– Ты могла и со мной так поступить, – сквозь всхлипывания тихо сказала Дина.
– Я бы никогда не рассталась с тобой. Ты моя единственная…
– А как же другой ребенок? В чем разница между нами?
– Разница есть, – сказала Габриэла, не зная, стоит ли объяснять Дине, что дело не в кровных узах. Мало выносить и родить ребенка, надо полюбить и вырастить его, как это сделали с Дарьей в семье Келли.
Они ушли от полосы прибоя, туда, где песок был теплым и мягким. Их охватило чувство покоя. Обе устали от долгого бурного разговора и пережитого взрыва эмоций. Габриэла растянулась на песке, а Дина примостилась с нею рядом.
– Помнишь, как ты, когда была маленькой, любила с головой закапываться в песок и тихо лежала, дыша через тростинку. А я пугалась и повсюду искала тебя.
Девушка молча кивнула, слабо улыбнувшись в ответ.
Как странно сложилась жизнь! Пит, который причинил столько зла Габриэле, в то же время в чем-то помог ей вырастить и полюбить Дину. Первый ребенок не вызывал в Габриэле никаких чувств, кроме желания скорее забыть о его существовании, а Дина росла на ее глазах, в благополучном доме благодаря деньгам, заработанным Питом.
– Ты мне так и не ответила на мой вопрос, – осторожно напомнила Габриэла.
– О чем ты? – не поняла Дина.
– О том, чтобы начать новую жизнь вместе.
– Я еще не решила.
– Ты же ничего не теряешь, если мы сделаем такую попытку.
– Действительно, терять мне нечего, – невесело согласилась Дина.
– Тогда давай попробуем?
Дина в задумчивости пересыпала песок из одной руки в другую, песчинки струйками текли меж ее тонких пальцев.
– Вероятно, я поеду в Европу после окончания занятий. Мы уже обсуждали это с Адриеной, когда я была в больнице. Она хочет отправиться туда вместе со мной.
Габриэла на мгновение почувствовала, что почва уходит из-под ног, но быстро справилась с собой.
– Неплохая идея, – сказала она бодро.
Дина вдруг резко сменила тему:
– Но ты должна мне все рассказать. – Она опять легла на спину, закинула руки за голову. – Пойми, что папа если и старался причинить тебе боль, то только потому, что сам очень страдал. – Дина запнулась, слова давались ей с трудом. – Мы же были достаточно близки с тобой, мама, чтобы ты могла мне довериться.
– Мне это не приходило в голову, – честно призналась Габриэла.
– Ты ошибалась.
– Теперь я это поняла.
– Нам следовало бы быть честнее друг с другом, – сказала Дина.
– Ты права, – согласилась Габриэла, но ей все-таки хотелось хоть как-то защитить себя. – Я и представить себе не могла, что Питер так сможет поступить и унизить меня в твоих глазах. Я хотела сделать как лучше, чтобы не тревожить тебя своими тайнами.
Дина погрузилась в долгое молчание. Солнце пригревало, легкий ветерок приятно овевал кожу. Но полного покоя не было, какое-то напряжение между матерью и дочерью сохранялось.
– Ник – приятный парень, – вдруг произнесла Дина.
– Да, Ник симпатичный, – сказала Габриэла с безразличием.
– Ты любишь его?
– Конечно, нет, – не раздумывая ответила Габриэла, потом улыбнулась. – Но если честно… Мы же договорились говорить только правду?
Дина кивнула.
– Если честно, я в него влюблена.
– Тогда почему ты уезжаешь?
Габриэла вздохнула и, облокотившись на локти, устремила взгляд в небо.
– Потому что все надо делать последовательно. Мне надо было уладить наши с тобой отношения, потом я хочу разобраться сама в себе, у меня полный разброд в душе еще с тех пор, как развалилась наша семья. – Она сделала паузу. – А дальше? Кто знает, что будет дальше?
– А ты любила ее?
– Кого?
– Свою первую дочку.
– Я практически ее не видела.
– А когда я родилась, ты меня сразу полюбила?
– Конечно! – Габриэла откликнулась без малейшего колебания. – Еще до твоего рождения я любила тебя.
