Я едва подавила хохот.
Примерно на середине трека, когда сил сдерживать дикий коктейль из смеха и отвращения больше не осталось, я просто прошла к шкафу и, достав ту самую дорожную сумку, с которой он пришел ко мне четыре месяца назад, принялась складывать туда весь его шмот.
Ну, как — «складывать»? Просто кидала, как в мусоропровод (чем не мусор, кстати?). Да и как — «пришел ко мне»? В общем и целом суть, конечно, такая, разве что, ситуация была не столь однозначной, как может показаться… Ну кто же знал, чем обернется желание подзаработать на сдаче комнаты! Я? Да даже и не догадывалась ни о чем таком… А тем более о том, что совсем скоро квартирант превратится в сожителя.
— Ну все, свет очей моих, — закончив с вещами я обернулась и произнесла торжественно: — мы подошли к кульминационному моменту!
И, подавшись к нему, присела на корточки, чтобы… нет, не развязать его, а выудить телефон из заднего кармана джинсов.
— З-зачем тебе мой телефон?! — тут же всполошился Антошик. — Там ничего интересного, зай, можешь не тратить зря свое драгоценное время… Лучше развяжи меня уже наконец, чтоб я сжег тебя в огне нашей страсти!.. — даже слепой бы заметил, как заволновался Антон, стоило его мобильнику оказаться в моих руках.
Да и сжечь ему меня, если и хотелось, то, сомневаюсь, что процедура сия носила романтический характер. Скорее, от нее дурно попахивало крематорием.
— Улыбайся и смотри в камеру… — от моего тягучего голоска Антон поежился. — Сейчас вылетит птеродакти-и-иль…
А потом он просто зажмурился, от серии ослепительных вспышек, жалобно скуля и понимая, что все катится к чертям и, кажется, уже догадываясь о причине.
— Это все из-за Жаннки, да? — разлепив глаза, спросил он с надеждой, в то время как я уже активно работала в «Snapсhat». — Я тебе клянусь, Вась, я тут вот совсем не при делах… Это все она: проходу мне не давала, вешалась на шею все время… Ну, я и не выдержал!.. Вась, прости меня, дурака, а? Давай начнем сначала? Я не хочу тебя терять…
— Жанна, говоришь? — от усердия, с каким я подгоняла искусственный венок, аж язык высунула. — Что ж… Теперь мне хотя бы не придется выискивать три часа ту самую, вероятно, очень счастливую обладательницу ожившего члена на ножках. Хотя, ты ведь наверняка сохранил ее под другим именем? Да и чего мелочиться? Рассылка нам в помощь!.. Готово! — я с довольным видом нажала «Отправить» и помахала экраном перед рожей Антошика. — Думаю, «слесарь дядя Петя» будет сражен наповал, увидев твое бесподобное портфолио. А в корпоративной группе «Аппетитные Булки» наверняка оценят нового сотрудника по достоинству…
****
6. Пресловутая нога в действии
— Что. Ты. Наделала. — Ледяным тоном пророкотал Антон.
— Кстати о достоинствах! — спохватилась я, и тут же выражение его лица сменилось на диаметрально противоположное. И, естественно, от меня это не могло укрыться, поэтому спросила с ехидцей, откровенно злорадствуя: — Что такое? Ню делать будем, или как, м? А как же дефиле в вязанном чехольчике на «червячке»? Подарок, за ветеранские заслуги перед отечеством, между прочим! Что, не-ет? — с видом разочарованного фотографа протянула я. — Ох, не далеко ты пойдешь в модельном бизнесе — попомни слова бабы Васи…
И сама едва не прыснула. Ну какая же я баба? Двадцать семь всего, жизнь только начинается. И чего делать точно не стоит — так это вешать нос и распускать нюни из-за каких-то там… Каких-то там, в общем!
— Тупи… Кхе-кхе! — с ужасом откашлялся Антошик, едва я занесла ногу в недвусмысленном жесте и остановилась в опасной близости с его филейной частью, и поспешил исправиться: — В смысле, Вася-я, — заканючил он, — ну отпусти, пожа-алуйста!.. Если не хочешь меня видеть — я уйду, обещаю!.. Только вещи соберу…
— Я уже все собрала, — я все-таки пнула, но не этого дылду, а его вещмешок.
Выждав секунду для верности и уверившись, что можно немного расслабиться, он поднял зашуганный взгляд с моих ног на мое лицо. Судя по настроению и переполнявшей меня решимости — лицо суровое.
— Освободи, я уйду!..
— Угу, — кивнула я, — это все чудесно. Я бы даже сказала: прекрасно! Только вот где гарантия, что ты потом не соизволишь внезапно пригласить меня на рандеву? Галантненько так. Как водится, по старинке — письмецом. Тем самым, что повесткой в простонародье именуется.
— Что ты! Я тебе слово даю: не буду судиться с тобой… Выпишусь, — со скрипом выдавил Антошик. Поморщился, будто я ему тут лоток Ванькин под нос сую, и опять взвыл: — Развяжи-и…
Как оно говорится в русских народных сказках: «Делать нечего. И пошла девица…», а дальше подставляйте, что вам больше по душе. Вот и я постояла повздыхала, макушку почесала, косточками похрустела, позевала и, справедливо решив, что месть местью, а спать тоже надо — дернула Антошика под локоть:
— Вставай.
Его рожу в этот момент надо было видеть. Весь такой прям аж подобрался, воодушевился, зыркнул на меня с какой-то надеждой. Наивня-як…
— Ты меня отпускаешь?
— Ну нет, блин! — желчно бросила ненаглядному. — На кухню веду.
Я потянула его на выход из спальни, едва Антошик встал на ноги, — теперь, когда я ослабила узлы, сделать это было много легче, — но он уперся:
— З-зачем?
— Что значит — «зачем»?! — психанула я. — Ясное дело: выпотрошу, как рыбку, засушу, и на энтомологическую коллекцию пущу! Любоваться тобой буду. Семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году. Представляешь, какие воспоминания!..
— Ты больная, — просипел он, спотыкаясь, но все же следуя на выход. Теперь уже не только из спальни, но и из квартиры в принципе. Да и как тут было не следовать, если моя коленка все время на подхвате?
— Значит так, лапшичник мой недоделанный, — подбоченилась я, требовательно протягивая свободную руку, — гони сюда ключи.
Антошик хотел что-то вякнуть, мол: «Нету, дома оставлял», но быстро смекнул, что такой номер со мной не прокатит.
— Там, — мотнул нехотя головой на карман куртки.
— Отлично. Умница, мальчик, возьми конфетку! — буркнула, шаря по чужим карманам. — О, вот и они… Они, родимые, — два ключа из тяжелой связки перекочевали в мой карман.
— Что теперь? — мрачно осведомился Антон.
— А теперь, дорогой, самый смак!
И не дав амбалу опомниться, развязала его, быстренько открыла дверь, буквально выпинала туда Антона и захлопнула дверь прямо перед его носом. Или перед чем-то другим. Уж не знаю, чем он там глядел, когда скатывался кубарем с лестницы. Хотя, судя по матам мысли его сейчас занимало кое-что куда как более важное. Например то, что выставила я его, даже не дав обуться.
Какое-то время я стояла под дверью, прислушиваясь к нервному сопению Антона. Думала, он уже не придет, когда раздались его шаги, а из-за двери послышался бубнеж:
— Ну хоть вещи мне мои дай.
— Вещи иди искать в розарии бабы Нюры, — зло отрезала я и, решительно шагнув в комнату, сграбастала его сумку. По пути прихватила в прихожей обувь и куртку и пронеслась вихрем в кухню.
Холодный и немного отдающий морозцем февральский воздух остудил пылающее от негодования лицо, врываясь в распахнутое настежь окно.
Я осмотрелась. Нет, конечно, я не собиралась бросать вещи на пластиковые «купола», коими соседка с первого этажа заботливо укрыла обрезанные кусты… Я замахнулась подальше.
А когда в завершении полетел мобильник, внизу почти сразу же послышалось шипение и нечленораздельная смачная ругань.
— Ты б хоть смотрела, куда кидаешь! — пробубнили голосом Антошика.
Я высунулась из окна, приглядываясь в темноте — фонарь у дома опять не работал, — и сочла своим долгом пожелать человеку счастья, в связи с чистым листом новой жизни.
— А я уйду, обид не замечая, конфетку шоколадную жуя. И пусть тебя полюбит лошадь злая, а не такое солнышко, как я! — продекламировала вспомнившийся внезапно стишок из соцсети, в заключение послала в темноту воздушный поцелуй и запахнула окно.
Не помню, как опустилась на диван, повинуясь какому-то чувству тяжести на душе, которое усилилось лишь сейчас, стоило осознать произошедшее в полной мере. Оно — чувство — как будто тянуло вниз и одновременно высасывало мою душу, оставляя в физической оболочке тоскливую пустоту…
****Да, всего четыре месяца. Да, не любовь всей жизни, в которую, как в омут, с головой… Да, не впервой переносить предательство — уже даже некоторый иммунитет выработался! — но… Видимо, ничему-то меня жизнь не учит. А иначе почему вместо циничных мыслей вроде: «Одним больше, одним меньше. Баба с возу — кобыле легче», так паршиво на душе?