Маша Драч - Мотылёк

Я опустилась, но не из-за того, что таков был приказ, а потому, что больше стоять на ногах я просто не могла. Став на колени, я почувствовала легкое жжение в них, совсем забыв о том, что я здорово их стерла, когда упала с лестницы. Но это был такой сущий пустяк, на который обращать внимание слишком тупо, учитывая то положение, в котором сейчас находилась.

По внутренней стороне моих бедер струилась кровь. Я глядела на нее и видела, словно в замедленной съемке как капля за каплей скользит вниз и скрывается где-то в области внутренней части колен. Моя девственность, из-за которой меня собственно и выкупили за двести кусков, была уничтожена, впрочем, как и все к чему прикасался Лерой. Было ли мне жаль, лишиться этой девственности таким образом? Нет, я не хранила ее как святыню и не относилась к отсутствию сексуальной жизни как к чему-то невыразимо бесценному. Мне было жаль лишь то, что на моем пути встретился этот дикарь, дьявол и полный моральный урод.

Сняв презерватив, Грейсон быстро связал его в узел и бросил на пол. Чего еще этот козел хотел от меня? Он кончил, а значит, получил желаемое удовольствие, разве этого не должно быть достаточно? В мозгу стрелой пронеслось одно воспоминание, в котором Амис мне говорила, что если мужчина получил полное физическое и морально удовлетворение от секса, то он никогда не захочет второго раза за ночь, чтобы не испортить налет эйфории. Получается, Лерой все еще был возбужден или просто таким изощренным образом хотел наказать меня? В каждом его движение ощущалась неприкрытая ненависть. За что он меня ненавидел? Мои негативные чувства вполне оправданы, а его? Что с Грейсоном было не так?

Схватив меня за подбородок, он с силой поднял мою голову вверх. Темные глаза Лероя горели адским пламенем и прожигали во мне дыру. Воздух вокруг нас заряжался черной и тягучей энергией, что неподъемным грузом ложилась на плечи. Мне вдруг показалось, что Грейсон поддался какой-то слабости и за это ненавидел меня, будто обвиняя меня в его случайном промахе. Но что это за слабость? И причем здесь я?

— Открой рот, — потребовал Лерой и его большой палец скользнул к моему языку. — Оближи, — вновь приказ.

Я облизала палец и осторожно засосала твердую и немного грубоватую подушечку. Грейсон, будто зачарованный наблюдал за движением моих губ и языка. Я почувствовала, что так черная энергия, которая царила между нами, медленно тенью прокралась ко мне в душу. Ведь, по сути, сейчас я должна плакать, биться в истерике и дико ненавидеть Лероя за все, что он со мной сделал. Но этого не было, за исключением последнего пункта, который тоже не был однозначным. Вероятно, это было связано с тем, что за все время пребывания в борделе, мой характер отчасти закалился, и физическая боль не воспринималась настолько остро и трагично, как бы это могло приключиться с обычной девчонкой моего возраста, которая родилась и жила в нормальной семье. Но помимо всего этого я чувствовала, что мне нравится то, как Лерой смотрел на меня. Я испытывала некоторую власть над ним, хоть и стояла на коленях. Это самое неверное чувство, которое только могло во мне сейчас зародиться, но я предпочла быть честной перед самой собой.

Я видела, что член Грейсона вновь наливался кровью и это тоже мне нравилось. При всем его пренебрежении ко мне и ненависти, я возбуждала Лероя и видимо это и была та самая слабость, за которую он мне сейчас мстил. Вынув из моего рта палец, Грейсон жестко и во всю длину вторгся в мой рот так же, как прежде вторгался в мое влагалище. Из глаз непроизвольно брызнули слезы, и я жутко закашлялась, чувствуя, что меня вот-вот может стошнить. Лерой остановился и на секунду вынул член, чтобы дать мне возможность прийти в себя, а может просто не хотел, чтобы меня вывернуло при нем. Затем, он вновь толкнулся в мой рот, и головка его члена коснулась стенки горла. Я языком ощущала горячую пульсацию и настоящую сталь, обтянутую мягкой кожей. Это было странное и противоречивое чувство.

