Тот кивнул. И показал головой на кипу бумажек, лежащих рядом с ним.

– Ну как у тебя состояние? Хотя дурацкий вопрос. Завтра отвезу тебя в больницу. Все будет в порядке, Денис. Держись!

Тот улыбнулся.

Показал на Швейка и большим пальцем Крайнову – мол, во! Написал: «Настроение поднимает, клевая вещь. Читал?».

– Давно читал, смешная, – ответил Крайнов.

Помолчали. Столяров взялся писать на бумажке. «Помнишь наш последний разговор на пати?»

– Ты про Снежану?

«ДА», – большими буквами написал Денис.

– Конечно, помню.

«Со мной так впервые. Раньше я жестко бросал чувих. А теперь меня, да так жестко, что я и представить не мог».

«Денис даже сейчас думает про женщин, когда не знает, что с ним… надо же. Его не поменяет даже болезнь», – подумал Крайнов.

– Забудь ее, Денис.

Тот написал: «Я ее любил».

– Подожди, выздоровеешь, найдешь себе нормальную девчонку.

Столяров подумал и написал: «Ритку Зданович!».

Крайнов прочел.

– Вот кто тебя любил, Денис.

Столяров улыбался. Написал: «Знаешь, что больше всего сейчас хочу?»

– Только не говори, что женщину, – пошутил Крайнов.

Столяров во весь свой широкий рот улыбнулся и написал: «Сигарет, а мать не дает». И дальше написал: «Когда на ноги встану, куплю себе байк 700 кубиков».

И дописал: «Можем один на двоих».

Крайнов прочел, улыбнулся про себя.

– Конечно, Денис! Мы с тобой еще погоняем! – и глянул на Столярова, его друг смотрел в потолок, и глаза его были полны слез.


Биопсия показала, что у Столярова четвертая стадия рака. Жить ему давали самое большее полгода-год. Аллегровская сдержала слово, дала матери Дениса деньги на операцию. Они поехали в Германию, в одну из лучших в мире клиник по раковым опухолям. После Германии Денис в Москву уже не приезжал, вернувшись к родителям в Новосибирск. После операции он прожил еще семь месяцев и умер в мае 2010 года.

Глава 15. Аборт

– Ну, я тебя поздравляю!

Марина встречала мужа на пороге квартиры, на ней был старый, алого цвета халат, внимательным, каким-то новым, сложным взглядом она смотрела на Золотарева.

– Спасибо! А с чем? – ответил он, улыбнувшись, снимая зимнюю кожаную куртку и вслед за ней зимние ботинки. – На работу меня окончательно еще не приняли…

– Я беременна! – ответила Марина, и всё в секунду поменялось в мыслях у Золотарева.

– Как беременна? Мы же… Когда?!

– Когда ты выкинул мою икру! Тогда!

– Но ведь…

– У меня задержка месячных, я сделала тест!

– Точно? Ты уверена? Но ведь… подожди…

– Иди, смотри!

Снимая на ходу пиджак, он последовал за ней в ванную, где Марина взяла со стеклянной полочки для ванных принадлежностей, маленький лощеный картонный тестер на беременность.

– !

На тестере были отчетливо видны две поперечных, красного цвета линии.

– И… и?

– Две линии, это беременность!

– Но как… Марин, ведь ты еще кормишь грудью?!

– Ну и что? А Варька? Я тоже кормила Ваньку грудью и забеременела!

– Но, может быть… – Золотарев не знал, что сказать, в его голове настойчиво билась мысль, что этого не может быть, это не у них, не с ними, не с ним… Марина лжет, сейчас она скажет: «Я пошутила, а ты в следующий раз думай» – и он, успокоившись, пойдет к детям, поужинает, возьмется за стратегию развития его будущих работодателей, снова начнет пользоваться презервативами, занимаясь с женой сексом… Но жена молча ушла на кухню. Он переоделся в домашнюю одежду, пошел к детям. Варя спала в детской кровати, а Ванька, сидя на огромном плюшевом диване, который ненавидела Марина и который достался от старых хозяев квартиры, разглядывал большущую подаренную Золотаревым книгу «Приключения Буратино». «Что же делать? – думал он. – Что же будем делать? Меня еще даже не взяли на работу, у Марины работы нет… Эта чертова ипотека, тридцать тысяч в месяц… Чем мы будем жить? Что делать?»

