Отцепила весло и поплыла назад, но обратный путь оказался сложнее. Ольшанский пытался развернуть лодку ко мне и хоть немного подплыть. Спасибо не стал сидеть без дела, наблюдая как я спасаю нас.
— Возьми его, — вымолвила, тяжело дыша, толкая весло перед собой, чтобы мажор мог дотянуться.
Взяв весло, он протянул его мне.
— Хватайся, русалка, — усмехнулся, но в голосе слышалась тревога.
Подняв меня на борт, он сразу снял свою футболку и стал ею обтирать дрожащую меня.
— Никогда не делай так, — попросил едва слышно, с силой растирая кожу.
— Мы бы ещё два часа тогда выплывали. Река-то большая… — оправдывалась, стуча зубами. — И проблем твоему отцу доставили бы…
— Хорошо не в одежде нырнула, — усмехнулся он, вытирая мои волосы. — Снимай мокрую футболку и одевайся.
Его куртка тоже досталась мне, а сам он вернулся на берег голым по пояс, держа в руках наши мокрые футболки.
— Э-э… — протянул мэр, складывая удочки. — Хоть лодку привязать не забыли? — спросил нам вслед.
— Не забыли, — отмахнулся Ольшанский.
Перед тем как выдвинуться обратно, я приняла горячий душ, а мэр лично напоил меня чаем с лимоном и дико смеялся, слушая рассказ о нашем приключении. Кажется, ему понравилось.
— Ладно, отдыхайте, — произнёс он, поднимаясь из-за стола.
— Отдыхать? — не поняла я, грея руки о бока керамической кружки.
— Тебя пожалели, — хмыкнул Ольшанский, глядя в окно. — Можно киношку посмотреть, пока ждём.
— Чего ждём? — озадаченно прищурилась.
— Вертолёта, — усмехнулся гад и подмигнул.
Я думала, это шутка такая, но мы правда пошли смотреть фильм.
Домашний кинотеатр поражал воображение. Мягкие мешки для сидения, такие клёвые, набитые мелкими пенопластовыми шариками, оказались очень удобными. Экран занимал всю стену. Проектор вспыхнул светом, Ольшанский выбрал фильм и запустил. А я… уснула, к своему стыду. Очень быстро.
Меня разбудил странный звук.
— Вставай, Меньшикова, карета подана, — Ольшанский гладил пальцем край моего уха.
— А? — заозиралась недоумённо. — Откуда этот шум?
— С улицы, — отозвался он и протянул руку, помогая встать.
Я не поверила, но собрав вещи и выйдя на задний двор, действительно увидела вертолёт на небольшой площадке. Крутящиеся лопасти создавали ветерок и поднимали пыль. Уши закладывало…
— Садитесь скорее, — поторопил мэр. — Я закрою дом.
Ольшанский потянул меня за руку. Это было самое удивительное приключение в моей жизни…
Всю дорогу я не отлипала от окна: дух от высоты и видов захватывало. И Ольшанский меня не трогал, давая возможность насладиться моим первым в жизни полётом на вертолёте.
Приземлились на пяточке рядом оставленными машинами, благо вертолёту много места не нужно. Спрыгнула на землю, поправляя на плече рюкзак и, улыбнувшись, повернулась к мэру.
…охрана забирала вещи.
— Спасибо, Владимир Олегович, — улыбнулась неловко.
— И тебе, — кивнул он в ответ. — Кстати… в следующее воскресенье состоится одно мероприятие, на котором я бы хотел вас с Яром видеть. Приглашение пришлют в пятницу, форма одежды парадная, отказ не принимается. Всё ясно?
— Так точно… — хлопая глазами, отозвалась я и перевела взгляд на мажора. Тот лишь непонимающе пожал плечами и направился к нашей машине.
— И что это было? — недоумённо спросила, когда села в салон, бросив рюкзак назад.
— Приглашение, — вставляя ключ в замок зажигая, произнёс он. — Это, наверное, наш последний шанс убедить отца, что ты мне не подходишь, и мне ещё рано жениться… — добавил задумчиво и медленно выехал на трассу.
— Хм… — изрекла в ответ и почему-то снова уснула, хотя казалось, выспалась впрок.
Проснулась оттого, что меня трясут за плечи.
— Рит, очнись! Ты горишь, — перед глазами расплывалось обеспокоенное лицо Ольшанского.
Твою мать…
Глава 20
— Цепляйся, болезная, — усмехается, Ольшанский, подставляя шею, но я услышала в его голосе нешуточную тревогу.
