– Сеньор Ренато, это вы? – воскликнула медленная и рассеянная Ана, распахнув дверь.
– Где твоя хозяйка?
– Сеньора Айме принимает ванну. Я помогаю ей, поэтому так поздно открыла. Подождите, сеньор, я сообщу…
– Тихо!
От голоса хозяина Ана замерла, глаза Ренато смерили ее с ног до головы и просмотрели комнату. Посреди прихожей, соединенной со спальней, стояла веселая и спокойная служанка-метиска в сухом переднике с обнаженными руками, покрытыми душистыми пузырьками пены. Ренато сдерживал ударивший в голову свирепый поток гнева, стоял, как вкопанный и рассматривал темное лицо Аны, как бы измеряя и оценивая надежность ее слов; непроизвольно с его губ слетел вопрос:
– Ты гуляла с хозяйкой сегодня вечером?
– Да, сеньор, бедная сеньора была такой печальной.
– Да. И вы ездили повидаться с губернатором, не так ли?
– Сеньора Айме очень огорчена болезнью доньи Софии.
– Да! И поэтому она оставила ее одну, воспользовавшись приемом, который был не для нее.
– Ай, сеньор, если бы вы видели, сколько пришлось сделать сеньоре Айме, перед тем как воспользоваться этим приемом! Но так как сеньора София отчаялась, что ничего не добилась…
– Айме решила действовать за чужими спинами, да? Расскажи все, что произошло этим вечером, минуту за минутой, шаг за шагом. Расскажи без колебаний, не выдумывая отговорок и лжи, чтобы ее оправдать!
– Оправдать кого, сеньор?
– Да кого угодно! Рассказывай все быстро и ясно. Вы были у губернатора, воспользовавшись приемом моей матери, а она не знала об этом.
– Я не знаю, знает ли сеньора София, но сеньора Айме сказала секретарю, что ей нужно поговорить с губернатором, срочно, срочно.
– Ты не вошла с ней? Не слышала, о чем они говорили? Был или не был на месте губернатор?
– Был… Это не низенький сеньор, толстый, со светлыми глазами? Был. И он поприветствовал сеньору Айме, пригласил войти, говорил с ней недолго. Хотите, чтобы я рассказала правду?
– Конечно! Ты еще не поняла, что я хочу знать все, даже незначительные подробности?
– Ну это правда, что они были совсем недолго. Я рассказала на кухне, где мы были весь вечер, чтобы позлить слуг и Янину, такую важную. Мы были недолго, а после этого случилось кое-что смешное…
Ана внезапно запнулась, посмотрела, не моргая, на хозяина, словно сомнамбула проснулась у края пропасти и затряслась от испуга. Затем Ана улыбнулась, притворяясь лучшим оружием – тупостью.
– Что произошло? Что такого смешного произошло?
– Ну, сеньора захотела прогуляться. Айме приказала Сирило гнать во весь дух, кружить по улицам, и осталась очень довольна. Сеньоре не нравится деревня.
– А после прогулки?
– После прогулки мы отправились домой.
– Никого не увидев? Ни с кем не поговорив? Не пытайся подменить одно на другое, не пытайся лгать, потому что она заплатит очень дорого. Вы только гуляли?
– Весь вечер, хозяин. По улицам, по пристани, по Форту. Потом мы вернулись сюда, и сеньора приказала приготовить ванну, потому что хочет встретить вас красивой, когда вы придете.
Ренато двинул головой, словно его ужаснула досадная мысль. Затем услышал голос за спиной:
– Сколько времени я еще буду ждать тебя, Ана? О, Ренато! Мой Ренато, как быстро ты пришел на мою просьбу. Ты закончил работу?
Не ответив Айме, Ренато посмотрел на двух женщин. Лицо Аны лишь имело вечное выражение самодовольной глупости; на лице Айме была маска ее самой лучшей улыбки.
– Почему ты не сказала, что посетила губернатора?
– О! Ты знаешь? Кто рассказал тебе?
– Я хочу знать, почему ты скрыла это от меня.
Айме вздохнула покорным жестом. Она слушала диалог Аны и Ренато, учла все варианты поведения, слова, даже жест сожаления, наивное лепетание, чтобы снова выглядеть девочкой-подростком:
– Ренато, душа моя, я такая глупая, не хотела тебя огорчать, но мне так жаль, что из-за сестры ты ссоришься с матерью, и я пообещала донье Софии…
– Что пообещала?
