В глазах Уайта промелькнуло сочувствие.
— Большая ответственность для маленькой девочки.
— Наверное. У меня не было выбора. Она была чудесной матерью, но мы жили совсем одни, и у нас вечно не хватало денег. И чем дольше она болела, тем хуже нам приходилось. Она больше не могла работать, а страховки у нее не было.
— А ваш отец?
— Его не было рядом. Судя по маминым отрывочным рассказам, он сбежал, когда мне было три года. Я его не помню… От супов я перешла к завтракам. — Сердце кольнуло от воспоминаний. — На ужин мама любила блины и оладушки, и я тоже. Так что ужинали мы тем, что другие едят на завтрак. Было забавно. Иногда мы ели при свечах.
— Уж не потому ли, что было отключено электричество?
— Да. Тогда я этого не понимала. Мама превращала наши трудности в приключение. Она создала чудесный мир грез, чтобы защищать меня. А потом ей стало совсем плохо. И вот однажды в доме появились полицейский и социальный работник и забрали меня у нее. — Сердце заныло, и Адрианна закусила губу. — Полицейский так грубо схватил меня за руку, что остались синяки. Я упиралась, и ему пришлось тащить меня из дома. Я кричала, упиралась, не хотела покидать маму. Они твердили, что отправят ее в больницу, но я так и не узнала, сделали ли они это. На следующий день женщина из социальной службы сказала мне, что мама умерла, и я больше никогда ее не видела.
Уайт оттолкнулся от стола, встал, подошел к ней, ласково положил ладонь на ее плечо. Нежное прикосновение согрело и успокоило ее. Вообще, весь этот разговор казался неуместным. Она редко рассказывала кому-либо о своем прошлом и теперь доверчиво потянулась к нему и успокоилась только тогда, когда нашла носом его плечо — такое широкое и мужественное.
— Это случилось очень давно, — ее слова звучали как оправдание.
— Неудивительно, что вы не любите копов. Но вы же понимаете, что те взрослые беспокоились за вас.
— Когда я говорила, что в моей жизни был отрицательный опыт, я вовсе не этот эпизод имела в виду. — Адрианна выскользнула из-под его руки, спеша отстраниться, боясь и желая почувствовать прикосновение его теплой руки на своей коже. С тех пор как погиб Уилл, она жила в холодном, сером мирке и не допускала мысли о нормальной жизни до этой самой минуты.
— И после смерти матери вы попали в приемную семью?
— Да. Если первые сознательные годы моей жизни не принесли мне много радости, то следующие года два были невыносимы. Как назло, семьи, которые меня принимали, отличались особенным цинизмом и преследовали свои собственные цели и выгоды, я пару раз сбегала. Все изменилось как-то вечером, когда я выпрашивала еду в одной закусочной под названием «У Джо».
— А, знаю я эту закусочную. Хозяйка там сумасбродная старуха, которая держит за стойкой бейсбольную биту.
— Джозефин Купер, — улыбнулась Адрианна. — Заведение названо в честь ее мужа Джо. По настроению она вполне может быть злобной ведьмой, но много лет тому назад выступила в неожиданной роли моей «феи-крестной»: она дала мне работу. В пятнадцать лет я начала убирать там посуду со столов. Джозефин приютила меня, когда мне некуда было больше идти. Она спасла мне жизнь.
— Ваша еда не похожа на ту, что я ел в ее забегаловке, — заметил Уайт.
— Ну, я кое-чему научилась после того, как рассталась с ней.
Уайт вздохнул:
— Теперь я, кажется, понимаю, почему вы никому не рассказали о детях.
— Я понимаю, как они живут, и если бы мне не помешали, то постаралась бы вытащить их, как Джозефин когда-то — меня. Попыталась бы завоевать их доверие, но мне стыдно, что в тот вечер я не вернулась в ресторан после ограбления. Погрузившись в собственное горе, я забыла о них, а не должна была.
— Вы загладите свою вину, если поучаствуете в моем расследовании сейчас.
Адрианна схватила его пустую тарелку и сунула ее в раковину.
— Я должна узнать о вас больше, чтобы ввязаться в это дело. Почему вы получили исключительное право опеки?
— Потому что Дженнифер арестовали за хранение наркотиков и вождение в нетрезвом виде. Когда она села за руль в непотребном виде, в машине вместе с ней была моя девочка.
