Беру за руку и тащу к столу, где лежат ее снимки с этим убогим футболистом. Как они нежно обжимаются в коридоре и идут к ней в номер. А рядом снимки с каким-то темнокожим парнем, приобнимающим ее за плечи. А она стоит вся и светится, еще бы, на втором снимке уже сосется с ним вовсю.
— Смотри, — тычу в снимки. — За эту неделю, что тебя не было, ты с ними обоими трахалась?
— Райан, я…
— Или вы групповушки, может, закатывали?
Из всех женщин вокруг я полюбил самую лживую суку!
— Хочешь сказать, фотомонтаж? — трясу ее. Блядь, ну скажи, что гребанный монтаж.
— Нет, Райан…
— Признаешь! — от выпитого и нервов меня будто лихорадит. — Мне порадоваться, что футболист задрал тебе юбку?
— Нет! — кричит она. — Нет!
Но я не могу остановиться. Мне слишком больно. У меня физическая потребность до нее дотрагиваться, именно поэтому я все еще удерживаю русалочку. И ненавижу себя за то, что даже сейчас, зная о ее двуличности, готов ее целовать. Целовать, обнимать, снова целовать. Ненавижу то, как сильно хочу. Потому следующей фразой стараюсь отрезвить и ранить себя:
— Или может ты и раньше с ним трахалась, а при мне изображала из себя недотрогу? Ой, смотрите, я вся такая невинная, но во мне уже успела побывать целая футбольная команда!
Она дергается и резко убирает мою руку от себя. Лицо теряет цвет, стеклянный взгляд смотрит сквозь меня. Во мне вспыхивает невыносимое желание прижать ее к себе, за что я сам себе противен…
Она уходит прежде, чем я успеваю среагировать. Мир вокруг плывёт, опускаюсь на пол и закрываю глаза…
— Райан? — кто-то трясет меня за плечо. Открываю глаза и смотрю на обеспокоенное и размазанное для моего нынешнего зрения лицо своей сестры. — Ты в порядке? Хлоя приходила? Почему ты напился? Где она?
— Твоя лживая подружка всех нас перехитрила, — усмехаюсь.
— Ты слишком много выпил и бредишь, — пытается поднять меня с пола. — Ты же, — чувствую, как мысль рождается в умной голове моей сестры, — Не поверил, что это моя Хлоя-моня могла дать то дебильное интервью? Райан?
— Не поверил… Но они, блядь, все доказательства прислали…
— В наш век я тебе сама, что угодно пришлю, — очередная попытка меня поднять с треском проваливается.
Притягиваю ее к себе и шепчу в ухо:
— А ты знаешь, что она трахается с твоим футболистом?
— Заткнись, — Элизабет сердито отталкивает меня.
— Она не была девственницей, как ты считала. Посмотри фотографии на столе.
Сестра больше не пытается меня поднять. Она встает и с опаской косится на стол, как если бы по нему бегали крысы.
— Не может быть. Она бы сказала… — присаживается на край дивана и хватается за голову.
— Что… что… могло ее заставить молчать? — мое пьяное убожество на полу перестает ее волновать. — Только не это… — глухим, чужим голосом, произносит Элизабет. — Гребанный мудак…
— Согласен… мудак футболист… А она втерлась к тебе в доверие…
— Блин, Райан! Нет! Пожалуйста, замолчи! Она точно не предпринимала попыток на сближение со мной. Я все сделала сама! Шептон, как ты понял, нравится мне давно. В средней школе он встречался пару недель с Самантой Броди, которую я откровенно недолюбливала из-за ее лживой сучьей натуры. Эта крашенная блондинка, как и многие пыталась сдружиться со мной, но получала заслуженный отворот-поворот. Потом они с Джорджем расстались, и я стала свидетельницей ее одиноких крокодильих слез на спортивной площадке. Сомневаться из-за чего она убивается не было повода. Строить из себя целиком и полностью стерву тоже не хотелось, она меня заметила, поэтому я подошла ее поддержать в убеждении о скотской натуре Шептона
— Он сказал, что ему нравится другая. — со злостью говорила она, проходясь по мне взглядом.
— Да? И Кто? — стараясь не звучать заинтересованно, спросила я.
— Хочешь знать, да? — усмехнулась эта ведьма.
— Да не то чтобы…
В этот момент на дорожке показалась Хлоя. Новенькая, не так давно перешедшая к нам.
— Она. — тыкнула в нее пальцем Саманта. — Джордж очарован новенькой.