Грейсон крепко намотав мои косички себе на руки, начал глубоко двигаться в моей глотке, утробно, точно зверь, рыча, на каждый свой толчок. Ему нравился минет значительно больше, чем секс, это прослеживалось и в его несдержанности, в то же время в неторопливости, наверняка, чтобы продлить удовольствие и в невероятной твердости члена. Не знаю, каким именно образом, но мне удалось подстроиться под его темп, и теперь я уже не давилась и не всхлипывала. Просто нужно было отдать полный контроль Лерою, он знал, что делал.

Солоноватый привкус во рту не казался мне отвратительным. Я принимала член и временами даже поглядывала на Грейсона. Его голова была запрокинута назад, глаза закрыты, а между черных бровей образовалась глубокая вертикальная морщинка. Он кайфовал и я испытывала то же от того, что моего эго пребывало в восторге. Совершенно ничего не зная о секс в практичном плане, я сумела заставить этого мужчину испытывать удовольствие.

— Облежи его, — вдруг проговорил Лерой, выходя из меня. — Облежи по длине.

Я провела кончиком языка от основания члена к розовой блестящей головке. Грейсон внимательно наблюдал за мной, и я ощутила, что член напрягся еще больше. Ему нравилось, определенно нравилось.

— Блять, — сдавленно прошипел Лерой и вновь начал меня иметь в рот. Его возбуждение крепко сплелось со злостью, и теперь каждое его движение, резкое и глубокое, будто бы стремилось причинить мне боль, наказать меня, сжечь мотылька, который подлетел уж слишком близко к огню.

Я задыхалась и вновь ощутила рвотный позыв. По щекам струились слезы, а по подбородку текла слюна. Грейсон вколачивался в меня, рычал и до боли сжимал мои волосы. Член горячо пульсировал, и когда мое горло уже засаднило, я почувствовала сладковато-соленую и немного терпкую жидкость, что взорвалась у меня во рту. Я быстро ее сглотнула, и только тогда Лерой оставил меня в покое. Последний рваный рык вырвался из его горла, и в гостиной повисла тишина. Я уперлась руками в пол и, отдышавшись, немного подождала, пока перед глазами все перестанет кружиться.

Грейсон застегнув свои брюки, направился в сторону лестницы, оставив меня истерзанную и в луже собственной крови одну. Его жертвоприношение прошло на славу, и теперь Дьявол окончательно утолил свою жажду.

Подобрав свои вещи с пола, я прижала к груди разорванную футболку Калэба. Мне было невероятно жаль, что эту вещь уже никак нельзя спасти. Абсурд какой-то получается, я жалею об утрате футболки и совсем не думаю о том, что со мной произошло несколько минут назад. А чего собственно страдать? Рано или поздно один из братьев все равно бы полез на меня и тупо рыдать из-за того, что и так неизбежно. Куда обидней, что футболка с милой красной машинкой пострадала просто так. Просто потому, что Лерой иначе не умеет, или просто потому, что ему хотелось сделать мне больно.

Подняться мне удалось лишь с третей попытки. Ноги отказывались меня держать, а внизу живота все болело настолько, что идти я смогла, лишь согнувшись пополам. Кровь перестала идти, но когда я стала медленно подниматься по ступенькам, она вновь скользнула по ногам. В одной руке я держала все свои вещи, а другой, опираясь на перила, помогала себе идти.

Все болело, даже глотать слюну было невыносимо трудно. Блэйк конечно лупил меня несколько раз, но не настолько, чтобы я чувствовала себя совершенно уничтоженной. Теперь жизнь в борделе не казалась мне настолько уж и дерьмовой. Заправив распущенные волосы за уши, я положила на гору одежды еще и ленточки. Грейсон так тягал меня за косички, что неудивительно ленточки не выдержали этого испытания.

С трудом, но мне все же удалось добраться до своей комнаты. Хорошо, что никто меня не застал в таком унизительном и откровенно устрашающем виде. Усталость накатила на меня внезапно, и резко захотелось спать. Мое тело было измотанным будто после непрерывной и тяжелой физической работы. Соблазн лечь и забыться тревожным сном был уж слишком велик, но я ему не поддалась. Хотелось смыть с себя кровь, что смешалась с кровью убитого мужчины, стереть с кожи запах Лероя, словом сделать все, чтобы от этой процессии на мне не осталось и следа.

Схватив свою растянутую футболку, я поплелась в ванную, морщась, всякий раз, когда боль стрелой пронзала мне низ живота. Такое ощущение, что во мне все еще находится раскаленный железный прут, который выжигает все внутренности.