Нагиб Махфуз - Мудрость Хеопса

— Хорошо… Из какого города твой муж?

— Он родился в Фивах, но жил в Оне. Там мы и поженились, а потом он отправился на заработки в Мемфис. Он — каменотес.

— И как же его зовут?

— Карда, сын Ана, господин.

Смотритель кликнул писца из соседней комнаты.

— Поищи-ка каменотеса Карду, сына Ана, из города Он, — приказал он.

Писец стал рыться в запечатанных свитках. Отыскал один, развернул и, водя пальцем, нашел символ «к» и имя «Карда». Вернувшись к начальнику, он наклонился и что-то тихо прошептал ему на ухо, прежде чем вернуться обратно за свой стол.

Смотритель напустил на себя прежний властный вид, долго смотрел на лицо стоявшей перед ним женщины, затем тихо сказал:

— О женщина, я должен сообщить тебе горестную весть. Карда недавно отправился в город мертвых. Умер на работе, исполняя свой долг.

Когда слово «умер» дошло до сознания Зайи, она издала вопль ужаса. Придя в себя от нервного потрясения, женщина помолчала, потом с отчаянной мольбой спросила смотрителя:

— Неужели мой муж Карда действительно умер?

— Да, — вздохнул он.

«Ничего не поделаешь, — подумал про себя смотритель. — Они мрут здесь как мухи. А женщина просто чудо как хороша…»

— Но… откуда вы знаете, господин?

— Это мне сообщил писец. Он же при тебе смотрел списки рабочих из города Он.

— Но, может быть, глаза обманули его? — пыталась протестовать Зайя. — Имена иной раз бывают очень похожи…

Смотритель приказал принести свиток к нему на стол, сам изучил его и с сожалением покачал головой. Он взглянул на лицо женщины. Оно стало мертвенно-бледным.

— Тебе придется смириться и покориться воле богов.

Зайя разрыдалась, и смотритель, выйдя из-за стола, усадил ее в кресло. Ребенок проснулся и тоже заплакал.

— Вот видишь, ты испугала сына, — укоризненно сказал смотритель. — Это ведь сын, я угадал?

Зайя кивнула, все еще всхлипывая. Как мираж в пустыне, ей мерещился ее живой красивый смуглый муж, и она цеплялась за эту надежду.

— Может быть… господин, тот, кто умер, был другим человеком с таким же именем, как у моего мужа? — сквозь слезы спросила она.

— Карда, сын Ана, был единственным, кто скончался среди каменотесов из города Он, — уверенно ответил толстяк.

Женщина застонала.

— Какое несчастье на мою голову, господин! Неужто судьба не могла найти другую цель для своих жестоких стрел? О бедная я, бедная! Что же мне теперь делать? — вопрошала она.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, — успокаивал ее смотритель.

— Но у меня не было другого мужчины, кроме него, господин.

Желая подбодрить женщину, добрый смотритель сказал:

— Фараон не забывает о своих верных слугах. Его милость снисходит ко всем умершим. Слушай, что я тебе скажу. Наш царь-повелитель приказал построить дома для семей тех тружеников, которые скончались на строительстве пирамиды. Их возвели у подножия плато, и теперь там живут многие женщины и дети. Наш фараон Хуфу выплачивает им ежемесячное пособие. Своим указом он постановил, чтобы мужчин из их родственников брали на службу стражниками. Есть ли у тебя кто-то из мужской родни, кого ты бы хотела увидеть назначенным для присмотра за рабочими?

— Кроме этого ребенка у меня больше никого не осталось, — со слезами ответила Зайя.

— Вы двое будете жить в хорошей комнате, — пообещал смотритель, — и я прослежу, чтобы никто не донимал тебя расспросами.

Зайя вышла из дома смотрителя несчастной вдовой, горестно оплакивая беду, постигшую ее мужа, и собственные злоключения.

Построенные по приказу фараона дома для семей умерших рабочих располагались за пределами белых стен Мемфиса, на востоке от священного плато. Этот поселок был обнесен оградой. Дома представляли собой скромные двухэтажные строения с четырьмя просторными комнатами на каждом этаже и плоской крышей-террасой. Зайю и ребенка поселили в одной из таких комнат с низким потолком и зарешеченным проемом вместо окна. Она постепенно привыкала к жизни среди вдов и матерей-одиночек с детьми, большинство из которых не переставая оплакивали своих умерших родичей. Как у отдельной социальной группы, у них были свои занятия. Трудились все: мальчишки таскали воду для рабочих, а женщины продавали им приготовленную еду и пиво. Этот квартал вскоре превратился в недорогой базар, где можно было купить глиняную посуду, циновки, изготовленные руками женщин, игрушки-трещотки для бедной детворы. Сюда же рыбаки привозили на продажу свежую рыбу, а крестьяне торговали здесь козьим сыром, смоквами, финиками…

Первые дни в своем новом доме Зайя все еще печалилась, горюя о безвременно покинувшем ее муже. Ее горе не утихало, несмотря на всю заботу и участие, которые проявлял к ней Бишару, смотритель пирамиды. Он уверял вдову, что смерть не внемлет мольбам тех, кто остается жить на земле. Да и что означают все годы жизни на земле? Каждый стремится рано или поздно соединиться со своими родичами в городе мертвых. В загробном мире можно не гнуть спину и наконец-то отдохнуть. Нет ни врагов, ни войн, ни надсмотрщиков… Вечный покой. И если на земле ты был хорошим мужем, честно трудился, никакие испытания на суде тебя не ожидают. Да, он утешал Зайю, как мог, имея на нее виды; Зайя же понимала, что бог Ра прогневался на нее за то, что она натворила, оставив несчастную госпожу одну во мраке пустыни и украв ее благословенного ребенка. Наказание последовало незамедлительно и неотвратимо. Но признаться в своем злодеянии она не могла никому и никогда. Заботы о растущем малыше отвлекали Зайю от ее мучительных дум.

За эти месяцы смотритель Бишару навещал ее каждый раз, когда ему доводилось заезжать в этот поселок, чтобы проверить состояние построек. На самом же деле он навещал многих вдов, но к Зайе относился с особой теплотой и состраданием. Хотя вряд ли те остальные были менее несчастны, нежели эта вновь прибывшая женщина, просто ни у одной из них не было горячих, медового оттенка глаз, как у Зайи, и такого же стройного тела, как у нее. Размышляя над его интересом к себе, она думала: «Какой прекрасный человек! Конечно, он невысок и толст, с грубыми чертами лица и немного староват, зато так добр ко мне и нежен!» Она давно заметила, что, когда Бишару смотрел на ее гибкий стан, его тяжелые веки трепетали, а толстые губы подрагивали. Он уже не напускал на себя надменного вида, а когда она шутливо или ненароком касалась его, замирал на месте.

Зайя поставила себе цель убраться из этого поселка, где жили тусклые, бесцветные женщины, рано постаревшие, с поджатыми губами, с заплаканными глазами. Ей понадобилось все ее женское коварство и кокетство, чтобы покорить смотрителя и перебраться в хороший дом, пусть даже в гарем. Когда Бишару явился в очередной раз, она стала жаловаться на свое одиночество и на то, как плохо живется ей в этом лишенном счастья доме, в этом унылом поселке.

— Господин мой, добрый мой наставник! Быть может, от меня будет больше пользы в каком-нибудь другом месте? Я много чего умею. Я долгое время служила во дворце одной из лучших семей города Он, — сказала она. — У меня есть опыт работы служанкой. (Зайя не назвала верховного жреца храма бога Ра, ибо инстинкт подсказывал ей, что имена Монра и Руджедет лучше не упоминать.)

Веки смотрителя перестали дрожать.

— Я понимаю, Зайя, — сказал он, плотоядно глядя на красивую вдову. — Ты жалуешься вовсе не от безделья, нет. Раз ты привыкла к роскоши, пребывание здесь причиняет тебе чудовищные муки.

Хитрая женщина кокетливо улыбнулась, показав ему красивое личико маленького Джедефа.

— Разве это место подходит для такого милого ребенка?

— Нет, — покачал головою смотритель. — Конечно, нет, Зайя.

Покраснев, она захлопала длинными ресницами. Улыбнувшись, показала ямочки на щеках.

— У меня есть дворец, о котором ты мечтаешь, — сказал он. — И может быть, дворец тоже мечтает о тебе.

— Только позовите, господин.

— Моя жена умерла, оставив мне двух сыновей. У меня есть четыре наложницы. Станешь ли ты пятой, милая Зайя?

— О да! С наслаждением! — воскликнула она и дотронулась кончиком своего носа до толстого носа Бишару (так целовались в Древнем Египте).

В тот же день Зайя и Джедеф переехали из убогой комнаты на женскую половину ослепительного по красоте дворца Бишару, смотрителя пирамиды. Усадьба его, огороженная белой каменной стеной, с прудами, фруктовыми садами и виноградниками, простиралась до самого канала, по которому текли воды Нила. Зайя считалась простой наложницей, обитательницей гарема, но у нее было особое положение. Тамошняя атмосфера благоприятствовала ее уловкам и чарам, ибо во дворце не хватало настоящей хозяйки. Сыновья смотрителя были прелестными детьми. Бишару в них души не чаял, и Зайя, балуя мальчиков, привлекая их на свою сторону, добилась того, чтобы они незаметно подтолкнули своего отца к принятию важного решения. Эти действия хитрой женщины увенчались успехом. Ей удалось женить Бишару на себе. Новая жена смотрителя сразу взяла в свои руки бразды правления во дворце и заботу о двух мальчиках, Нафе и Хени. Добившись высокого положения в обществе и не нуждаясь более во лжи и обмане, она поклялась, что даст его детям, как и своему дорогому Джедефу, надлежащее воспитание и станет для этих троих мальчиков настоящей матерью.