Сестра посмотрела на меня, как после долгой исповеди.
— В этот день я подсела к Хлое в столовой.
— Держи друзей своих близко, а врага еще… — я не успел договорить.
Мы оба повернулись на шорох в дверях. Та, о ком рассказывала Элизабет, стояла и смотрела на нас. И мне в эту минуту было плевать, что она разрушила всю мою карьеру. У меня сердце кровью обливалось от одного вида на нее. Войдя, она прошла к столу и поставила на него кружку.
— Хлоя, я… — сестра встала со своего места и сделала к подруге пару неуверенных шагов. Но та остановила ее рукой.
— Не подходи, пожалуйста, ко мне сейчас. Ладно? — подобие кривой улыбки на лице.
Хлоя подошла ко мне, опустилась на пол напротив меня и тихо произнесла:
— Сделала тебе ромашковый чай. И еще. Я тебя никогда не предавала.
Прежде чем смог что-то ответить. Прежде чем, смог дотронуться до нее, она встала и быстро ушла.
Попытка подняться удалась, но через пару шагов последовало падение и боль. Элизабет кинулась ко мне, и сквозь расфокусированное пространство я видел ее слезы.
— Догони…, — злясь на себя, гаркнул я. — Видишь, ей плохо.
39
Хлоя
Бабушка не отговаривала. Ни раньше ни в этот раз. Она только спросила, не хочу ли я рассказать ему свою версию событий и после этого обрубать концы. Но к тому моменты, мои чувства, тянувшиеся к нему самыми светлыми нитями, на которые было способно сердце, бившееся в груди, наполовину были вырваны. С кровью и болью. С криками, сопротивлением, отторжением. Я была собственным беспощадным, бесчувственным и безликим палачом, чье ничего не выражающее лицо не жалело плачущего внутри ребенка, убеждая, все заживет и затянется. А шрамы в тебе — они только укрепят и сделают тебя намного сильнее. Ты только потерпи, немного потерпи. Мой внутренний ребенок недоверчиво смотрел на меня…
Рассказывать ему, объяснять, оправдываться не было желания. Он не поверил мне, посчитав предательницей. Его усмешка и те слова снова ядом, колким ядом отдались в теле при воспоминании. Неужели ты посчитал меня настолько хорошей актрисой. Способной играть роль влюбленной в тебя и готовой на все… ну раз ты так веришь в мою игру и не веришь в меня… что ж, это твой выбор, Райан.
— За тобой приехала машина, — крикнула снизу бабушка. Первый раз за мной присылали автомобиль. Взглянув на себя в зеркало, по инерции накрасила губы бальзамом и, взяв сумку, спустилась.
— Тебе предложит работу Гэрри Вилсон, — сказала та женщина. — И ты имеешь полное право мне не верить, но не соглашайся. Да, он сделал таких, как Саманта Пирс и Луиза Вайс, но не раскрыл их, а превратил в машины. Это тебе не нужно. Поверь. Твой потенциал достоин большего. Мне известно, тобой заинтересовался Сэм Тойлон. Да, он пару лет не у дел, и поговаривали о его алкоголизме, но, кто без греха? Зато не лапает своих, как тот же Гэрри, и благодаря ему мы знаем Чарли Гира, Эшли Далтон или уже легенду Майкла Ричардсона! К тому же у них какой-то проект с Европой, и сейчас ищут актеров. Может и для тебя там найдется роль.
— Кто вы, могу я спросить?
— Можешь! Считай, что я добрая фея! Клянусь, сама бы схватилась за тебя, но есть у меня любимый мальчик… слишком запутанно будет. — у нее зазвонил телефон. — Блин! Везде достанут! Мне пора бежать, а ты обещай дождаться звонка Тойлона.
— Обещаю. — ничему не веря, произнесла я.
И все произошло, как она и описала. Гэрри Вилсон окружил меня самыми лестными признаниями и восхищениями, обещал, что с ним я стану новой звездой. Только час выслушивала о своем таланте, и, если раньше весь час краснела бы, не находя себе место. То сейчас, в моем сердце ветер выл в выжженном поле, и прослушивая не останавливающегося Вилсона, смотрела на ногти, думая, хорошо бы немного их подпилить. Все эти ласкающие слух слова не находили во мне отклика, они рикошетом вылетали обратно. В конце вежливо поблагодарила, обещав подумать и перезвонить. Чего на том конце не ожидали, так как прощались со мной уже намного более сдержанно.