Ухватилась за него ослабевшими вдруг руками и позволила вынести себя из машины, словно настоящую принцессу. Хотела заупрямиться, но чётко осознала, что на ватных ногах самостоятельно стоять не смогу.
Мажор поставил тачку на сигнализацию и уверенным шагом понёс меня к парадной, забыв мой рюкзак на заднем сиденье.
Набрал номер квартиры на домофоне, удерживая меня почти одной рукой, и под мелодию Моцарта, тихо вымолвил:
— Прости…
— За что? — прохрипела слабо. Мажор ответил грустной улыбкой, а я выдавила из себя усмешку.
Мы оба понимали, чем эта простуда может для меня обернуться. Завтра тренировка и узнай тренер о моей болезни, сразу отстранит без лишних разговоров. Не попаду на отборочные — прощай чемпионат России.
Под угрозой срыва моя давняя и я надеялась сбыточная мечта. Ольшанский это знал. Я видела это по обеспокоенному и виноватому взгляду и впервые, чёрт возьми, задумалась серьёзно над тем, как хорошо он меня знает.
В лифте поставил меня на ноги и прислонил к стене, придерживая.
— Ты только давай, кони не двинь, хорошо, — кажется, серьёзно произнёс он.
— Ты дурак? — отозвалась вяло, переведя на него взгляд. — Получила переохлаждение, вот и результат. Завтра буду бодрой поняшкой.
— Ага… — невесело отозвался он, ероша волосы. И когда двери лифта раздвинулись, снова подхватил меня на руки.
Дима уже ждал нас на лестничной клетке, недовольно скрестив руки на груди.
— Почему ты… — начал было он и запнулся. — Что происходит?
— Не сейчас, — раздражённо отмахнулся Ольшанский, занося меня в квартиру. — Помоги ей раздеться и принеси холодные влажные тряпки. Я позвоню семейному врачу, — бережно передал меня в руки парня и отошёл, доставая из кармана телефон.
Дима отнёс меня в комнату и, уложив на кровать, стал раздевать.
— Рит, может, скорую?
Сглотнула, ощущая сухость во рту, и мотнула головой.
— Не, если информация о вызове дойдёт до куратора, он доложит тренеру. Думаю, личный врач мэра справится не хуже. Лучше дай воды…
Дима кивнул и вышел, а я, предприняв усилие, стянула с себя футболку, сразу же ощутив озноб и полезла под одеяло.
— Куда ты собралась? — укоризненно произнёс оказавшийся рядом Ольшанский. — Нельзя греться. Температура слишком высокая. Сергей Викторович сказал максимально охладить тебя и не давать греться до его приезда.
— Но мне холодно, — застонала в ответ пытаясь уползти от этого тирана. На живот опустилась холодная ладонь, заставив меня блаженно выдохнуть. Господи, это самое прекрасное, что я ощущала за последнее время. — Да, детка, держи меня так…
Над ухом раздался смешок и следом недовольный голос моего парня.
— Яр, она же почти раздетая, тебе лучше уйти.
— Я что, лифчика никогда не видел? — невозмутимо отозвался мажор, даже не думая убирать свою прохладную руку с моего живота.
Истерический смешок сорвался непроизвольно.
— Да она бредит! — раздражённо процедил Дима и положил мне на лоб мокрую тряпку.
— Нужно обтереть её, — произнёс Ольшанский. — Подмышками и под коленями, на сгибе локтей.
— Мы даже температуру не мерили, — упрямо возразил Дима. — Что ты с ней сделал?
— Так давай померим, — ровно согласился мажор, проигнорировав последний вопрос.
Подмышку мне сунули ледяной градусник. А меня откровенно трясло, кожа стала похожей на мрамор.
… я по-прежнему пыталась утащить уголок одеяла.
— Яр, спасибо за помощь, но думаю, мы дальше сами справимся, — натянуто произнёс Дима.
— Не сомневаюсь в этом, — невозмутимо отозвался Ольшанский, а в голосе слышалась сталь. Этот если что-то решил, с места не сдвинется. Упрямый, зараза… — О, тридцать девять и девять. Ещё вопросы есть?
— Откуда такая высокая температура? — уже тише и спокойнее спросил Дима. — Почему вы оба были недоступны?
— Соколовский… — в голосе мажора скользнуло раздражение. — Мы были в непроходимом лесу, в куевой хучи километров от цивилизации, где нет сотовых вышек. Конечно, мы были недоступны, а Рита… в реку упала, вода ледяная, начало мая всё-таки, вот и результат…