Адрианна задумчиво посмотрела на него.
— Вы полицейский, и вы не догадывались, что ваша жена употребляет наркотики?
— Все началось с невинных болеутоляющих, выписанных врачом после травмы колена. Я и не представлял, что она пристрастилась к ним и пойдет на что угодно, лишь бы словить кайф. Когда я наконец понял, что происходит, то попытался помочь ей и чуть ли не силой заставил ее пройти реабилитацию. Но после ареста пришлось подать на развод: больше не мог ей доверять, ведь она рисковала жизнью моей дочери.
Похоже, Уайт искренен, но холодная безжалостность, с которой он говорил о бывшей жене, напомнила Адрианне, что у каждого своя правда, а выслушали-то только одну сторону.
— Я не должен был разрешать Джен видеться со Стефани в мое отсутствие, но она изменилась, как-то присмирела и внешне снова стала прежней Джен. Когда она вела Стефани в парк, с ними была няня, но Джен и ее обманула, — с тех пор я свою дочь не видел. Два года — чертовски долгий срок, но я не сдамся, пока не верну ее.
Адрианну тронули его решимость и преданность. Интересно, сложилась бы ее жизнь иначе, если бы у нее был такой любящий отец… Или хотя бы просто отец.
Она присела на табурет рядом с Уайтом.
— Не расстраивайтесь так. Давайте размышлять логически. До ограбления они приходили к ресторану дважды. Оба раза в конце недели, вечером пятницы или субботы. Бен уверял меня, что им есть где жить и скоро у них все наладится.
Средняя девочка все время казалась сонной, заторможенной, а младшая, наоборот, будто готова была сорваться с места при малейшем намеке на опасность. Я помню, как подумала, что у нее голубые-голубые глаза, а у тех двоих карие.
— Голубые, как у меня.
— Как у многих людей. Я не смогла бы поклясться, что малышка та самая девочка, которую я видела на фотографии вашей дочери.
— Но и что не она, поклясться под присягой не можете.
— Да. И что же дальше?
— Я распространил фотографии тех детей в участке и дал задание социальной службе проверить, сколько в их файлах мальчиков по имени Бен. Связался со школами и, наверное, завтра еще раз прочешу окрестности «Винченцо». Я хотел бы, чтобы вы пошли со мной. Дети вас знают и, если они увидят вас, может, не сбегут.
— Но удрали же они от меня сегодня утром, — напомнила она.
— Надо попробовать. Кроме того, это мой единственный шанс, и я хочу им воспользоваться.
— Вы настроены очень решительно. Меня немного смущает, почему вы до сих пор не нашли дочь. Ваша бывшая жена, видимо, здорово постаралась, чтобы исчезнуть, не оставив никаких следов. Она два года прячется от полицейского, в распоряжении которого столько ресурсов.
— Семья моей бывшей жены очень богата. Ее родители клянутся, что не знают, где их дочь и внучка. Я нанял частного детектива и поручил ему следить за ними год, но все равно не смог уличить их во лжи. Что, если они помогли дочери еще до ее исчезновения? Например, завели на нее счет в каком-нибудь банке, обеспечили жильем, фальшивыми документами. Джен ловкая лгунья и всю жизнь манипулирует родителями. Кто-то помог ей, но кто именно? Я спрашивал себя об этом миллионы раз в последние два года. — Уайт поднялся. — Завтра я буду у фонтана около трех часов дня. Вы ведь в это время видели детей сегодня?
— Скорее в начале четвертого.
— Возможно, их школа где-то рядом. В любом случае я был бы благодарен, если бы вы пришли. Разве вы теперь можете остаться в стороне? — Он прошел к двери, остановился. — Когда после моего ухода залезете в Интернет, вы узнаете, что на суде по опеке Дженнифер обвинила меня в домашнем насилии и жестоком обращении с ребенком. Те же обвинения она выдвинула в прессе, надеясь, что суд учтет общественное мнение.
Адрианну начало подташнивать.
— Все это ложь. Суд не нашел никаких подтверждений ее обвинений.
— Зачем вы мне это говорите? — спросила Адрианна, идя за ним к двери.
— Не хочу, чтобы вы решили, будто я что-то от вас скрываю. В жизни никогда не обижал ни одну из них. Можете спросить инспектора Бертона. Он был шафером на моей свадьбе, и он крестный отец Стефани.
— Вы, копы, горой друг за друга.