Мельком говорит о первом нелегальном бизнесе. О подпольных бойцовских клубах, которые открыл вместе с одним из друзей. О страсти к ножам, холодному оружию, которая была давно, с самого детства и которую воплотил в собственное производство лучших клинков в столице. Даже о принадлежащих ему борделях.
Север правильно угадал с вином. Даже глотая его под этот рассказ, я холодею. Без спиртного такой рассказ вообще, наверное, невозможно слушать.
Понимаю, что опускает очень многое. Даже сотой части всего не говорит.
Но подбирается к последним событиям.
Прямо, без прикрас говорит о смерти друга, Грача, с которым вместе начинали. О том, что его убийство – чистая подстава. Поясняет, почему и как оказался в доме Кобры. Говорит о сестре, и мое сердце замирает.
По факту, он еще в 16 практически взял ответственность за всю семью на себя.
Мать вынуждена была ухаживать за отцом, практически не отходила от него в первые годы. Его брат был совсем ребенком, который ничем не мог помочь. Еда, операции, лекарства – все легло на его плечи. И он вытягивал, справлялся. Никто не спрашивал его, как.
Брата отправил в Англию, вместе в друзьями, которые уехали после одной из страшных заварушек. Чтобы подальше от грязи всей держался.
Когда родилась сестра отец почти нормально стал ходить благодаря дорогим операциям, на которые возил его Влад.
Они с его матерью банально погибли в автокатастрофе. Смерть на месте. Без шансов.
Хочется плакать, когда представляю его.
С девочкой-младенцем на руках.
Такого сильного.
Уже достигшего так многого. И все равно - за этим вижу того самого паренька. Умеющего любить. Ненавидящего несправедливость. Сумевшего взять на себя ответственность за всех.
Для такого не сила, не злость нужна. Большая любовь.
И даже представить страшно, насколько сейчас ему больно. Даже меня эта боль затапливает, оглушает, выпаливает из легких весь воздух. Хоть Влад по-прежнему говорит спокойно. Даже отстраненно. Как будто не своей жизни историю рассказывает, а о ком-то чужом.
- Теперь ты все знаешь, - подводит итог после долгого молчания, в котором не перестает поглаживать пряди моих волос. – Я не привык исповедоваться, но ты права. Ты имеешь право знать, с кем оказалась в одном доме. Если есть какие-то вопросы, я отвечу.
И снова это странное чувство.
Как будто я прикоснулась к самому сокровенному. К тому, что бережно прячется от всех остальных.
Не привык исповедоваться?
У меня ощущение, что этой истории он не рассказывал никому. Истории не просто своей жизни. Собственной души. Которая теперь видна под слоями всех остальных личин и масок. Будто раскрылся, а мне страшно дотронуться. Неосторожным вопросом причинить боль. Захлопнуть его для себя.
– Ты убивал?
Глупый, наверное, вопрос. Конечно, убивал, я ведь сама видела. Но меня интересует другое сейчас и, к счастью, Влад это понимает.
– Я ни разу в жизни не отступился от собственных принципов, - спокойно отвечает он.
И я понимаю. Этого достаточно. Хоть и немного жутко.
Конечно, он не хладнокровный убийца, руки которого по локоть в крови. Скорее всего, все эти смерти были такими же, как и та, которую я видела. Но все равно это довольно страшно. Понимать, что руки, которые тебя сейчас ласкают, которые умеют быть такими нежными, а иногда и чувственными, безжалостно вбивали нож в чью-то грудь.
– А те… Люди, которые отняли дело твоего отца?
– Я с ними встретился. Уже через год.
Больше пояснять не нужно. И так понятно, что живыми он их не оставил.
– Ну, что? Теперь боишься еще больше, Дааааша? Я теперь для тебя чудовище?
– Нет, - отвечаю сразу же. Твердо. Не задумываясь.
Быть может, на самом деле чудовищем оказалась я. Просто не догадывалась об этом раньше, в своей привычной жизни. Но, после всего, что со мной произошло, после того мерзкого Кобры, руки которого я сейчас будто снова ощущаю на себе вместе с лезвием ножа, скользящего по моему горлу и оставляющему по себе кровавый след, я думаю, что не все достойны жизни. На самом деле. Возможно, я плохой человек, если считаю так. Но некоторых иначе просто не остановить, а останавливать таких необходимо.
