— Зачем? — сбитая с толку, спросила я.

— Дважды повторять не буду, — глянув на дисплей своего телефона, Грейсон пошел прочь.

Мне стало дурно, а что если Лерой обнаружил мои сигареты? Хотя, это невозможно, ведь сумочка с сигаретами осталась в комнате Калэба.

— Сейчас вернусь, — обратилась я к другу и пулей помчалась в свою комнату.

Включив свет, я осмотрелась по сторонам, но ничего необычного не нашла, пока мой взгляд не остановился на кровати. Папка… Та самая папка, с которой недавно ходил Лерой, теперь она лежала на моей кровати. Внутри все задрожало, и я не сразу решилась подойти ближе. Какой-то невидимый барьер разделил мою комнату на две части. Хотела ли я увидеть, что именно в этой проклятой папке? Да, вполне, ведь из-за нее я себе уже весь мозг выела.

Прикусив губу, я неуверенно подошла к кровати и взяла в руки папку. Сердце больно стучало о ребра, а во рту пересохло. Тишина спальни стала звенящей. Открыв папку, первое, что я увидела, это имя, а под ним свое фото на котором мне лет тринадцать-четырнадцать, именно в таком возрасте я и попала к Блэйку. Вместо привычного имени Мотылек, я прочла совершенно другое:

— Розмари Энн Маерз, — прошептала я, проведя кончиком пальца по буквам. Я глянула еще раз на фотографию, затем мой взгляд поднялся выше к заголовку. — Досье.

Секундный шок прошел и до меня наконец-то начало доходить, ЧТО именно я держала в своих руках. Это была моя жизнь, вернее, та ее часть, о которой я по неизвестным причинам забыла. Стало немного жутковато, будто я читала о каком-то своем двойнике, о другом незнакомом человеке. Розмари… Меня звали когда-то Розмари… Не было никакого Мотылька, не было борделя и Блэйка.

Я опустилась на кровать и нахмурилась, ощутив, что рубец на голове снова начал ныть, распространяя фантомную боль по затылку и вискам. Какие-то яркие картинки замелькали у меня перед глазами, вызывая тошноту. Тряхнув головой, я все же вернулась к той информации, которая так долго была мне недоступна. Ее было немного, но и этим крупицам я была искренне рада, так рада, как если бы я встретила своих родителей, которых помнила настолько смутно, что порой казалось, будто их и вовсе не существовало.

Я начала бегло читать информацию о себе, начиная от даты своего рождения (13 июня) и заканчивая тем днем, когда очутилась в борделе Блэйка. Я хорошо помнила, что он спас меня. Точка отсчета моей второй жизни началась именно с того момента, когда я убегала от преследователей. Я не знала их, не видела в лицо, но прекрасно понимала, что если не убегу, то меня выпотрошат. Тогда-то я и наткнулась на бордель. Блэйк приютил меня, конечно, побуждаемый личными интересами. Теперь же, я читала об этом в досье. Мои родители были копами и встряли в какую-то серьезную стычку с наркокартелем. Их убили прямо в нашем доме поздно ночью в канун Рождества. Меня же просто вырубили ударом головой о зеркало. Когда нас обнаружили, меня перенаправили в больницу с частичной амнезией. Так вот почему, на пороге борделя я появилась в больничной сорочке! Впрочем, это было логично.

Не знаю, искали меня или нет, но судя по тому, что я все еще здесь, то, похоже, навряд ли. Теперь понятно, откуда у меня взялся этот рубец и невнятные сны про зеркало и эта идиотская привычка постоянно всматриваться в него, будто ища что-то в собственном отражении.

Я аккуратно закрыла папку и прикрыла глаза. Внутри все задрожало и, чтобы не разрыдаться, я больно прикусила губу. Получается, что все это время Лерой рыл информацию обо мне, а я… Я думала, что он хочет перепродать меня и поэтому наговорила ему столько гадостей. Грейсон сделал для меня то, что никто бы другой даже не попытался совершить. Он… Он показал мне, кто я есть на самом деле и рассеял тот густой болезненный туман, который преследовал меня последние несколько лет.

— Розмари… Меня зовут Розмари, — отрешенно повторяла я, глотая собственную кровь из прикушенной губы. Странно себя называть незнакомым именем.

Я подтянула к груди колени и уткнулась в них лбом. Нечеткие обрывки картин из прошлого, возбужденные прочитанным, кружили голову. В ушах раздавалась череда выстрелов, чьи-то предсмертные хрипы, тяжелые шаги и оглушающий удар. Я содрогнулась и подняла голову, возле меня уже стоял Калэб.

