После тридцати лет спокойной жизни осознать это было сложно. И, вместо того чтобы наконец заснуть, Артем стал себя уговаривать, что просто Эдику приспичило обзавестись потомством.
Да, эта причина казалась более обоснованной. И уж куда более реальной.
Утро следующего дня. Провинция в средней полосе
— Павел Антонович, к вам пришли, — сообщила секретарша.
— Кто? — нетерпеливо откликнулся он, не отрывая взгляда от монитора, где светились всевозможные таблицы, в которых следовало немедленно что-нибудь понять.
Он не понимал, но очень старался. Никаких встреч на это время не назначено, иначе электронный ежедневник оповестил бы.
Павел Антонович доверял технике безгранично.
— С телевидения, — между тем пояснили в селекторе, и Пашка уловил в голосе секретарши непривычные восторженные нотки.
Странно. Телевидение он точно не приглашал. Интервью без подготовки — это никуда не годится. Погнать их, что ли, поганой метлой?
— Это Тамара Содко, — захлебываясь от радости, уточнила секретарша. — Ну, Павел Антонович, программа «Горе от ума».
— «Горе от ума»?! А, так это Томка! Пускай заходит.
Томка зашла. Он помахал из-за компьютера и сообщил, что через две секунды будет в ее полном распоряжении.
— Привет, — наконец, выбрался Пашка из-за стола, — садись.
— Я уже сижу, — скромно потупилась она и от смущения закинула ногу на ногу.
Пашка покосился на эти самые ноги, потоптался на месте и спросил нерешительно:
— А ты что, от Ладки? У нее случилось что-то? Других предположений по поводу появления в его офисе известной телеведущей, а по совместительству — подруги сестры, не было.
— Случилось, — кивнула Тамара. Почему-то ему стало грустно. Как-то даже скучно быть таким проницательным.
Все в его жизни предсказуемо и привычно. Еще минуту назад он этим гордился. А сейчас… что-то как-то… обидно, вот.
Перетрудился, наверное.
— А что такое? — Он уселся на другой край дивана. — Что стряслось?
— У тебя сестра весит сорок килограмм, а ты спрашиваешь, что стряслось?! — с преувеличенной яростью выкрикнула Тамара.
Он безумно ей нравился, просто невероятное что-то. И они впервые встретились наедине. И где! В святая святых — его офисе.
Крышу у нее окончательно снесло, и собственным криком Тамара напомнила себе, что пришла по делу. И никаких «Я вам пишу, чего же боле!»
— Я что-то не понял, — буркнул Пашка, — причем тут Ладкин вес?
— Мы за нее волнуемся! — с силой выдохнула Томка.
— Я тоже, — кивнул он, — только ей на это плевать с высокой крыши.
— Сейчас модно говорить «с высокой секвойи», — поправила Тамара, чувствуя себя последней дурой.
Он посмотрел озадаченно, решая, наверное, вызывать ли неотложку или обойтись собственной охраной для выдворения этой идиотки.
— Так что, Тамар? Извини, конечно, но у меня работы полно, давай внятно обсудим проблему.
Если бы она могла внятно-то!
Дурацкая была идея, вот что определенно ясно. И чего она приперлась? Через час съемка, текст ни хрена не выучен, на лбу прыщ вскочил размером с помидор, Пашке до него дела нет, а зрители заметят и на смех ее поднимут, и будут в студию звонить да советовать протирать морду лосьонами, толченым горохом и прочей дрянью!
Тяжелый день.
— Паша, — сказала она с нажимом, — надо что-то делать!
— Что именно? — терпеливо уточнил он, косясь на часы.
Плакали таблицы. Ни черта он там не поймет.
— Спасать твою сестру, вот что!
— Как? — заинтересованно склонил голову он. — Я, между прочим, последние три года только этим и занимаюсь, можно сказать. Денег она у меня не берет, подарков тоже, вон машину купил, она ее матери отдала. Как будто для матери я не могу отдельную приобрести!
— Конечно, можешь! — торопливо уверила Тамара.
Они задумчиво уставились друг на друга, потеряв нить беседы.
Впрочем, Пашка эту нить вообще в руках не держал и в глаза не видел. Чего от него хочет подруга сестры, оставалось тайной за семью печатями.
— Гордая она очень, — вздохнула Тамара, — а мы, две дуры, даже не поинтересовались ни разу, откуда у нее деньги, чтобы вместе с нами по кабакам шляться и изображать богатую бестолочь. Такую же, как мы!