– Знаешь, мама, – задумчиво произнесла Дина, – вначале мне было очень жаль ее, когда я прочла письмо папы. А потом жалость куда-то ушла. Я решила, что ей повезло, что она не осталась жить в нашей сумасшедшей семье. – Она усмехнулась. – Я имею в виду, что не очень-то легко носить фамилию Моллой. Правда? Мы все время старались что-то изменить в своей жизни. Папа стремился стать губернатором штата, тебе тоже нужно было переделать свою судьбу, не важно ради чего! Я вообще мнила себя гением. Вот и подобралась команда фанатиков-мечтателей.
– Не преувеличивай, – мягко возразила Габриэла, – это не фанатичность, это другое. В каждом человеке должна присутствовать неудовлетворенность собой. Поверь мне, таких семей, как наша, очень много. – Габриэла вздохнула. – Ты будешь сообщать мне о своих делах и планах?
Внезапно она почувствовала себя готовой вновь расстаться с ребенком, которого только что обрела.
– Разумеется. Может быть, я даже навещу тебя в Париже.
Габриэле стало ясно, что выбор уже сделан.
– В любое время, Дина. – Она нежно погладила дочь по щеке. – Странно, что я вновь собираюсь расстаться с тобой.
– Сейчас мы расстаемся иначе и по другой причине.
Слезы брызнули из глаз Габриэлы.
– Я люблю, люблю тебя, – повторяла она.
– И мне, и тебе нужно время, – рассудительно сказала Дина.
– Ты будешь заканчивать Бремптон или переведешься?
– Закончу, несмотря ни на что, – твердо заявила Дина.
– Тебя расстроило то, что я все-таки предпочла вернуться в Париж?
– Нет. Ты же не останешься там навсегда? – Она вопросительно и немного лукаво взглянула на мать.
– Может, не навсегда, но на долгое время. Все-таки меня там ждет работа, которая мне по душе.
– Тебе стоит задуматься еще кое о чем, – заметила Дина со взрослой серьезностью. – С годами ты не становишься моложе.
На это Габриэле нечего было возразить.
Они не произнесли ни слова, но мысленно обе решили, что пора покинуть берег и вернуться домой. Молча они собрали вещи, держась за руки, перешли через песчаные дюны и вышли на дорогу, ведущую к Иджипт-лейн.
На ступенях дома Дина наклонилась, чтобы стряхнуть с ног налипший песок, и Габриэла еще раз с удовольствием оглядела свою взрослую, полную очаровательной женственности дочь. Ее пристальный взгляд смутил Дину, и она резко сказала:
– Я поднимусь наверх, приму душ.
Габриэла едва удержалась, чтобы не дать дочери совет быть поосторожнее с еще незажившими швами и напомнить, что вечером они собирались сходить в кино, но одернула себя, боясь, что Дина посмеется над тем, как быстро она вошла в роль заботливой мамаши. Она прикусила губу и промолчала. Дина так же молча поднялась по лестнице в свою комнату и закрыла дверь.
В глаза Габриэле били лучи послеполуденного солнца, заливающие гостиную сквозь широкое окно. Она ощущала какую-то светлую печаль, радость сближения с дочерью и горький привкус новой разлуки. Как много раз ей приходилось испытывать в жизни подобные двойственные чувства! До этого ее последнего приезда в Нью-Йорк Габриэла смотрела на себя со стороны скорее еще как на девушку, а не на женщину средних лет, имеющую взрослую дочь. Ирония судьбы заключалась в том, что перешагнуть психологический барьер от девушки к женщине ее побудило – ни смерть Пита, ни даже удачно выигранное сражение за свою дочь, а решение расстаться с Ником. Странно, что их любовная связь доказала ей со всей ясностью, что ничто в этом мире не вечно.
– Неужели ты думаешь, что сможешь все это увезти? – спросила Габриэла, вынося очередной чемодан и ставя в ряд с остальными вещами возле машины.
Адриена засмеялась:
– Надеюсь, – правда, автомобиль накренится на одну сторону, это уж точно.
На пороге появилась Дина со стопкой чистого постельного белья в руках.
– Придется положить его на заднее сиденье. В мой чемодан оно не поместится.
– Вряд ли туда что-нибудь еще поместится, – откликнулась Габриэла, освободив дочь от ее ноши.
Дина раздраженно отмахнулась от назойливой мухи.
– Всегда так получается, что при отъезде багажа почему-то больше.
– Это все потому, что ты каждый раз привозила кучу новых вещей, – заявила Адриена и добавила: – Ну, вся в отца! Он тоже не мог расстаться с ненужным хламом и все хранил.
– Может быть, и так! – не желая спорить, согласилась Дина.
Они с Габриэлой пытались разместить вещи в машине.