Дарья Лаврова - Москва, я люблю его!

– А тебе не все равно?

– Что, правда глаза режет?

– Да пошел ты!

– Я бы пошел, да некуда. Как только, так сразу. – Парень вызвал диспетчера. Нам пообещали, что скоро все уладят.

Это был тот самый парень, что несколько раз попал мне в кадр, и которого я заметила на фотографиях Санчеса на диске.

Парень был странным. У меня было чувство, будто он хотел казаться грубее и хуже, чем он есть на самом деле. Тот, другой, которого он скрывал, иногда проскальзывал во взгляде, внимательно смотрел, а потом снова исчезал. Тот, другой, вызывал симпатию. Мне почему-то захотелось, чтобы он надел обычный свитер вместо балахона с «Королем и шутом».

Он кому-то звонил, а я сидела на полу в углу, мечтая поскорее выбраться наружу, увидеть свет и подышать свежим воздухом.

– Привет, – сказал парень в трубку. – Чего еще? Да ну тебя, я тут, короче, в лифте застрял. Не прикалываюсь. Не один. С кем? С девчонкой какой-то… – неохотно рассказывал он. – Заткнись. Тебя как зовут? – вдруг обратился он ко мне.

– Меня? – переспросила я.

– Нет, блин, меня, – грубил он. – Ты видишь здесь кого-то третьего?

– Оксана.

– Ее зовут Оксана, – продолжил он в трубку. – Ей тоже на пятый этаж. Угу. Жди. Надеюсь, нас скоро вытащат отсюда. Ну, давай. Пока.

Он захлопнул телефон, сел на пол рядом со мной и протянул руку.

– Дима, – представился он и впервые улыбнулся.

Дима оказался двоюродным братом Кристины.

Он не спросил номера моего телефона, не интересовался мною у сестры, не искал меня в социальных сетях. Он был просто случайным знакомым, случайным человеком, с которым я однажды застряла в лифте.

Мы сталкивались в школе не чаще раза в месяц. Я всегда здоровалась первой, а он отвечал ради приличия. Говорил «привет» тихо, едва слышно, одними губами, почти шепотом.

Второй раз мы встретились на дне рождения Кристины спустя четыре месяца. Я и Санчес сидели на полу кухни, друг напротив друга, поставив перед собой табуретку, и ели оливье из тазика. Ели жадно, с удовольствием – большими салатными ложками. Запивали остатками вина, вермута и ликеров – прямо из бутылок. Курили одну пачку на двоих и говорили. Обо всем.

Из соседней комнаты доносилась громкая музыка, веселые вопли, очередные поздравления. В коридоре целовалась незнакомая парочка. Парень показался мне знакомым. На его коленях сидела девушка. На минуту они сделали паузу, и я увидела лицо Димы.

Санчес сел рядом, тихо толкнул плечом. Разлила водку по рюмкам, чокнулись, залпом выпила. Он не отводил глаза и улыбался. Целовались. Долго, страстно, даже грубо. Он взял меня за руку и отвел в комнату Кристины. Закрыли дверь, сами разделись, чтобы не терять время, и занялись сексом. Он двигался долго, старательно и все никак не мог кончить. Меня уже начинало тошнить, когда он наконец вытащил свой член, отдышался и молча стал одеваться.

Я быстро оделась и убежала в туалет. Тошнило салатом оливье и маслинами. Когда я вернулась, Санчеса в комнате уже не было.

Нашла Кристину на балконе. Она отвела меня к себе в комнату и вручила пачку таблеток.

– Первую выпьешь, когда проспишься, в течение суток, а вторую еще через двенадцать часов, – объяснила Кристина.

В соседних комнатах, в кухне, на балконе продолжались праздник и веселье. Меня снова тошнило в туалете. Там, на полу рядом с унитазом, мне стало спокойно и хорошо. Так хорошо, как бывает только после непроизвольного промывания желудка.

– Тебе плохо? – спросила Кристина, открыв дверь. – Сейчас принесу тебе чай.

Половину чашки я выпила, половину вылила в унитаз. Теперь хотелось только спать. Я заснула на полу, аккуратно обняв руками кошачий туалет.

В третью субботу октября Игорь впервые взял меня с собой на съемку свадьбы. Мы ехали больше часа, за который я не сказала ни слова, сидя рядом и листая один за другим свадебные журналы.

Я никогда не думала серьезно заниматься фотографией, снимать влюбленные пары в городе, полуобнаженных беременных женщин, а потом и их малолетних детей, корпоративы или открытия новых ночных клубов, одежду, стоимостью, равную семестру моего обучения, чужие свадьбы.