— Ну какая же ты бестолочь! — вежливо возразил Павел Антонович.
Тамара махнула рукой. Мол, чего там, все я про себя знаю.
— А она чаевые оставляет еще больше нашего. Все независимость проявляет, понимаешь?
— Понимаю. Ну, давай, я с ней поговорю, что ли. Еще раз.
Таких разов было — не перечесть. Куда деваться, если Ладка на самом деле — гордая?! И носится со своей самостоятельностью, как с писаной торбой!
— Паша, ты лучше узнай, зачем ей палатка, — неожиданно для самой себя попросила Тамара.
— Какая еще палатка?
Томка рассказала, какая. И уточнила задумчиво, что абсолютно непонятно, зачем она Ладке понадобилась.
— И что? Ну, я выясню зачем, а дальше?
— Не знаю. Если она в поход собралась, надо ей продуктовый набор с собой подсунуть.
— Тамара, — он устало потер переносицу, — мы же взрослые люди, а? Давай не будем ерундой заниматься!
— Ну, да, — разозлилась она не на шутку, — ерундой не будем, лапки сложим и станем ждать, пока твоя сестра с голодухи не окочурится! Сонька вон рассказала, что у нее в холодильнике творится! Зато на дурацкие учебники Ладка всю зарплату тратит! А дежурства?! Ты знаешь, что она еще полставки взяла? Еле на ногах стоит…
Жалость к подруге и обида за нее вдруг стали такими огромными, что деться от них было некуда. И еще злость на собственную куриную слепоту, и на беззаботность, и на легкомыслие, и еще черт знает на что.
— Том, ты чего? Ты тут не реви, пожалуйста! — испугался Пашка. — Придумаю я что-нибудь.
— Правда, придумаешь? — всхлипнула она.
— Конечно.
Он вовсе не был уверен в том, что обещал. А жизнь приучила Аполлона обещать только то, что реально выполнимо. Впрочем, всегда оставалось два-три процента на непредвиденные обстоятельства. Он просчитывал ситуацию вдоль и поперек, но точно знал, что только дураки не ошибаются и предусмотреть все — невозможно.
Данная ситуация контролю не подлежала. Стало быть, надо просто попробовать ее разрешить в свою пользу, вот и все. Попытка — не пытка.
А главное — пусть Тамара уйдет и перестанет смотреть на него глазами побитой собаки.
— Пока, — сказала она, поднимаясь.
— Пока. Я позвоню, как только увижусь с Ладкой.
— Куда позвонишь? — осторожно полюбопытствовала она.
— Тебе, куда же еще! — начал раздражаться он.
— У тебя есть мой телефон? — поразилась Тамара.
Пашка потер дужкой очков за ухом. Телефона, конечно, не было. Как не было раньше необходимости созваниваться с подругой сестры. Все они были для него пигалицами, и со школьных времен — когда эта троица под Ладкиным руководством развлекала народ очередной хулиганской выходкой, обдирала коленки на деревьях, а потом училась пользоваться маминой помадой и щеголяла по очереди в модных ярко-зеленых лосинах, на высоких каблуках, которые подворачивались от неумелой походки, — никаких изменений Пашка в них не замечал.
А зачем? В жизни должны быть постоянные величины.
Как Тамара, например. И черт с ней, с ее новой ультракороткой стильной стрижкой, умелым макияжем и взрослыми амбициями. Такие мелочи он во внимание не принимал.
Она продиктовала свой номер, он записал.
Сел к таблицам, и через несколько секунд мысли о Тамарином посещении выветрились из его головы. Чтобы в самый неподходящий момент вернуться.
За дверью оказался Пашка, и она тут же пожалела, что проснулась. Брат был хорошим человеком, но занудой, и озабоченное выражение его лица не сулило в данный момент ничего хорошего.
— Воспитывать, что ли, пришел? — уточнила Лада, зевая.
Он брезгливо поморщился, взглянув на простыню, в которую она куталась.
— Халат же есть, Ладка!
— Как ты мне надоел! — отреагировала ласковая сестричка и двинулась на кухню.
Край простыни волочился за ней по полу, и Пашка торопливо подхватил его, будто верный паж.
— Ты обедала?
— Я спала! Ты что, не видишь?
— Ну, хоть завтракала?
— Тарелка овсянки, восемь бутербродов с колбасой и два литра чая, — отрапортовала Лада.
Пашка покачал головой и полез в холодильник. Там обнаружился пакет молока и колготки. Ткнув в них ухоженным длинным пальцем, брат возопил: