Глаза честолюбивой служанки загорелись, и работа закипела. Еще бы! Успех будет оценивать едва ли не лучшая парижская горничная и главная конкурентка! А спустя несколько часов герцогиня Бомон впорхнула в гостиную маркизы де Пертюи, достойную принять саму Марию Антуанетту.
Сегодня она надела парик — событие исключительно редкое. В отличие от тех безвкусных, а порой и откровенно грязных сооружений, которые доводилось видеть на балах и приемах, ее голову венчал каскад нежных белых локонов, сиявших, как только что выпавший снег в лучах утреннего солнца. Мариетта постаралась взбить кудри как можно выше, однако проявила тонкий вкус и, вместо того чтобы прилепить сверху клетку с птицей или какую-нибудь иную нелепицу, украсила прическу нежными цветами.
Розовое утреннее платье отличалось тонким изяществом; юбки деликатно раздвигались, являя вниманию восхищенного зрителя ажурные кружева более насыщенного и глубокого оттенка с неожиданно смелой янтарно-золотой каймой. Однако главной убойной силой, по мнению герцогини, несомненно, обладали туфли: очаровательнее крошечные лодочки из розового атласа с золотыми пряжками — разумеется, на высоких каблуках.
Появления маркизы пришлось дожидаться всего лишь минут двадцать, не больше. Как только хозяйка впорхнула в гостиную, гостья немедленно встала и присела в коротком реверансе. Поклон означал, что герцогиня готова забыть о превосходстве собственного титула. Маркиза в свою очередь, постаралась присесть ниже, чтобы показать, что дипломатичный комплимент не остался незамеченным, а принят с глубоким почтением и искренней благодарностью.
Наконец дамы закончили торжественный и сложный ритуал приветствия и позволили себе сесть. Стоит ли пояснять, что благодаря ширине кринолинов каждой потребовался особый диван? На одном они бы просто не поместились.
Наряд маркизы отличался еще большей изысканностью, чем наряд герцогини. Необходимо заметить, что мадам Пертюи никогда не носила иных цветов, кроме черного и белого. Несколько эксцентричный выбор, впрочем, весьма выгодно оттенял темные глаза и волосы. Вот и сегодня она спустилась в гостиную в белом утреннем платье, причудливо расшитом узорами из черного шелка.
Пока пили чай и вели дежурные разговоры о вчерашних событиях, Джемма исподволь рассматривала основанный на контрасте образ. Забавно. Не зря Элайджа однажды заметил, что маркиза похожа на шахматную доску.
— Как обстоят семейные дела? — наконец поинтересовалась гостья, для надежности спрятавшись за чашкой. — Во время нашей последней встречи вы собирались в Линкольншир… — Она многозначительно умолкла, приглашая мадам Пертюи к откровенному разговору.
Черные бархатные брови сурово сошлись на переносице.
— Я обнаружила супруга… во всяком случае, выяснила, где он был. Нашла ту самую деревню, где он проводил время с этой… с этой шлюшкой, за которой он и примчался в Англию. Слуги все разузнали. — В голосе чувствовалась боль: вынести унижение нелегко. — Они оставались там больше недели. Потом муж неожиданно уехал, а его любовница задержалась еще на день-другой…
— По крайней мере, они больше не вместе! — воскликнула Джемма. — Маркиз ее оставил!
— Да. — Лицо Луизы немного просветлело. — Местные жители в этом не сомневаются. Анри просто уехал; должно, быть, отчаянно стремился от нее избавиться. Говорят, так спешил, что не потрудился забрать из гостиницы вещи, хотя, честно говоря, верится с трудом: муж привык путешествовать с комфортом. Полагаю, он уже вернулся во Францию. — Она взяла с блюда лимонный кекс. Очень странно, что он вообще пересек Ла-Манш ради этой распутницы, даже если предположить острый приступ любовной лихорадки.
— А вы не намерены последовать за супругом? — осведомилась Джемма.
— Разумеется, нет! — отрезала маркиза. — Только представьте: Анри может подумать, что в Англию меня привело исключительно беспокойство по поводу его недостойного поведения. — Мадам величественно проигнорировала тот очевидный факт, что причина ее появления на туманном Альбионе именно в этом и заключалась, и беззаботно повела плечами. — Мне абсолютно все равно, как он поступает, и ему это отлично известно. Я намерена оставаться здесь как можно дольше. Лондон — восхитительный город.
