Любая на ее месте устроила бы истерику или хотя бы пролила слезинку для приличия, изображая «оскорбленную невинность», но только не Ева, девочка-слово, которая обещала не предъявлять никаких претензий. С искусственной улыбкой на лице быстро собрала вещи и, пряча глаза, в которых затаилась невыносимая боль, тихо прикрыла за собой входную дверь. Я ведь прекрасно понимал, что она надеялась на другой исход той ночи, и все равно даже не соизволил быть более мягким и человечным, что ли.
А потом работа без выходных и бесконечные деловые встречи вытеснили ежедневной рутиной воспоминания о той ночи. Мы иногда виделись, но, глядя на нее, убеждался в правильности своего решения забыть все, что между нами было, и участвовать в ее жизни лишь когда понадобится моя помощь. И я с неимоверным усилием все-таки придерживался своего решения… пока не увидел хрупкую фигурку, облаченную в розовую пижаму, шорты которой едва прикрывали ее упругий зад. Стояла, прислонившись лбом к двери моей спальни, а когда почувствовала постороннее присутствие, медленно развернулась. Червонным золотом волосы легкой волной легли на острые плечи, покрытые россыпью веснушек, которые смог распознать даже в тусклом свете ночных светильников. Ева всегда заплетала волосы в косу или укладывала в низкий узел на затылке, но, помню, что тогда, увидев их распущенными, почувствовал острое желание зарыться пятерней, чтобы почувствовать их тяжесть. Представил, как она склоняется надо мной, обхватив крепкими ногами, а медный водопад обрамляет ее красивое лицо, касается кожи на маленькой груди и моего тела…
Тогда я разозлился на нее, потому что посмела вновь прийти ко мне и вызвать желание, с которым мне и так было тяжело справиться, ведь знал, что если даже и захочу, то не смогу уже его подавить. С усилием не знаю от куда появившейся воли отпустил ее, но стоило Еве переступить порог своей спальни, как у меня молниеносно снесло крышу. Я смотрел, как она закрывает за собой дверь, а мне казалось, что обрывает тонкую ниточку, что невидимыми узами нас связывает.
Тот момент я запомнил на всю оставшуюся жизнь, потому что внезапно наступило абсолютное понимание того, что никогда и ни при каких обстоятельствах не смогу отказаться от Евы.
Вдруг возникло чувство, что могу ее потерять… И я сорвался с места.
Ее покорность, податливость и счастье, которое засветилось в шоколадных глазах при виде меня, сводили с ума. Она дарила себя так отчаянно и самозабвенно, что с трудом сдерживался, чтобы окончательно не потерять контроль. Мне казалось, что я спалю все нахер, если сию же минуту не получу ее полностью – ее тело, душу, мысли. Все. Целиком. Всецело. Бесповоротно.
– Добрый день, Игорь Андреевич, – поприветствовала Валерия, когда я вошел в офис. Она встала из-за стола, взяла планшет и проследовала за мной в кабинет.
– Как прошли переговоры?
– Продуктивно.
– Поздравляю.
– Благодарю.
На этом пинг-понг из вежливых фраз закончился. Разговор у нас всегда был коротким и по существу.
– Беязлов снова настаивал на личной встрече. Боюсь, что если вы не уделите ему время, то он к нам лично явится.
Рассеяно кивнул. Валерия нажала кнопку на пульте, и широкий экран отразил котировки в реальном времени на мировых фондовых биржах.
– Марк Эдуардович просил срочно связаться с ним, как только вы появитесь.
Снова кивнул. Еще вчера Облонский выслал последние неутешительные прогнозы по евро-азиатским грузоперевозкам, а я так и не взглянул на них.
Интересно, чем сейчас Ева занимается?
– От вашего имени заказала букет Веронике Огневой в честь ее дня рождения.
– Угу. А когда, собственно, событие?
– Сегодня.
Не забыть бы позвонить и поздравить жену Саши. Огнев души в ней не чает и каждый раз при встрече с умилением о ней отзывается, с гордостью показывает фотографии своей годовалой дочки. Я с Вероникой не был близко знаком, но за то короткое время, что мы с ней общались, она произвела на меня самое благоприятное впечатление, и я от души был рад за друга, что тот нашел счастье в лице такой милой и доброй девушки.
– Все остальное в расписании. У вас еще две встречи назначены на сегодняшний вечер, а в три будет тестирование прототипа нового программного обеспечения в отделе IT-разработок. Будете присутствовать?