– Я уже дала обещание. Пообещала молчать. Донья София хочет избежать любой ценой скандал, ради этого она взяла меня с собой в Сен-Пьер, чтобы мы могли умолять и упрашивать… Старый губернатор был другом моей матери. Донья София хотела, чтобы дело приостановили, но не говори, что я рассказала тебе, она возненавидит меня. Поклянись, что не выдашь меня, Ренато. Твоя бедная мать из-за любви к тебе не хотела делать тебе плохо, чтобы твое имя было вовлечено в скандал, ради этого хотела перевернуть землю. Я обещала ей помочь, но я такая неумелая, ничего не добилась.
– Ты говорила с губернатором?
– Да, но не беспокойся. Уверяю, что пошла туда по собственной воле, чтобы ты ничего не узнал, а донья София тем более ничего не узнала, я рассчитывала на это. Я дала ей слово молчать. Мы все договорились молчать.
– Тогда ради чего ты отважилась получить отказ?
– Ни ради чего, Ренато. Но во всяком случае, лучше получить его мне, а не донье Софии. Поверь мне, я не знала, куда себя деть, так огорчилась провалом, что не осмелилась вернуться в дом и решила погулять по улицам. Так хотелось прогуляться по городу! Ненавижу деревню, Ренато. Я не хотела тебя расстраивать, и не будем больше об этом. Это была невинная прогулка. Спроси у Аны.
Ренато едва посмотрел на Ану. С довольным выражением та спрятала руки под белый фартук, многозначительно улыбнулась, словно уже получила поздравления и подарки, которых ждала, и подтвердила:
– Сеньор меня спросил, и я ему все рассказала, все-все, хозяйка. Ведь вы велели никогда не лгать хозяину, поэтому я…
– Да, этот мальчик заперт с капитаном шхуны. Неправомерно, знаешь ли. Вот приказ, чтобы его забрать. Но сперва я поговорю с ним, так что открой решетку и оставь нас. Давай!
Хмуро подчиняясь бумаге с печатью, которую показал нотариус Ноэль, тюремщик отпер двойную решетку подземной тюрьмы, в которую едва проходили первые лучи рассвета. На уступе, который был одновременно ложем и скамьей, на морской куртке Хуана в качестве подушки счастливым сном и беспечно спал Колибри, поскольку чувствовал поддержку этого мужчины. Вглядываясь на решетку, Хуан потряс кудрявую головку, шагнул вперед, пытаясь узнать знакомую фигуру, которая прежде чем спуститься по темным лестницам, протянула руку жестом, граничащим с дружелюбием и шутливостью:
– Добрый день, Хуан Дьявол. Сожалею всей душой, что встретил тебя в подобном месте.
– Полагаю, хватило ваших усердных трудов, чтобы добиться этого, – заранее предугадывал с обычным сарказмом Хуан.
– В таком случае, ты ушел далеко в своих предположениях, – ответил нотариус как-то раздраженно. – Я ничего не сделал, чтобы тебя схватили, и они бы не поймали тебя, если бы ты больше прислушивался к моим советам, а не пренебрегал ими.
– Я не в настроении, чтобы слушать проповеди. Садитесь, если хотите, и говорите, зачем пришли. Думаю, вас послали с каким-то предложением. Кто же теперь? Донья София? Ренато?
– Моника де Мольнар.
– А! – поразился Хуан. – И чего же добивается моя обожаемая супруга? Документов, чтобы просить Рим аннулировать брак? Моего согласия развестись? Или просто удостовериться, что я заперт здесь под двойной решеткой в самом грязном месте Форта Сан-Педро? Если так, можете считать, что желание исполнено. Заверьте ее полностью, что все члены экипажа Люцифера хорошо заперты, и все получат наказание, соответствующее их преступлениям за чистые глаза и добрые сердца, за преступление любить и уважать ее. Пусть все, вплоть до маленького Колибри заплатят хорошую цену за ее пребывание на Люцифере, там, где мы не думали мешать и оскорблять такую исключительную и блистательную даму.
– Хуан, ты прекратишь говорить вздор? – сделал замечание Ноэль. – Может, сменишь несправедливый и раздражительный тон?
– Раздражительный? Может быть. Несправедливый? Да, несправедливый, это правда! Не такой тон я должен использовать, чтобы говорить о ней. Я должен говорить, что она самая утонченная, жестокая и мстительная притворщица, коварная злодейка. Все это моя обожаемая супруга! Но что вы хотите от меня? Чего добиваетесь? Скажите же наконец, Ноэль!
– Я жду, что ты дашь мне эту возможность, сынок, – ответил Ноэль как-то приглушенно. – Я сказал, что оформлен приказ, но он относится не к тебе. Вот посмотри, эта бумага, и я пришел сообщить…
– Приказ освободить Колибри? Вот как! У нее еще есть немного сострадания? Приступ совести, или в ней проснулся дух справедливости? По крайней мере, будет спасен Колибри. Она могла бы это сделать и раньше.