– Иди ужинать, – услышал он из кухни голос жены. Но не хотелось ничего; во рту образовалась сухость, и скатывался какой-то комок в горле, похожий на тот, в детстве, когда хочется плакать от бессилия… когда от тебя уже ничего не зависит… «Мы же не можем сейчас рожать, черт побери…» – думал Золотарев. Он неохотно ушел от Ваньки, который вслед затребовал почитать ему книжку. Придя на кухню и сев за стол, стал выжидательно смотреть на жену. Та поставила ему тарелку подогретого горохового супа, сваренного на дешевом говяжьем суповом наборе. Золотарев взял в руки ложку, но за еду все не брался.

– Что будем делать? – спросил он жену.

– Завтра утром сделаю УЗИ, если подтвердится, буду рожать! – ответила Марина. Золотарев ничего не ответил, стал неохотно ковыряться ложкой в супе.

– Что-то еще январь, а у меня уже спина заболела, обычно весной начинается… – поменял он тему.

– А ты что скажешь? – вернулась к разговору о беременности Марина и тем же внимательным взглядом смотрела на мужа. «Мы не можем рожать, не можем…» – думал он и, ничего не отвечая и вдруг ссутулившись, с заострившимися плечами, сидел на кухонной табуретке, пытаясь заставить себя поужинать.

За ночь, пока была бессонница, Золотарев написал стратегию развития, выслал ее владельцу фирмы, у которого он, по рекомендации Крайнова, был накануне на собеседовании, и уже под утро, с обновленными мыслями, что все образуется, глупый картонный тестер, обмакнутый в женскую мочу, не может указывать им, что делать дальше, менять их жизнь, заснул.

Он еще спал, когда пришла Марина и, разбудив его, сказала, что тест подтвердился, она в самом деле беременна. Твердо сказав мужу, что будет рожать, в своих мыслях она не имела той твердости, что показывала на словах. Ей было тяжело и с двумя детьми, а третьего сейчас, когда у мужа нет работы, когда он так ведет себя с ней, как в случае с икрой, не видя ничего в своей ярости… Да, она видела, что он любит Ваньку и Варю, но любит ли он ее? А сейчас у него нет работы, а есть ипотека, пожирающая их и без того небольшой семейный бюджет, но главное, она увидела, что у него нет радости от услышанного, что он впервые за все время их знакомства чего-то испугался. Испугался этой ее беременности. Она вспомнила, как он обрадовался беременности Варей, как он стал ласковей с Мариной обращаться, думать и больше заботится о ней, сразу же, с первого мгновенья ее слов о ее второй беременности. А сейчас он сидит и молчит, ничего не говоря ей, впервые он ничего не говорил ей в ответ, еще не спорил и не доказывал, и, конечно же, она женским чутьем видела это, не радовался ее беременности.

– Марин, мы не можем рожать… Мы не можем сейчас рожать, – повторил он.

– Ну, это раньше надо было думать! Я буду рожать, и все!

– Ты пойми, Марин, мы сейчас… не можем, у нас ипотека по 30 тысяч в месяц, я еще не получил работу и если получу, будет всего 50 и минус ипотека, останется двадцать! Мы не проживем! Ты же понимаешь…

– Мы станем многодетными. У нас будут льготы!

Ее взгляд сузился. Он знал это ее состояние, когда она, симпатичная, ласковая, послушная женщина из интеллигентной семьи, превращалась в маленькую фурию, которая переставала понимать простые слова и замолкала только в ответ на его крик. Но сейчас было совсем другое, не диваны и ковры, от которых его жена с наслаждением избавлялась, не слушая его доводов и аргументов, а что-то большее…

– Марина, эта беременность наша, а не твоя. И нам вместе решать, что делать! Понимаешь? Мы должны сделать аборт!

– Нет, я буду! Я буду рожать! А ты как хочешь! Устраивайся на работу! Иди сторожем! Ты вот не думал своей головой, когда меня трахал, теперь вот и зарабатывай! – перешла на крик Марина.

– При чем здесь сторожем, ведь ипотека, 30 тысяч!

– Продадим эту квартиру и уедем…

– Куда?! Марина, куда! Ты же знаешь, нас никто не ждет! С тремя детьми мы никому не нужны!

– В деревню. Или к твоим родителям поедем, ты же такой умный, сумел сделать ребенка!

– Марина, это еще не ребенок! Ну какой это ребенок? Там еще ничего нет! Зародыш, и все!

– Это у тебя в голове ничего нет! А у меня ребенок! Понял, ты?!

Золотарев до последнего держался, стараясь не повышать голос и контролировать себя и свои слова, стараясь убедить Марину, но она уже не слушала его.

– Ну, давай посмотрим! Марин, давай посмотрим в интернете, – Золотарев быстрыми ухватистыми привычными движениями сел за компьютерный стол, включил компьютер, стал быстро набирать в Яндексе нужные запросы.