– Я слышала о каком-то докторе.

– А, доктор Фабер! Его написал доктор Фабер, да?

– Когда я сказала, что ты глупец, то имела в виду, что доверяешь первым встречным.

– Я никому не доверяю, а тебе меньше всех. Скорее всего ты лжешь, чтобы я возненавидел ее! Хочешь, чтобы я оставил ее, посчитав предательницей! В который раз ты пытаешься заставить меня так думать! Хочешь, чтобы я ее возненавидел!

– Думаю, это она должна тебя ненавидеть. Как мужчина ты отомстил.

– Я не мстил! Ей я не должен мстить. Она не сделал мне вреда по своей воле. Она была лишь жертвой обстоятельств. Жертвой твоей подлости и интриг, жертва эгоизма и ревности Ренато. Я заблуждался, но ни она не виновата, ни… – Хуан прервался и с гневом спросил: – Почему ты так улыбаешься?

– Прости, Хуан, – притворно извинилась Айме, скрывая удовлетворение. – Успокойся. Ты прямо как тигр. Не следует все так воспринимать. Если бы ты чуть лучше знал людей, то тебя ничего не удивляло бы. Вижу, Моника тебя сильно волнует. Ты самый глупый, слепой и тупой из всех мужчин! Ты понимаешь, что на самом деле мы единственные жертвы?

– Ты? Ты жертва?

– Ты и я! Я имею в виду случившееся. Где ты сейчас находишься?

– Арестован конечно же. Но меня не смогут обвинить в чем-либо. Я долго доказывал, кто я, и теперь буду сопротивляться предстоящему, пока не докажу свою невиновность. Я ничего не сделал Монике. У меня есть свидетели.

– Какой ты наивный! Думаешь, тебя обвиняют в том, что ты плохо обращался с ней? Нет! Тебя обвиняют во многом и не без оснований, что неизбежно потянет тебя на дно. Вот увидишь. Моника не обвиняет, она держится в стороне. Скорее всего, если ее вызовут для дачи показаний, то она будет говорить в твою пользу. Может быть, публично поблагодарит за внимание к ней, когда она болела. Да какая разница, если она совершенно уверена, что ты не сбежишь, потому что тебя заманили в западню, из которой нет выхода?

– Что ты говоришь, Айме?

– Когда я узнала об этом, то ничего не могла поделать, меня осуждали все. Обманом я добилась, чтобы свекровь привезла меня в столицу. За их спиной, используя их влияние и деньги, я три дня боролась, чтобы твои дела не закончились плачевно. Я старалась повлиять, воспользовалась дружескими связями, плакала и умоляла у ног губернатора.

– Нет, не может быть! То, что ты говоришь – неправда!

– Как ты думаешь я вошла сюда? Посмотри, пропуск, подписанный его рукой. Я получила его, пообещав, поклявшись, что ты будешь учтиво завтра давать показания. Тебя хотят раздавить, но боятся скандала, особенно свекровь. Ты же знаешь, она ненавидит и презирает тебя.

– Вот как!

– А также остальные, – ловко добавила нежная и подлая Айме. – Думаешь, я не знаю монашеские повадки сестры? Только с тобой, попав под твою власть, конечно же она стала мягкой, заботливой и нежной. Пока не заставила тебя поверить, что ты нравишься ей.

– Никогда! Никогда она не теряла достоинства! Никогда не переставала быть женщиной благородной и чистой, которая…!

– Что это? Что, Хуан? – прервала испуганная Айме, услышав шум далекого сигнального горна.

– Не знаю. Скорее всего, сменилась охрана.

– О, я спятила! Мне нужно уходить, у меня считанные минуты.

– Ты не уйдешь, не сведешь меня с ума! Ты не уйдешь. Пока не договоришь!

– Ладно, тогда не прерывай и слушай. Все это из писем и новостей Моники. Мне и половины не известно, но я совершенно уверена, что это правда. Ты знаешь, она любила Ренато, всегда любила, а я простодушно рассказать ему об этом. Это польстило его мужскому самолюбию, и теперь он всецело на стороне Моники и хочет любыми путями отобрать ее у тебя.

– Мерзавец! – возмутился Хуан, кусая губы. – А она?

– Она – мягкий воск в его руках.

– Нет! Лжешь! Она сказала, что ее жизнь изменилась, что рядом со мной все по-другому. Что она счастлива. Да, она сказала, что чувствует что-то, что может назвать счастьем. Она ясно выразилась!

– Моника – мастерица притворяться. Никогда не забывай эту подробность. Ренато хочет отделаться от меня, и любое, что ты скажешь о нашем прошлом, он использует против меня, чтобы завоевать ее.

– Нашего прошлого?

– Ты должен молчать об этом, Хуан. Молчать, что бы ни случилось! Тебя обвиняют в контрабанде, пиратстве, за долги, скандалы. Они собрали все против тебя. Монику они не упоминали, не хотят, чтобы ты говорил с ней, хотят избежать скандала, как я сказала. И если ты не будешь задираться, губернатор пообещал мне, что судьи будут благосклонны. Если не будешь вызывать скандал, возможно, я могу спасти тебя, и спасу, Хуан, спасу. Именно я спасу тебя.


– Моника, сейчас, – указал старый нотариус, услышав звук горна.

– Пойдем, – пригласил Ренато.

– Нет, Ренато, это было бы бестактно, – предостерег Ноэль. – Мы с вами подождем. Моника прекрасно знает, что делать, правда? Пусть она пойдет осторожно, чтобы ее тень не отразилась на стене. Человек с ключами откроет и пропустит. Когда зазвонит горн, возвращайтесь сюда с другой стороны. Мы незаметно выйдем из Форта. То, о чем вы будете говорить с ним этой ночью, от этого будет зависеть завтрашний суд.

Быстро и бесшумно Моника прошла по широкому двору. Только шаг отделял ее от железной решетки. На высоте ее колен выходил из подземной тюрьмы красноватый свет. С волнением она наклонилась и посмотрела. Там был Хуан, но не один. С ним была женщина, она стояла спиной, глаза Моники расширились от удивления и испуга. Она не видела лица, но вздрогнула, словно зов крови почувствовал переодетую сестру. Колени подкосились, руки вцепились в решетку, и до слуха дошел хорошо знакомый голос Айме, как тонко сочившийся яд, дрожащий от вожделения и волнения:

– Тебе не за что благодарить меня. Я твоя навсегда, как ты навсегда мой, и никто не вырвет тебя из моего сердца, потому что я люблю тебя, и я твоя, Хуан, только твоя, хотя мы и не можем объявить об этом, хотя должны притворяться и молчать, по крайней мере, пока не спасешься, пока перед тобой не откроются двери тюрьмы, пока ты не преодолеешь все препятствия. Тогда я поеду туда, куда ты увезешь меня, и я буду принадлежать тебе душой и телом, хотя давно принадлежу.

Моника закрыла глаза, прикусила губы, затем почувствовала горький привкус крови. Затем, движимая порывом непонятной силы, оторвалась от решетки и отошла от нее, как во сне.


– Моника, вы уже вернулись? – удивился Ноэль. – Но еще не прозвучал горн.

– Так скоро? Почему? Что стряслось? – тоже спросил удивленный Ренато.

– Ничего, – приглушенно ответила Моника.

– Но почему? Неужели охранник? Он обещал открыть решетку.

– Решетка не заперта, но Хуан не один. Полагаю, речь идет об адвокате. Кто-то пообещал его спасти.

– В таком случае, вы не хотите его увидеть?

– Я увижу его в суде.

– В суде тебе незачем присутствовать, – отверг Ренато. – Обвинения против него не касаются тебя, приглашены только свидетели.

– В любом случае я приду. Завтра я буду в суде, выполню долг и скажу правду. Этой ночью мне нечего делать рядом с ним. Отвези меня домой, Ренато, отвези…

– Шшш! – затих Ноэль. – Думаю, посетитель уже вышел. Если вы полагаете, что это адвокат, то я бы хотел поговорить с ним.

– Нет, нет! Пойдемте, пойдемте! Отвези меня немедленно, Ренато! Как можно скорее!


– Ты позволишь мне уйти без слов утешения, без надежды.

Айме подошла к Хуану, вцепилась в его руку изящными нервными пальцами, жадно искала в его зрачках красноватый свет свечи, которая почти догорела. Он долго ничего не отвечал, слушал, погруженный в свои мысли, горько сжав губы. Нет, он думал не о ней, не ее видел перед собой. Его воображение было очень далеко, проходя час за часом, день за днем, шаг за шагом странное путешествие вместе с Моникой де Мольнар на плывущем Люцифере. Воображение видело и слышало ее, и он пробормотал:

– Моника способна притворяться, лгать, обманывать. Моника как все: лицемерная и легкомысленная.

– Говоришь, как все? – оскорбилась Айме и подло добавила: – Да, лицемерка, но не вини ее, это естественно, она верна любви к Ренато, как и я своей. Мольнар верны, хотя ты и думаешь наоборот.

– Оставь меня! – взорвался Хуан гневно.

– Конечно я должна тебя оставить. Пришел тюремщик. Думаю, когда я уйду, у тебя будет время подумать, что я подвергла себя опасности ради любви, которую ты презираешь и наказываешь меня. Ты жестокий, Хуан, жестокий и неблагодарный, но в жизни за долги надо платить! Я пришла с миром, но не забывай, что тот, кто может спасти, может и уничтожить; твоя свобода и даже жизнь в моих руках.