Мерил Сойер

Мужчина на одну ночь

Пролог

Луна, появившаяся в ночном небе, повисла над горными вершинами и, словно мощный прожектор, залила землю серебристым светом. Два человека крадучись перебегали от дерева к дереву и затаивались всякий раз, когда легкий ветер с гор начинал шелестеть дрожащими листьями осин. Из ночного клуба неподалеку волнами доносилась музыка, и очередной порыв ветра принес с собой финальное соло на гитаре, виртуозно исполненное каким-то рок-музыкантом. В наступившей затем тишине раздалось гулкое уханье ушастой совы, живущей в дупле старого тополя. Сначала облако закрыло часть луны, а затем медленно наползло на весь диск, погрузив задний двор клуба в непроглядную темень. Двое мужчин, дождавшись полной темноты, вышли из лесочка и подбежали к бревенчатому сараю, где на цепи сидел медведь. Тот, что постарше, без лишнего шума взломал массивный навесной замок и открыл двери. Старые поржавевшие петли пронзительно заскрипели, но в баре вновь заиграла музыка – на этот раз в стиле кантри, – и скрип был заглушен ее звуками. Молодой высоченный парень с всклокоченной бородой остался снаружи, не спуская глаз с задних дверей ночного клуба.

В сарае стояла одуряющая вонь: там пахло прелой соломой и зверем. Медведь, учуяв запах человека, раздраженно заворчал. Когда старший начал осторожно к нему приближаться, медведь присел на задние лапы и оскалил пасть, когда-то полную грозных клыков, но сейчас совершенно беззубую.

– Возьми цепь и тяни! – приказал старший своему напарнику.

Цепь приглушенно звякнула, когда могучий бородач намотал ее на руку и потянул на себя. Медведь съежился от страха. Он ожидал, что за этим неприятным металлическим звуком последует удар по голове, как это случалось всегда, однако прошла секунда, другая, но его никто не бил. Цепь вновь натянулась и звякнула. Медведь потоптался на месте и чуть подался вперед.

– Ну давай же, иди! – поторопил его старший. – У нас мало времени.

Долговязый бородач дернул за цепь, и запуганный медведь, привыкший к жестокому обращению, подчинился и послушно затрусил за ним. Они еще некоторое время постояли около сарая, вглядываясь в темневшие бунгало, выстроившиеся в ряд слева от ночного клуба, но в этом своеобразном мотеле, известном в этих краях как «Приют беглеца», все было тихо. Облако, державшее в плену луну, продолжило свой путь по темному небу, и на землю вновь полился рассеянный серебристый свет.

– Ну все, пора сваливать отсюда, – прошептал тот, что помоложе.

Они направились к небольшому фургону, спрятанному в соснах неподалеку от ночного клуба. Медведь неуклюже ковылял за ними, испуганно вздрагивая каждый раз, когда позвякивала цепь. Раскрыв задние двери пикапа, они закрепили цепь за скобы и вдвоем, громко отдуваясь, затолкали грузного зверя в машину, а затем связали ему передние и задние лапы. Старший молча поднял вверх большие пальцы обеих рук и пошел заводить машину.

– Ну, мохнатый увалень, все – твои мучения закончились, – прошептал парень. Раздалось приглушенное урчание двигателя, и машина с выключенными габаритными огнями скрылась в темноте.

Бородач, оставшись один, поднял голову. Облачка вновь набежали на луну, и все тени в лесу сразу же пропали, слившись с густой темнотой. Снова гукнула сова, и ее протяжный тоскливый крик, казалось, был обращен к звездам, которые мерцали в далеком холодном небе. В эту секунду из ночного клуба послышалась музыка, и бородатый парень углубился в лес, невнятно напевая себе под нос:

– Горы в огне, спасайся, приятель, беги! Сам дьявол сегодня в дом восходящего солнца пришел…

1

Клер Холт пришла на работу позже обычного. Через заднюю дверь она прошла в холл своего художественного салона «Восходящее солнце» и от испуга застыла на месте. У главного входа за стеклянной дверью стоял самый настоящий волк.

Клер любила собак, но Лобо внушал ей животный страх. Он был метисом – наполовину волком, наполовину овчаркой. Его густой серебристо-серый мех ослепительно сверкал в лучах полуденного солнца. У него была благородная осанка, и он безучастно, с каким-то высокомерным, царственным равнодушием смотрел не только на животных, но и на людей, словно все они были его подданными. Наверное, если бы Лобо попал на выставку собак, то его стать была бы по достоинству оценена, однако его глаза заставили бы всех трепетать от страха. Клер боялась этого взгляда – холодного, немигающего взгляда прирожденного и безжалостного убийцы.

