Она прошла в комнату, щурясь от табачного дыма, бросила в угол босоножки, оглянулась по сторонам, не зная, куда поставить сушиться зонтик. Никита суетился рядом, приговаривая:

– Ничего, что мы тут сабантуй организовали? Я подумал, устроим триумфальную встречу будущего лауреата Ленинской премии. Первой степени, разумеется. Даже чужой студак выпросил, чтобы в общагу к тебе пробраться. Ты, надеюсь, прониклась всей степенью моего геройства?

Аля пожала плечами. Никита говорил слишком громко, быстро, у нее начинала болеть голова.

– А ты чего-то невеселая, — заметил Никита. — Устала?

Он стащил с ее плеча сумку, ногой сдвинул в сторону ботинки гостей, освобождая место на полу, раскрыл зонтик и удивленно крутанул его:

– Гм, знакомый зонтик, — хмыкнул он. — Я его на Таити покупал.

Никита с выжидательным интересом уставился на Алю, та, вскинув голову, выдержала его взгляд. «Кто ты такой, почему я должна что-то тебе объяснять, отчитываться? Думай что хочешь…» — приготовилась ответить она на расспросы. Но парень ничего не спросил, лишь перестал ухмыляться обычной нахально-игривой усмешкой и, приобняв за плечи, повлек ее к столу.

– А ну-ка, товарищи, двигаемся, двигаемся, — скомандовал он. — Не видите, у девушки головокружение от успехов.

Усадив Алю на кровать, он пристроился рядом, незаметно для окружающих обхватил горячей ладонью ее запястье и шепнул:

– Ну-ну, ничего…

Никита раздобыл где-то чистый стакан, плеснул коньяка, всунул его ей в пальцы. Аля вскинула руку, выпила. Темно-янтарная жидкость обожгла рот, сбила дыхание, но почти в ту же секунду по телу растеклось тепло и дрожавшие пальцы согрелись.

Аля отставила стакан и попробовала одними губами улыбнуться Никите. И он прямо-таки расцвел в ответ, стал теребить ее, расспрашивать:

– Ну расскажи теперь, как все прошло. Ребята говорили, вроде удачно? И предок мой тебя хвалил…

Время как будто остановилось. То казалось, что бесконечно долго тянется этот дурацкий бессмысленный день, то вдруг замечалось, что солнце, заглядывающее в окно, отражается в еще не высохших после дождя каплях. А Никита все подливал коньяк и гудел над ухом что-то очень смешное. И темное пьяное веселье булькало в голове, и Аля сгибалась пополам от хохота.

– Пойдем, покажу что-то, — предложил Никита.

Аля поймала на себе завистливый взгляд Гришиной, противной сплетницы с третьего курса, уже нашептывавшей что-то соседке, и решительно встала из-за стола, лихо вскинув голову, — подавитесь своей злостью, сволочи:

– Ну пойдем!

Никита, таинственно подмигивая, затащил ее в темный закуток под лестницей, опустился на колени, расстелил на полу газету, достал из кармана спичечный коробок. Аля взяла коробочку, открыла, на ладонь высыпалась какая-то сухая трава.

– Что это?

– Тсс, — Никита приложил палец к губам, состроил смешную гримасу. — Обезболивающее. Исключительно натуральный продукт. Никакой химии. Рекомендую!

– А, я знаю, — обрадовалась Аля. — Это…

– Да тише ты, — поспешно перебил он. — Образованная какая.

Никита принялся деловито потрошить на бумагу «беломорину», затем с комичной старательностью засыпал в пустую папиросу марихуану. Аля опустилась на пол, прижалась спиной к стене. Темный низкий потолок плавал и покачивался над головой. Никита наконец закончил свои осторожные манипуляции и с гордостью продемонстрировал Але плотный косяк:

– Ну вот, готово!

Воровато оглянувшись по сторонам, он прикурил папиросу, глубоко втянул в себя дым и, не разжимая губ, протянул косяк Але. Та, взглянув на Никитины надутые щеки, расхохоталась. Никита принялся быстро жестикулировать, бешено вращая глазами — мол, кури скорее, не переводи драгоценный товар. Аля послушно взяла косяк, затянулась глубоко, закашлялась. Необычный едкий дым щипал в горле, разъедал глаза. Девушка поморгала, вытерла ладонью выступившие слезы.

– Держи дым подольше, — наставительно произнес Никита.

– Угу.

Она затянулась еще раз, глубже, зажала рот рукой, чтобы не выдохнуть раньше времени. Тело вдруг стало как будто не своим — новым и гибким. И каждое движение казалось удивительно плавным, как в замедленной съемке. Глаза словно заволокло тонкой прохладной пеленой. Мелькавшие в темном закутке неясные тени сделались ярче, стали почти осязаемыми. Аля откинулась к стене и прикрыла глаза.

