Ребекка Брэндвайн

Море любви

ЗВЁЗДНЫЙ ПЛЁС

1

Мудрее мы становимся с годами,

Но говорят, что будто бы горька.

Такая мудрость, что законной дани.

Нам с прожитого не собрать, пока

На пойменных лугах воспоминаний

Панует, вскрывшись, мутная река

Невнятицы… Пусть!

Я во мгле былого

Ищу всегда сияния – иного!

2

Мне видится та дивная пора,

Когда зубчатый лес на звездном плесе

Покоился, когда, как сон, мудра,

Брела полями благостная осень

И мы с тобою грелись у костра…

Да, все прошло, но на губах, у десен

Остался поцелуев пряный вкус.

Я до сих пор к тебе душой влекусь!

3

А ты!.. В тебя вселился эльф-насмешник

И прочих духов, шумный, разбудил.

Безумец, ни минуты не помешкав,

Всю свору разом сам с цепи спустил!

Наши святыни, меты, камни, вешки,

Как бурею, сметались на пути

Этих уродцев. Обращались в пепел

Надежды корень и

Свершенья – стебель.

4

Была поражена вслед за тобой

И я безумьем диким. К преступленью

Сносило нас, и ненависть волной

Захлестывала. С мрачным наслажденьем

Друг друга истязали мы порой.

Но каждый вдруг обхватывал колени

И, сгорбясь, плакал… Хищные сердца,

Мы прогневить осмелились Творца!

5

Но до чего же был позор мой сладок!

Лгать не могу. Безудержная страсть

В мир недомолвок, тайн, тугих загадок

Ввела меня, и ты – уж ладил снасть,

И вот, до лакомств непорочных падок,

Девичество мое дерзнул украсть!

Чуть вспомню я об этом – покраснею,

Хоть, впрочем, никого винить не смею.

6

Обворожительнейший негодяй,

Сиятельная тварь! Та боль, с которой

Меня пронзил ты, острая хотя,

Была все ж восхитительна! Повтора

Я ожидала жадно, не шутя

И думала, что станешь мне опорой,

Что лишь любви мы жизни посвятим… Но нет!

В жестокости – ненасытим,

7

Уже тогда горчайшую мне участь

Ты уготовал! Стыла я в тоске,

Отверженности тяжкой мукой мучась,

Жалкая пешка на твоей доске!..

Буруны дружно набегали, пучась,

Смывая замки на седом песке.

И ты сквозь смех со мною соглашался,

Что выстоять нет никакого шанса!

8

Отсюда – бедной юности грехи.

Конечно, мщенье порождает мщенье,

Тебя мне впору проклинать, во мхи

Беспамятства врывать, но отраженье

Друг в друге звездной и морской стихий

Нашептывает: «Заслужил прощенье!»

Вновь мы плывем под парусом одним,

И ты теперь навек, навек – любим![1]

ПРОЛОГ

В СУМЕРКАХ

1898 г

Помни обо мне, когда я уйду.

Уйду в далекое царство вечной тишины…

«Помни». Кристина Россетти

Корнуоллские торфяники, Англия, 1898 г.

Вот уже много дней, как все близкие люди покинули меня. И теперь я осталась одна, одна рядом с могилой той женщины, которая оставила неизгладимый след в моем сердце. Она так любила эти пустынные, овеваемые ветрами торфяники.

В бледно-сером призрачном свете надвигающихся сумерек, я опускаюсь на колени перед могилой, чувствуя холод земли, пропитанной дождем и туманом, проникающим во все мои члены, и не могу заставить себя уйти от нее. Тщетно пытаюсь удержать ее образ возле себя на какое-то время. Моя рука покоится на влажном, покрытом дерном холме, безжалостно покрывающем близкого мне человека. Всем сердцем и душой тянулась она к этим горячим, покрытым вереском корнуоллским торфяникам и, очевидно, была рада воссоединиться с ними.

Но даже сейчас, когда эта женщина, сыгравшая в моей жизни такую важную роль, умерла и похоронена, не могу поверить, что она навсегда потеряна, и я никогда больше не увижу ее. Мне всегда казалось, что она не стареет, и будет жить вечно, как земля или море. Иногда мне кажется, что сейчас, как и каждое воскресенье в течение многих лет, мы вместе пройдем через заржавевшие кованые ворота, сядем в ожидающий нас экипаж и поедем в Стормсвент Хайтс.

Однако, мне совершенно ясно, что расстались мы ненадолго. Скоро и я лягу рядом с ней, потому что уже стара. Но моя душа, кажется, всегда будет душой восемнадцатилетней девочки, невестой приехавшей в Хайтс. Воспоминания об этой женщине в молодости все еще свежи в моей памяти. Мы частенько стояли с ней на огромных скалах, обрамляющих корнуоллское побережье. Не раз скрашивала она тяжелые часы моей жизни.

Звали ее Мэгги Чендлер, и хотя многие считали ее скандальной женщиной, для меня она всегда оставалась подругой. Мы были связаны и кровными узами. Но сильнее всего нас связывала любовь, возникшая за долгие, полные радости и печали годы, проведенные в Хайтсе. Мы, женщины Чендлеры, как и наши мужчины, самоуверенные и смелые, любили страстно и безрассудно, не задумываясь о последствиях.

Однажды Мэгги как-то сказала, что, если б ей пришлось еще раз прожить свою жизнь, она бы ничего в ней не изменила, потому что дорожит каждой ее минутой и ни о чем не жалеет.

Порой я не понимала ее: в жизни Мэгги было столько страданий и лишений. Но теперь мне приходится сознавать, что я сама явилась творцом своей судьбы. И не надо никого обвинять за сделанный мною выбор. Хотя, иногда, кажется, что я могла бы кое-что изменить – если б только представилась такая возможность. Но, увы, тогда это было не в моих силах. Мы были людьми своего времени, такими нас сделала жизнь. И, возможно, от нас это и не зависело. Не знаю…

Знаю только то, что, как и все молодые, мы с жадностью хватались за жизнь и делали с ней то, что хотели, пытаясь хоть немного улучшить ее. А за этим обычно следовала расплата… Но грех жаловаться… Я была одной из многих и ни о чем тогда не задумывалась. А что действительно известно неискушенной молодежи о гармонии в жизни?

Сумерки уже сгустились, и стало темно. Тускло сияли ранние звезды, подернутые дымкой из-за тумана и моросящего дождя, омывающего гранитные надгробия тех, кто когда-то занимал в моей жизни так много места. Они спят вечным сном в каменистой корнуоллской земле, где скоро буду и я. Но все же, здесь лежат не все, одного нет. И, как обычно, мне становится грустно, когда думаю о нем, потому что похоронен он где-то далеко, за морем. Вся моя молодость принадлежала ему. Но не сердце. Теперь я это точно знаю.

Сейчас я встану и пройду через кладбищенские ворота. За ними меня ожидает сын Родес. И мы пойдем назад в Хайтс, в мой старый дом. Странная штука жизнь! Никогда бы не подумала, что на закате жизни буду опираться именно на его руку. Но, как видите, это так, и я рада, что его отец, которого я очень любила, живет в нем. Иногда, когда лицо Родеса находится в тени, мне кажется что он вылитый отец. А потом на меня обрушиваются воспоминания, приводящие в дрожь, так что лучше уж не терзать себя.

Но я многое еще не забыла. Даже наоборот. С каждым прошедшим годом, прошлое становится ярче и острее, как солнечный свет, когда смотришь на солнце через подзорную трубу. И поэтому я еще немного побуду здесь в тишине, старая женщина наедине со своими призраками. И, кажется, что все было как будто еще вчера. Я вижу всех нас молодыми, быстрыми и дерзкими, никогда не задумывающимися над тем, какие печальные сюрпризы готовит нам жизнь. Какие мы были смелые тогда, в то мирное, счастливое время, когда молодым людям казалось, что мир принадлежит им, стоит только протянуть руку!

И, наконец, сдерживаемые до сих пор слезы полились из моих глаз, но не из-за умерших, дорогой читатель, а из-за страхов, пустоты и воспоминаний.

Я решила поведать вам историю своей жизни, и постараюсь быть как можно более откровенной в своем рассказе. Но я играю главную роль в этой истории и не гожусь на то, чтобы судить что хорошо, а что плохо. Богу судить об этом. И ему же я отвечу за свои многочисленные грехи.

Давайте вернемся к моему детству, потому что это начало нашего рассказа, как, впрочем, и всех других жизненных историй. В этот период определяется вся дальнейшая жизнь, и на радость или на горе, мы создаем свое будущее.

КНИГА ПЕРВАЯ