, что, как мне казалось, дорог тебе, и напомнил ему об этом, сказав, что если он это сделает, то никогда тебя не завоюет обратно.

Мои плечи поникли. Вся радость от нашего с Эмином примирения, от удаленного видео, от переезда в его жилище, от того, что мои родители со мной посчитались, улетучилась. В один момент все развалилось, как карточный домик!

- Вот поэтому, - добавляет Герман, - я пришел, чтобы уволиться.

- Ты не должен, - мне хватает сил, чтобы начать протестовать, и я вставляю это, поскольку, и правда, считаю так.

- Нет, я должен, Лолита. Ты не понимаешь, ты просто не понимаешь. Мой отец давит на меня, заставляя жениться на какой-то девчонке его бизнес-партнера, и он отказался меня финансировать, хотя мне это больше и не нужно, потому что я сам его послал! Я больше не студент, - разведя руки в стороны, он отходит на шаг, показывая себя таким, какой он есть – распятым, и не единожды. – Я доживаю в своей съемной квартире последнюю неделю, а потом мне нужно съезжать, и я поеду к своему другу в Питер. Я думал… Какой я дурак, - повернувшись в сторону, парень смеется, качая головой и уперев кулаки в бедра. – Я думал, предложить тебе поехать со мной, но теперь вижу, что у тебя и так все отлично без меня, так что ухожу с дороги и желаю тебе только удачи.

Выходя вперед и снова поправляя рюкзак, я думала, он пройдет мимо меня, а я настолько разбита и подавлена, что не смогу остановить его еще один раз. Но нет, сначала он становится вплотную ко мне, прижимается губами к моему лбу и шепчет в ухо:

- Я никогда не забуду день нашей самой первой встречи, когда случайно столкнулся с тобой. И никогда не забуду тот же вечер, когда ты поцеловала меня, - сокрушенным голосом сообщает Герман, потрепав меня по плечу.

А потом он и правда покидает меня. Я оборачиваюсь, чтобы стоять под этим проклятыми ливнем и смотреть, как он идет в сторону главного здания «Моны». Я помню… помню, что он тогда ответил на мой поцелуй.

«Понравилось».

ГЛАВА 24.

Ты этого не ожидаешь

Лолита

Пробок нет. Дорога в направлении ресторана в Шереметьево свободна. Эмин продолжает сокрушаться над тем, что я оказалась на улице в дождь, когда должна была ждать его в холле. Ему неизвестно, что случилось, что я встретилась с Германом, и что тот мне рассказал. Я даже не знаю, стоит ли мне поднимать эту тему. Смотрю в окно и слышу лишь в пол уха то, что мне горячо говорит Фаворский. Он ведет машину резко, потому что злится, боится, что я могу заболеть и слечь. Беспокоится за меня.

Словив себя на этой мысли, я к нему поворачиваю голову. Не знаю, что такого в моем взгляде, но Эмин из недовольного и свирепого мужчины превращается в милого и хорошего, который принимается извиняться за свои нравоучения.

Машина останавливается на светофоре и, отстегнув ремень, за наличием на себе которого он уже следит, Эмин тянется через пробел между нашими сидениями, чтобы поцеловать меня в губы, а потом целует в лоб, как недавно сделал это Герман.

Может, не стоит говорить Фаворскому ничего о Лаванде? Его сердце разбито, а я не хочу обсуждать осколки его души с кем-либо. Я хочу, чтобы Герман это пережил и нашел девушку, с которой будет счастлив.

Я улавливаю знакомый мотив, Эмин, похоже, тоже, потому что сразу прибавляет звук. Это наша с ним любимая песня. «How Deep Is Your Love» группы Bee Gees. Муж смотрит туда, что и я, на мою татуировку под правым локтем: «Мы принадлежим друг другу, ты и я» - лучшие слова из данной песни. Эмин, подпевая исполнителям, берет меня за руку и переплетает наши пальцы, а я правой рукой касаюсь левой ключицы через его легкий джемпер. Я знаю, что там набито мое имя.

Лолита.

Final…

- И все? – спрашивает Эмин, лежа на нашей большой кровати у стены и читая книгу, что я написала, под моим внимательным наблюдением.

Пару раз со смехом будущий муж уже бросал в меня подушкой, чтобы я на него так не смотрела, но я не могла иначе, ведь это мой первый роман, собравший массу положительных отзывов. Издатель меня хвалит, требуя продолжение. НО! Как я могу не узнать мнение самого важного человека в моей жизни – любимого человека?

Я забираю у него книгу и заглядываю на страницу, которую он прочел. Она последняя.

- Все! – говорю, выдохнув. Сажусь на кровати, готовясь выслушать любую критику. Ну, почти любую. – Ну, что скажешь? – жестикулируя руками, выпытываю у него я.