Разворачивает меня к себе.
Пристально смотрит в глаза, держа над собой на чуть вытянутых руках.
Пронзает опаляющим взглядом, от которого каждый раз мурашки по коже. Даже сейчас, пусть я узнала его так глубоко, как и не думала никогда узнать. И страха во мне больше нет. А все равно – мурашки просто бешеные. Опаляют. Взрываются под кожей.
– Правда не боишься, - подтверждает, просканировав мои глаза. Его лицо расслабляется. А я закусываю губу, ловя облегчение вперемешку с удивлением в его взгляде.
Ему не все равно.
И дрожь рассыпается по кончикам пальцев, отбиваясь очень глубоко в сердце, звонкими ударами отзываясь на это понимание.
Не все равно…
Неосознанно вытягиваю руку. Мягко провожу ладонью по его щеке. И снова сердце замирает, когда вижу, как он слегка вздрагивает, прикрывая тяжелые веки.
– Теперь расскажи о себе, девочка, - Влад снова переворачивает меня, укладывая спиной себе на грудь.
– Как ты оказалась в том проклятом доме? Что вообще могла делать рядом с таким, как Кобра? Чем жила раньше?
Глава 51
– Разве ты не узнал обо мне всю подноготную, - пожимаю плечами.
Очень сомневаюсь, что Влад, оставляя меня в своем доме, не выяснил самых малейших мелочей обо мне.
– Есть вещи, которые важно услышать, - тихо произносит почти мне на ухо.
Ровно и вкрадчиво одновременно.
Гладя мою щеку, плечо.
Прикрываю глаза и начинаю рассказывать.
То самое, из чего состоит человек. Мелочи, которых не найдется ни в какой сводке, даже самой подробной. Самые важные мелочи, которые и есть мы.
Как росла, о чем мечтала. Как впервые приехала в столицу. Задыхаясь от восторга и огромных планов, чувствуя, будто горы могу свернуть, точно зная, что покорю столицу и буду счастлива.
Ничего примечательного. Все как у всех. Все так мечтают, прежде чем затеряются в огромном городе. Или попадут в какую-то ужасную мясорубку. В жернова, которые способны размолоть и не заметить.
Говорю, - и все куда-то отходит. На задний план. Исчезает и растворяется.
Все страхи, тревоги и напряжение последних дней.
В уютном домишке на одну комнатушку уютно трещит огонь в камине.
На губах перекатывается вкус удивительного терпкого вина.
Подо мной размеренно вздымается крепкая грудь, а в кольце рук, что меня поглаживают, так надежно…
Вся опасность уходит. Даже кажется, что мы близкие люди. Влюбленные, которые просто открывают сейчас друг другу свою душу. Даже с подругами я таких задушевных разговоров никогда не вела. Наверное, потому что такие вещи важны только любимым.
Влад напрягается, когда упоминаю Юрку. Его рука сжимает мое запястье чуть крепче. Но он не перебивает, и я продолжаю свой рассказ о том, что произошло той самой новогодней ночью, с которой, как мне кажется, прошла уже целая вечность.
Чем больше я рассказываю, тем сильнее напрягается его грудь.
Слышу хруст зубов, дыхание становится зверским. Его кулаки сжимаются.
– Так что я сказала тогда, в машине, чистую правду, - завершаю, сглаживая самые отвратительные моменты о том, как тот урод меня лапал, как выкручивал соски и бросил животом на подоконник, забирая платье и пристраиваясь сзади, чуть не изнасиловав. – Твое появление действительно меня спасло. Иначе… В общем, я правда считаю, что такие твари не должны жить на этой земле.
Говорю, и сама ужасаюсь.
Действительно, я ведь впервые видела смерть.
Не какую-нибудь, от старости, болезни или несчастного случая.
На моих глазах тот, кто лежит сейчас рядом, действительно убил человека. И меня это не ужасает, не вызывает панику и ни разу с той ночи не вызвало. Наоборот, теперь уверенно понимаю – больше бы меня ужаснуло, если бы такой урод остался бы в живых. Даже просто знать, что такой где-то ходит – уже жутко.