– Вызови мне Еву, пожалуйста.
– Простите?
– Еву… кхм, не помню ее фамилии. Она в отделе Облонского работает.
– Сейчас вызвать?
– Да, пожалуйста.
– Игорь Андреевич, она на обеде, – раздался спустя минуту голос Валерии из динамика телефона.
На обеде. А мне не терпится ее увидеть. Да поскорее. Маша как-то упомянула, что они с Евой вместе обедают, так что мне не составило особого труда позвонить дочери и невзначай напроситься присоединиться к ним на ланч.
Докатился, Добровольский. Узнал бы кто, не поверил.
И вот, спустя каких-то десять минут иду по узкому проходу между столами с принтом, напоминающим шкуру жирафа. Безвкусица полнейшая, аж глаз режет от обилия со всех сторон ярко-желтого цвета. Оглядываюсь по сторонам и натыкаюсь на взгляд, в котором отражается столько радости и запредельного счастья, что я, готов сию же минуту при всех зацеловать ее, потому что понимаю – вся нежность, что светится сейчас в ее глазах, это для меня и про меня.
Не впервые наблюдаю за тем, как белая кожа Евы покрывается густым нежным румянцем, но отчего-то сейчас, впрочем, как и каждый раз, не мог оторвать взгляд от ее лица. Она так по-детски засмущалась, когда я поздоровался, спрятала глаза, застенчиво опустив взгляд в пол, стол и, наконец, на свои сплетенные пальцы. Смотрела куда угодно, лишь бы не на меня, и до крови начала жевать пухлую алую губу. А ведь она понятия не имеет, насколько сильно заводит ее неискушенность и неопытность, и, всего лишь глядя на нее в такие моменты, становится невыносимо тесно в паху, а воображение молниеносно рисует самые пошлые фантазии, в которых Ева дарит себя без остатка – неумело, но так самозабвенно.
У меня сто процентов помутнение разума произошло, потому что сам не понял, как пригласил этих двух малявок на онлайн-переговоры, которые по сути являлись мега конфиденциальными. Связаны с инновационной разработкой медицинского аппарата, который позволяет в считанные секунды сканировать тело в 3D-режиме. Теперь придется отмазаться, мол, переговоры отменили – рано еще их посвящать во все промышленные тайны.
– Соглашайся. Не думаю, что Паша будет против, если ты отменишь свидание с ним. По мне, причина вполне уважительная, – изрекает моя любимая дочь.
Та-ак. Стоп! Какой, бл**ь, еще Паша? Какое нахер свидание? О чем вообще идет речь?!
Уставился на Еву, а она, маленькая зараза, глазки снова в тарелку, и тонкое колечко на пальчике лихорадочно как начнет теребить. Ну нет, милая, на меня смотри. Вот так. Не опускай взгляд, Ева. Накажу.
– Я отойду на минутку в дамскую комнату. Я быстро…
Иди, дочка, иди. Можешь даже задержаться, я не против. А вот Ева, моя Ева, кажется, очень даже против. Боится?
– Что за Паша?
– А?
– Дурочку из себя строишь?
– Игорь Андреевич…
О как! Оказывается, не дурочку, а обиженную невинность.
– Мы, как кролики, трахались два дня назад, Ев. Хватит мне выкать.
Открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на сушу. С упреком глядит на меня своими влажными шоколадными глазищами. От нежного румянца не осталось и следа, щеки точь-в-точь цвета варенного рака.
– Язык проглотила?
– А что это вы мне за допрос устроили?!
Кошечка моя. Решила коготки свои об меня поточить?
– Имею право.
– На каком основании?
– Потому что моя.
Причем вся. От кончиков мягких, словно шелк, волос, до розовых пальчиков с аккуратным педикюром. И все что внутри тебя тоже мое – мысли, переживания и любовь, которую ты не можешь от меня скрыть.
– А вот и я. Я же сказала, что быстро. Кстати, обед заканчивается. Закругляемся, дамы и господа.
Я делаю жест официанту и оплачиваю ланч, грозным взглядом пресекая Евины попытки самостоятельно за себя заплатить.
В офис мы возвращались пешком. Всю дорогу Ева пыталась скрыть счастливую улыбку, но у нее, конечно же, плохо получалось. Она на меня ни разу не взглянула, зато я с упоением наслаждался ее видом сзади. Точеная фигурка, облачённая в бордовое приталенное платье ниже колен, и стройные ножки, грациозно цокающие на высокой шпильке.