Я волновалась так, будто мне предстояло сдавать самый важный экзамен в своей жизни. Боялась не справиться, боялась, что рука дрогнет в самый ответственный момент, что кто-то из пьяных гостей полезет в кадр и испортит фото, что у жениха не будет видно лица, а невеста не понравится самой себе на всех без исключения снимках.

– Ты боишься? – спросил Игорь.

– Да. Не думала, что это так много для меня значит. Я не прощу себе, если у меня сегодня ничего не получится.

– Знаешь, в чем секрет? Им не нужно ничего особенного. Обычная пара, обычная свадьба с выкупом невесты, регистрацией в районном ЗАГСе, поездкой на Воробьевы горы и в Царицыно, а потом ресторан на пятьдесят человек. Им нужны обычные фото, какие есть в фотоальбоме каждой семьи. Чем проще, тем лучше.

– Но у тебя ведь всегда получается красиво.

– Тебе так кажется. Обычные, не самые лучшие фотографии. Разве ты никогда не снимала людей?

– Прошлым летом снимала свою подругу с парнем. Ничего хорошего из этого не получилось. Парень был не в настроении и не хотел фотографироваться, а подруга, Наташка, надела босоножки на огромных каблуках, натерла ноги за десять минут и не могла ходить. На всех фото парень стоит спиной. Или сидит. Подруга много улыбается, позирует, целоваться к нему лезет, а он будто стесняется при мне. Не знаю. Я не понимаю таких фотосессий. Все как-то неправильно.

– Неправильно?

– Не по-настоящему. Сложно быть настоящими друг с другом, когда ты под прицелом камеры третьего.

– Они были довольны?

– Мне понравилось только два кадра из трехсот, а подруга выложила в Интернет больше половины. Наверное, понравилось.

Пока Игорь снимал жениха и его друзей, столпившихся у подъезда, я снимала невесту и ее подружек. Невесту красили, причесывали, крепко шнуровали платье на спине. В светлой коробке ждали белые туфли.

Я снимала все. Шестилетних светловолосых племянников, похожих на ангелов. Прозрачные складки платья в утреннем солнце. Белые цветы в локонах золотистых волос, пряди французской косы, жемчужные серьги, руки подружек, затягивающих платье сзади, бокалы шампанского, и даже атласные белые туфельки…

На этой свадьбе не было лимузина, но было много красивых детей. Они лучше всех улыбались мне в камеру. С Игорем мы почти не разговаривали, только переглядывались. Иногда я ловила на себе его взгляд. Он подмигивал и фотографировал меня без предупреждения. Я смеялась и снова отвлекалась на детей.

Мы ушли после того, как подружки невесты ловили букет. К десяти часам вечера я едва держалась на ногах и заснула на заднем сиденье машины Солодова, не просмотрев отснятые кадры и забыв позвонить деду.

Игорь привез меня домой и протянул конверт.

– Что это? – не поняла я, пытаясь проснуться.

– Твоя часть, – ответил Игорь. – Бери. Ты никогда не должна работать бесплатно.

– Спокойной ночи, – сказала я, забирая конверт и выбираясь из машины. – До понедельника.

Единственное, чего я хотела – это спать.

Когда-то давно Игорь снимал фотостудию недалеко от собственного дома. В ноябре он решил снова арендовать ее на выходные, собрать новый реквизит для съемок, купить фон, найти клиентов и начать серьезно работать.

Студия находилась в кирпичном двухэтажном магазине в минуте от железнодорожной станции. На первом этаже был продуктовый магазин и парикмахерская в два кресла; на втором – никому не известный шоу-рум и заброшенная фотостудия с длинным балконом, выходящим на рыночную площадь и две автобусные остановки.

Шоу-рум занимал небольшой коридор, по стенам которого свисали десятки платьев в пайетках, рваные джинсы, расшитые стразами, футболки с ретропринтами и прочие странные вещи от неизвестных дизайнеров.

Студия была небольшой и напоминала квартиру, только без кухни и туалета.

– Я бы здесь жила… – говорила я, разглядывая деревянную полку со старинным реквизитом. Две пишущие машинки, громоздкий телефон с круговым набором, соломенные шляпы и просто шляпы, курительные трубки, чернильницы с перьями, винтажные лампы, ажурные накидки, парики и накладные волосы. В углу пылилось ненастоящее чучело медведя и леопардовое покрывало; у стены стоял журнальный стол с бутылкой коньяка и кожаный диван. Немного прибрать, и можно уже работать.