Рядом вдруг оказался Никита, просунул руку за спину, ткнулся в щеку сухими губами. Девушка, не глядя, оттолкнула его локтем:

– Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет.

– Чего? — не понял он.

Аля открыла глаза, перед ней покачивалась Никитина обиженная физиономия. Девушка сипло расхохоталась.

– Ничего, — доверительно зашептала на ухо Никите. — Ты знаешь, у меня глаза как будто покрылись то-о-оненькими льдинками…

– Знаю, — радостно хмыкнул Никита.

На лестнице раздались тяжелые шаги, послышался пронзительный голос комендантши. Никита быстро сунул окурок в щель за плинтусом, замахал руками, разгоняя едкий дым.

– Сейчас она сюда явится, и придется тебе в окно прыгать. — Аля сложилась пополам от беззвучного хохота.

Никита обхватил ее руками и, зажав ладонью рот, шепнул в ухо:

– Ради вас, ма шери, я готов на все.

Шаги протопали мимо.

– Эк, мать, тебя разобрало, — покачал головой Никита.

– Ничего не разобрало, — насупилась Аля. — Пойдем лучше выпьем еще!

Она решительно направилась вверх по ступенькам, споткнулась, Никита успел подхватить ее, удержать.

– Что выпьем? — возразил он. — Там уж выпили все без нас. И купить негде, магазины позакрывались.

Словно в доказательство, он продемонстрировал девушке наручные часы. Стрелка подползала к одиннадцати. Аля вздохнула удрученно. Откуда-то выплыла мысль: «Сейчас он уйдет, я усну, а потом наступит утро… И все это кончится. Кончится… обезболивающее, как он сказал. И снова будет больно. Не хочу! Не хочу!»

– Знаешь что, — предложил вдруг Никита. — Рванули ко мне. У меня в комнате есть заначка.

– К тебе? — протянула Аля.

– Ну поехали, а? — Никита тянул ее к выходу. — Не бойся, его там нет, — неожиданно добавил он. — Он же к начальству подался, они там допоздна будут заседать, а потом он на квартире останется, чтобы пьяным за руль не садиться… сто раз уже так было.

– Кого это, «его»? Мне никакого дела нет до твоего отца… Бояться еще!

Показалось, или Никита вдруг быстро взглянул на нее серьезно, даже как-то укоряюще, как если бы и не пил ничего весь вечер, и кивнул удовлетворенно, как будто оправдались какие-то его расчеты.

«Что он такое затевает? А, наплевать!» — Аля тряхнула головой и, стуча каблуками, пошла к выходу из общежития.

Никита поспешил за ней.

– Имей в виду, до шести утра никого не впущу, — сварливо выкрикнула вслед дежурная.

Ночь была ветреная, тревожная. Когда подъехали к даче, Аля вышла из машины первой, Никита еще расплачивался с таксистом. Зашелестела над головой рябина, несколько холодных капель скатилось с листьев, обожгло шею. Взревел, проносясь мимо станции, скорый поезд.

«Что я здесь делаю? — Аля оглянулась по сторонам, передернула плечами, поежилась от ночного холода. Из-за темных веток усмехнулся тонкий, выгнутый дугой месяц. — Надо вернуться! Скорее, пока не отъехало такси!»

Но вот уже рядом оказался Никита, обнял теплой рукой, зашептал что-то непристойное, смешное. И опять стало легко и свободно, и жизнь показалась воздушным шариком: дунь — улетит.

Никита бесшумно распахнул калитку, склонился в поклоне:

– Прошу, мадемуазель!

И Аля по плиточной дорожке пошла вперед, чуть пошатываясь.

– Э-э-э, да ты с ног валишься. Держись!

– Ты меня недоо… недооцениваешь, — заявила Аля.

Никита подхватил ее на руки, девушка расхохоталась. Звонкий смех повис в ночной тишине.

– Тише! — шикнул Никита. — Кругом враги!

Аля кивнула на темные окна дома:

– Большой брат не дремлет?

– Дремлет, — заверил Никита. — Но очень чутко! Пойдем.

В его комнате, небольшой и уютной, выходящей окнами в заботливо выращенный Глашей сад, действительно нашлась еще одна бутылка коньяка. Никита гордо извлек ее из шкафа, пошарив рукой за аккуратно сложенными стопками чистого белья. Аля прошла вдоль стен, разглядывая потные перекошенные рожи рок-музыкантов на пришпиленных к обоям плакатах. Щелкнула по носу Мика Джаггера. Выдернула книгу из толстой стопки на столе, пролистала. Французские буквы сливались в одну неровную убегающую полоску, и Аля не стала дальше читать, отбросила. Никита возился со стаканами. Аля подошла к окну и, распахнув его, взобралась на подоконник. Она вытянула руки, изо всех сил вдохнула ночной воздух и продекламировала: