Ирис пожала плечами. Это было не её решение, она добьётся любви Педру во что бы то ни стало!
Звякнул колокольчик у двери, вошёл Мигел, и доброжелательно улыбнулся Ирис. Он испытывал симпатию к этой постоянно мятущейся натуре, которая никак не могла обрести покой. Поздоровавшись с Ирис, он обернулся.
– Как только Ана вернётся, пусть ко мне зайдёт, – попросил он и направился к лестнице, ведущей в его кабинет.
– У меня к тебе разговор, Мигел, можно? – спросила Ирис, направляясь вслед за ним.
– Конечно, – кивнул он. – Тогда я сам спущусь и поговорю с Аной позже.
Он усадил Ирис в кресло и спросил:
– Может, кофе хочешь? Или перекусить?
– Я перекусила у вас в кафе, – ответила Ирис. – Спасибо.
– Так о чём ты хотела поговорить со мной, Ирис? – спросил Мигел.
– Об Элене! – выпалила та. – Ты знаешь её лучше, чем я. Я хочу узнать твоё мнение о её предательстве.
По мере того как она говорила, брови Мигела ползли всё выше и выше.
– Об Элене? – переспросил он. – О её предательстве? Ничего не понимаю!
– Она предала меня, Мигел! Она провела ночь на конном заводе и спала с Педру, которого я люблю!
Глава 27
С тех пор как Камила и Эду зажили собственным домом, а Эстела только ночевала у себя в комнате, проводя всё время то в институте, то на выставках, Алма чувствовала себя осиротевшей.
Время от времени она устраивала вкусные ужины для Эстелы и Бенту, стараясь привадить поклонника Эстелы к дому, и всё допытывалась у племянницы, не собирается ли Бенту на ней жениться. Но Эстела от неё только отмахивалась.
– Бенту, как тебе известно, обучает меня искусству фотографии. Он собирается устроить выставку всех своих учеников, вот это я знаю точно! – отвечала она. – И мне нужно приготовить побольше работ, чтобы было из чего выбрать!
Словом, своя жизнь была у Эду, который так и не смог простить темпераментной тетушке её предложения отправить Камилу куда подальше – а он именно так расценил идею Алмы о поездке в Америку, – своя жизнь была у Эстелы, а у Алмы не было своей жизни. И она от скуки занялась проблемами Риты.
Та очень плохо себя чувствовала, и Алма считала, что причина недомогания Риты кроется в её моральном упадке.
– Ты постарайся найти этого парня, Данилу, – внушала Алма мужу, – и вправь ему мозги. Он должен признать ребёнка, как-никак мы отвечаем за Риту перед её родителями, она жила в нашем доме, а мы за ней не углядели.
Данилу вертелся как уж на сковородке, ему эти разговоры были неприятны до крайности, и он увиливал от них, как только мог: погружался в бассейн с головой, прикрывал глаза, притворялся, что спит. Но Алма продолжала обрушивать на негодяя обманщика громы и молнии, всячески при этом накручивая Данилу.
Когда он мог, то пытался поговорить с Ритой, но она так же старательно избегала этих разговоров. Запирала дверь в свою комнатушку, как только слышала шаги Данилу, которые всегда узнавала безошибочно. Он начинал стучать, уговаривая:
– Рита! Открой! Нам нужно поговорить! Ну, Рита же! Не веди себя как девчонка!
Ответом на его уговоры было глухое молчание за дверью.
В конце концов, на этот стук появлялась Ноэмия.
– Вам что-нибудь нужно, сеньор Данилу? – с некоторым недоумением спрашивала она.
– Да, – сердито отвечал он. – Я никак не могу дождаться своего коктейля. Я звонил, звонил, и хоть бы что! Мне пришлось вылезти из бассейна!
– Извините, сеньор Данилу, но вы же знаете, что Рита беременна, её часто тошнит, и дона Алма распорядилась, чтобы её особенно не тревожили.
– Хорошенькое дело! – возмущался он. – Может, я буду скоро делать нашим служанкам витаминные коктейли?
С тех пор как молодое поколение ограничило Данилу в потреблении шампанского, он перешёл на коктейль из натуральных соков. Возможно, это улучшало его здоровье, но уж точно не улучшало настроения, которое было безнадёжно испорчено присутствием в доме беременной Риты.
Но однажды он заговорил с Ритой таким радостным, полным надежды голосом, что она не выдержала и открыла ему дверь.
– Я рад, – начал он, – наконец-таки ты проявила благоразумие, надеюсь на него и впредь. Я совершил невероятное – я устроил твоё счастье, твою судьбу!
– Интересно, каким же это образом? – поинтересовалась Рита. – Однажды вы уже принимались устраивать моё счастье, и ничего, кроме неприятностей всем, не устроили.
– Есть очень хороший человек, Рита, он мой настоящий друг, и он согласен на тебе жениться. Он даст имя твоему ребёнку, и сразу всё наладится, и не будет больше ни у кого неприятностей. – Глаза Данилу сияли: он проделал такую работу, посулил столько денег, но, похоже, нашёл выход из положения.
– Он, может, согласен, а я нет, – отрезала Рита. – Я не вещь, которую можно сбыть с рук. Может, для вас это и решение всех проблем, но не для меня. Всё, что мне обещает и даёт дона Алма, реально, а связаться ни за что, ни про что с неизвестным мужиком – простите! Я вижу, что и своих–то кормить не хотят, – тут она грозно взглянула на Данилу, – а чтобы кормить женщину, ни разу её не видев, да ещё принять на себя ответственность за её ребёнка, такого я ещё не видела. Вы аферист, сеньор Данилу. И со мной вы повели себя как мошенник, и сейчас предлагаете очередное мошенничество. А ну уходите из моей комнаты! И как можно быстрее!
Данилу пытался ещё что-то сказать, но Рита, в прямом смысле слова, вытолкала его за дверь и заперла её.
Данилу безнадёжно сник. Такая была блестящая возможность и – рухнула! С этого дня он погрузился в глубокую меланхолию и не отзывался ни на какие призывы своей жены к деятельности, ссылаясь на нездоровье.
Алма, в конце концов, махнула на него рукой и столь же энергично занялась Ритой. Недомогание кухарки волновало её куда больше, чем Данилу, – она отправляла Риту к врачам на консультацию, следила за тем, чтобы та принимала лекарства.
– На тебя мне наплевать, – со свойственной ей прямотой заявляла Алма, – но ты отвечаешь за своего ребёнка, и я вместе с тобой!
Рита покорно подчинялась, но у неё всё валилось из рук, и она постоянно забывала, когда ей принимать одно лекарство, когда другое.
– Ну и рохля! – злилась Алма. – Не знаю, о чём думает Господь Бог, когда даёт своё благословение таким недотёпам!
Но, очевидно, у Господа были свои планы.
После узи выяснилось, что Рита ждёт близнецов, и Алма совсем голову потеряла. Она накупила массу пелёнок и распашонок, а потом занялась переселением Риты в комнату Эду.
А Эду как раз зашёл к себе за нужными ему бумагами, что делал периодически. Он оставил массу своих студенческих записей и конспектов, искренне думая, что они ему больше не понадобятся, но в них всё время возникала потребность, и тогда Эду мчался к Алме, взлетал на второй этаж и лихорадочно рылся в шкафу, отыскивая необходимое. Так же стремительно он примчался и на этот раз, распахнул дверь и увидел Риту, стоявшую посреди комнаты в лифчике и трусах и внимательно изучавшую в зеркале свою пополневшую фигуру. Эду захлопнул дверь и с возмущением поспешил вниз к Алме, намереваясь высказать ей в очередной раз своё недовольство её, не знающим меры, сумасбродством. В гостиной кто-то был, и Эду невольно остановился, услышав возбуждённые женские голоса. Алма разговаривала со своей подругой Глорией, и разговор показался Эду настолько необычным, что хоть подслушивать и было против его правил, он не мог этого не сделать.
– По–моему, Алма, ты совершенно сбрендила, – говорила Глория. – Что ты носишься с этой Ритой как с писаной торбой? Скоро она будет сидеть за столом, а ты будешь подавать ей кофе. Опомнись! При всей своей экстравагантности, ты всегда была разумной женщиной.
– Не всегда, Глория! В юности я была безумно влюблена в одного человека, и...
– О чём ты говоришь, Алма! Я ценю твой юмор. Конечно, в юности мы все были безумно влюблены, но с тех пор прошло столько времени, что все наши безумия кажутся очень смешными. Ты накупила ей целое приданое! Где это видано, Алма?
– Я покупала не ей, – глухо ответила Алма, и этот голос был так не похож на её обычный...
– Камиле, – догадалась Глория.
– У меня были двойняшки, Глория, мальчик и девочка. Они родились недоношенными и умерли через двадцать дней.