— Мотылек? — настороженно спросил он.

— Да?

— Все хорошо?

— Да-да, — лихорадочно ответила я.

— Идем?

Мы спустились в гостиную и улеглись на полу. Я находилась в некоторой прострации и даже не заметила, когда именно мой друг заснул. Мысли и воспоминания буквально кромсали мое сознание на мелкие куски. Я отчаянно хотела поговорить с Лероем, узнать, почему он это сделал, попросить рассказать, как и где он раздобыл информацию. Я ведь думала, что он редкостный урод, лишенный сердца и души, а получилось все совсем не так. Какая же я все-таки непроходимая дура!

Уже глубокой ночью, в гостиной тихо появилась Хэтти с подарочными коробками в руках.

— Давно спит? — шепотом спросила она, аккуратно ставя большую коробку под елку.

— Да.

— Понятно, — женщина улыбнулась и протянула мне еще одну, но уже маленькую коробочку.

— Что это? — после всего, что со мной произошло, что я узнала, моя реакция существенно так затормозила.

— Эта Алестер на днях прислал для вас в качестве подарка на Рождество, — объяснила Хэтти.

— Правда? — я взяла коробочку, но почему-то не решилась ее открыть.

— Да. Позвольте, я заберу угощение, — женщина взяла тарелку с печеньем и уже потянулась за стаканом молока.

— Подождите, — проговорила я. — Можно я его выпью?

— Конечно, — женщина подала мне стакан.

— Я его потом отнесу на кухню.

— Как скажите, — домработница пожала плечами и удалилась.

Я посмотрела на молоко и ощутила, как рот наполнился слюнями, словно бы я держала в руках хороший кусок мяса. Не знаю почему, но мне жутко захотелось молока. Я быстро осушила стакан, удивляясь тому, что его вкус теперь не казался таким уж и гадким, даже наоборот — вкусно.

Повертев в руках коробочку, я положила ее под подушку и направилась на кухню, чтобы вымыть стакан. Стоя у раковины, я продолжал думать о прошлом, пытаясь воссоздать портрет своей матери, но у меня ничего не получалось, я видела лишь ее роскошные волосы.

Внезапно пространство кухни ослепли яркий свет фар. Я посмотрела в окно и увидела «танк» Лероя! Отлично! Он уже дома, хотя я думала раньше утра Грейсон не появиться. К машине подбежал Себастьян и еще какой-то охранник. Я насторожилась и подошла ближе к окну. Себастьян открыл дверь и из автомобиля практически вывалился Лерой. Его пошатывало из стороны в сторону, словно он был пьяным. Второй охранник достал из багажника оружие. Себастьян что-то спрашивал у Грейсона, но тот лишь отмахнулся и нетвердым шагом направился в особняк.

Отставив стакан, я пулей помчалась в гостиную. Лерой, держась за бок, уже вошел в дом и, увидев меня, нахмурился. Я кожей ощутила, что здесь что-то не так. Игнорируя суровый взгляд Грейсона, я подошла к нему. Он привалился спиной к ближайшей стене и прикрыл глаза, болезненный излом его бровей мне совсем не понравился.

— Что случилось? — спросила я, рассматривая Лероя.

Он открыл свои мутные глаза, глянул на меня таким странным и необычным взглядом, от которого мне стало не по себе. Грейсон выглядел уставшим и каким-то даже опустошенным.

— Мо-ты-лек, — прошептал Лерой и сполз вниз, оставляя на стене яркий кровавый след.

27

Я растерялась. Весь мир внезапно поплыл перед глазами. В ушах стал нарастать шум, напоминая чем-то звуки прибоя, которые я слышала, когда гуляла с Калэбом у океана. Пол под ногами качнулся. Мне не было страшно или больно за то, что я видела перед собой. Просто какой-то ступор, шок, оцепенение парализовали мое тело. Было странно видеть и осознавать, что Дьявол истекает кровью. Это противоестественно и совершенно невозможно. Суть моего отрицания не заключалась в том, что я испытывала к Лерою какие-то чувства, нет. Просто… Просто я уже как-то привыкла к тому, что он вращает свой мир, он неуязвим, тверд и решителен. Такие люди не могут быть уязвимыми. Пожалуй, именно сейчас, когда охрана подняла своего хозяина и торопливо понесла его в комнату, я абсолютно точно осознала, что Грейсон сотворен из плоти и крови. Он такое же живой человек, как я, Калэб и Хэтти. Подобное откровение уничтожило все мое прежнее представление о Лерое, взращивая на разрухе новый незнакомый образ, который Дьявол предпочитал прятать за семью печатями.