Джемма услышала в заявлении декларацию намерений: Луиза планировала пробыть в Англии ровно столько, сколько требовалось, чтобы убедиться, что супруг не смеет задавать ей лишних вопросов.
Настало лучшее время для оскорбления, причем беспощадного, способного вызвать мгновенную вспышку ярости. Джемма развернула веер и поднесла к лицу, оставив открытыми лишь глаза: верный признак того, что она находится в полной боевой готовности. Веера вообще служили светским дамам незаменимым оружием в борьбе с соперницами. Она доверительно заговорила:
— Дорогая маркиза, если нуждаетесь в мудром совете относительно супружеских отношений, то стоит лишь задать вопрос…
Луиза с подозрением прищурилась.
— Совет какого рода, дорогая герцогиня?
— О, всего лишь небольшое предложение, — Джемма слегка обмахнулась веером. — Не приходила ли вам в голову изменить свое… — Она описала в воздухе абстрактную фигуру, словно боялась даже подумать о продолжении.
— Мое что?
— Я могу говорить откровенно? — Джемма опустила веер к подбородку и ослепительно улыбнулась: — Мы ведь близкие подруги.
— Разумеется, какие сомнения! — воскликнула маркиза, не в силах скрыть ненависть к любым проявлениям искренности.
— Вы носите самые изощренные наряды из всех, какие только доводилось видеть блестящему Парижу. Лишь сама Мария Антуанетта способна с вами сравниться. Ваше лицо всегда безупречно, ваши…
— Несомненно, — ледяным тоном подтвердила Луиза.
— И всё же, — Джемма вздохнула, — невозможно не заметить, что выглядите вы… о, совсем чуть-чуть… как шахматная доска, дорогая маркиза. Какой мужчина захочет спать с шахматной доской? Вы стремитесь не соблазнить, а произвести впечатление. Оказаться на виду. — Она на миг умолкла, чтобы жертва успела проникнуться безысходностью, и снисходительно, милостиво добавила: — Хотя, конечно, вы очень красивы.
Луиза уже едва не скрипела зубами от злости.
— А вот мой супруг никогда не смотрит в сторону. — Джемма нанесла следующий удар и резко захлопнула веер. — Почему, маркиза? Как вам кажется?
— Одно несомненно: вовсе не потому, что вы непорочны, — беспомощно огрызнулась жертва.
— Увы, это правда, — вновь притворно вздохнула Джемма. — Признаюсь, я грешна. Но, тем не менее, мой дорогой Элайджа ни разу даже не взглянул на другую женщину — за все годы, которые я провела во Франции. Остается лишь пожелать вам такого же счастья. — Безмятежная улыбка, должно быть, уже довела соперницу до бешенства. — Близкие подруги обязаны помогать друг другу в трудную минуту.
— Итак, на ваш взгляд, Анри повез эту низменную особу в Линкольншир потому, что ему претит моя элегантность?
— Мой супруг, — Джемма пожала плечами, — никогда, ни при каких обстоятельствах не смотрит на других дам. Почему бы это, дорогая маркиза? Думаю, не только потому, что мои наряды чуть более грациозны, чем ваши неистребимые черно-белые покрывала. Дело в том, что я не ношу на рукаве собственное сердце.
На щеках Луизы появились небольшие, но отчетливо заметные белые пятна.
— О, эти ваши английские пословицы… не поняла, где мое сердце?
— У всех на виду, милочка. Вы никогда не флиртуете. Стоите возле стены и следите за каждым шагом Анри с таким неотступным вниманием, что сердце едва не выскакивает из глаз.
— Значит, мое сердце в глазах, а не на рукаве?
— Конечно, вам многие искренне сочувствуют, но находятся и такие, кто не прочь позлословить. Постарайтесь проявить немного безразличия, каплю легкомыслия, дорогая. Столь откровенная ревность способна вызвать лишь жалость.
— Жалость? — растерянно повторила маркиза.
— Элайджа никогда не обращает внимания на других дам, — снова подчеркнула герцогиня и спросила себя, не переигрывает ли.
Однако маркиза с такой силой сжала веер, что тонкая бумага не выдержала.
— О, придумала! — Джемма откинусь на спинку дивана, словно только что совершила гениальное открытие. — Почему бы вам, не попробовать устроить здесь, в Англии, небольшой скандал? Предпринять нечто пикантное, что вызвало бы пересуды, способные преодолеть Ла-Манш и долететь до Парижа? Тогда самоуверенный маркиз поймет, что не только он способен развлекаться на стороне.