Рядом с Лобо стоял его хозяин – человек еще более опасный, чем собака-волк. Магазин Клер располагался немного ниже уровня улицы, поэтому через стеклянную дверь она могла видеть только Лобо и длинные мускулистые ноги его хозяина в линялых, выцветших джинсах.

– Все в порядке, Люси, – Клер успокоила своего золотистого ретривера.

Однако Люси, которая панически боялась больших собак и, завидев их, норовила куда-нибудь спрятаться, должно быть, просто не заметила Лобо. Она преданно смотрела на свою хозяйку и весело помахивала хвостом, а Клер лихорадочно соображала, чем обязана визиту шерифа.

Прошлая ночь… При воспоминании о ней Клер поежилась, охваченная тревожным предчувствием. Она до сих пор находилась в состоянии какого-то гипнотического транса, и все происшедшее казалось ей сном. Она попыталась восстановить последовательность событий, происшедших после полуночи в «Приюте беглеца», но от этого кровь застучала у нее только в висках. В голове крутились обрывочные воспоминания – скорее, даже не воспоминания, а какие-то смутные ощущения…

Клер было ясно одно: сейчас она не готова к встрече с шерифом Заком Коултером и его Лобо.

Тихо охая от головной боли, Клер скрылась в небольшой комнате, которая служила ей офисом и была отгорожена от основного зала перегородкой. Открыв новую пачку молотого кофе, она засыпала его в кофеварку, надеясь, что тройная доза кофеина поможет ей прийти в себя, – и в этот момент мощный удар в дверь заставил задрожать стены магазина.

Если бы кому-то захотелось посмотреть на человека-волка, то ему надо было приехать в Таос и найти шерифа Зака Коултера. В юности он слыл крутым, отчаянным парнем, с которым даже взрослые побаивались связываться. Но сейчас, как это ни странно, он был представителем закона в их городке.

– Иду, иду! – откликнулась Клер. Она вытерла о джинсовую юбку вспотевшие ладони и направилась к дверям; Люси последовала за своей хозяйкой. На самом деле Клер догадывалась, зачем шериф пришел к ней. Она представила, как с притворным спокойствием скажет ему, что абсолютно ничего не знает о том, куда мог подеваться медведь Бэма Стегнера, однако от этого занервничала еще больше. Щелкнув замком, она широко распахнула дверь.

– Доброе утро, шериф.

Зак Коултер стоял на пороге, привалившись мощным плечом к дверному косяку, скрестив ноги в высоких ковбойских сапогах, и молча смотрел на нее. Он был высоким – под два метра, – но вблизи казался еще выше. Может быть, потому что он был в «стетсоне» и в сапогах, а может, потому, что в ней было всего лишь метр шестьдесят пять… Как бы там ни было, он казался просто огромным и невероятно сильным.

Поля шляпы затеняли его лицо и тем самым подчеркивали жесткие складки, пролегшие возле губ, и квадратную челюсть, свидетельствующую о твердом, бескомпромиссном характере. Когда он сдвинул шляпу на затылок, стали видны его голубые глаза, густо опушенные ресницами, и черные как смоль волосы, которые он зачесывал назад. Многие женщины находили его привлекательным именно из-за этих глаз…

Что же касается Клер, то она считала Зака обычным гордецом, и ее возмущали его нахальство и самоуверенность. Он даже не носил на груди звезду шерифа и никогда не появлялся на улицах городка с оружием. Впрочем, стоит ли беспокоиться о таких пустяках, если ни один нормальный человек, который дорожит своей жизнью, не осмелится встать у него на пути. Зак еще в годы юности поражал всех своей безрассудной смелостью, а с годами вообще забыл, что такое страх.

На Клер внезапно нахлынули воспоминания о прошлом, о котором она тщетно пыталась забыть.

Словно наяву, она почувствовала его нежные пальцы на своей щеке, услышала его низкий, взволнованный шепот и клятвы, которыми они обменялись под луной однажды ночью…

Отогнав от себя непрошеные воспоминания, Клер устремила на него убийственный, холодный взгляд, к которому неизменно прибегала, когда хотела кого-нибудь отшить. На всех людей такой неприязненный взгляд всегда оказывал желаемое действие – но только не на Зака.