Неужели его гости действительно решили, будто я приехала из Новотрубинска? Ну да, некоторые решили, а он не стал возражать. Хвастался, наверное, что встретил в провинции свой идеал, а предъявить народу некого. Стоп, а почему некого? Вроде бы они поругались… наверное, из-за жилья! Провинциалка рассчитывала, что в столице у нее будет квартира… но потом все изменилось. Возможно, она решила, что Глеб банально обманывал ее и в Москве ему негде голову приклонить. Я как-то в насмешку выдвинула такую гипотезу, а он и не стал ее оспаривать.
Итак, с идеалом в очередной раз пролетели. Любимая женщина оказалась на поверку всего лишь меркантильной предательницей. Как об этом расскажешь друзьям? Да и историю с квартирой озвучивать тоже не очень приятно. Значит, Глеб не от хорошей жизни взялся за этот спектакль. И меня пригласил на главную роль! Кого еще? А я подвернулась очень удачно. Конечно, он мог нормально попросить, но помешала гордость. Объяснения достаточно унизительны, а Глеб ужасно самолюбив…
— Так мы идем к озеру? — В начале нашего разговора с Глебом Лиза деликатно ускорила шаг и ушла далеко вперед, а теперь вернулась. — Ты чего стоишь на дороге, как Лотова жена? Плохие новости?
— Нет, ничего. Нормальные новости. Пожалуй, даже интересные. Как посмотреть.
— Как посмотреть… — повторила Лиза рассеянно.
Мы пересекли березовую рощицу и, наконец, увидели озеро — большое, темное, таинственное, с лунной дорожкой посередине.
— А ты знаешь, как часто я вспоминаю эти места?
— Почему? — удивилась я.
— Мы здесь гуляли с Лешкой. Был холодный апрель, снег лежал даже в городе…
— Зачем вас в апреле понесло на дачу?
— А куда еще нам было деваться? Мы уходили с лекций, садились в поезд…
— Чтобы у озера погулять?
— Конечно нет… В доме тоже был страшный холод — пар шел изо рта. Лешка топил печь, потом уже делалось жарко.
— Вы могли пойти в московскую квартиру. Родители все время работали.
— Лешка тебя боялся. Говорил, что ты обязательно все расскажешь матери, и тащил меня на дачу… Весна долго не наступала, и в один такой день, солнечный, ветреный, но очень холодный, нам надоело сидеть в доме, и мы пошли сюда, к озеру. Я почему-то часто теперь его вспоминаю. Я вся продрогла и назавтра слегла с температурой, а когда выздоровела, было уже почти лето. Я стала легально приезжать к вам на дачу, помнишь?.. Сколько тебе тогда было лет?
— Тринадцать, — высчитала я. — Ты мне казалась безнадежно взрослой. Взрослой и красивой.
— Представляю, девушка старшего брата…
— Но потом я тебя раскусила! Ты даже не умела чистить картошку.
— И ты, вместо того чтобы научить, подняла бедную девочку на смех.
— Для меня это было дикостью! Взрослый человек, и не может сделать такую ерунду.
— Я в детстве жила с мамой и с бабушкой — отец бросил нас. Меня берегли, жалели. Я так и пошла по жизни с печатью неполноценности.
— Прекрати, ты прекрасно готовишь. И все остальное у тебя тоже в порядке.
— Теперь — другое дело. Но ты не представляешь, сколько мне пришлось потрудиться, чтобы вывести злополучную печать. И вот иногда я мысленно возвращаюсь в тот апрельский день, когда первый раз пришла на озеро… Я думала, что счастлива. Но счастье оказалось таким обманчивым, призрачным, как солнце в апреле. Яркое, но холодное. Столько, столько всего пришлось потом пережить! — Лиза внимательно поглядела на лунную дорожку и точно не увидела ее. — Ты знаешь, как я Ленку воспитывала? Как меня в детстве, только наоборот.
— Вот она и выросла наоборот.
— Да, сейчас вижу. Развязная, порой грубая. А что поделаешь? Полноценного человека могут воспитать только полноценные родители.
— Но в общем Ленка — нормальная девчонка. Особенно если не придираться.
Лиза не ответила. Наверное, мыслями перенеслась в тот солнечный апрельский день, а может быть, и еще куда. Чужая душа, как известно, потемки.
Мы почти молча обошли вокруг озера, замерзли, устали до одеревенения. Пришло время возвращаться домой.
— Зато уснем как убитые, — с улыбкой произнесла Лиза. Она уже преодолела свое меланхоличное настроение и была, как обычно, спокойна и весела.
— Хорошо бы! — вздохнула я.
Но, оставшись одна в своей комнате, снова стала думать о Глебе. Он вовсе не собирался ни над кем издеваться. Только хотел, чтобы я ему помогла. Ну, я и помогла.
А для чего он позвонил сегодня? И почему не позвонил вчера, если действительно считает меня своей невестой? Почему не сказал мне об этом прямо? А заметил ли он, как неприятно поразило меня слово «роль»? А что, если я ошибаюсь в своих догадках и впереди у нас новые трюки и приключения? А хочу ли я, чтобы все это было серьезно с его стороны? А что такое для меня Глеб?
В бесплодных рассуждениях прошла половина ночи, половина дня ушла на досыпание, и поэтому половина дел осталась незавершенной.
— Ничего, Наташ, приедем в следующие выходные, — утешала меня Ленка.
Но я сомневалась, что племянница так же успешно, как в этот раз, отобьется от своих друзей. Да и почему она должна предпочесть мое, а не их общество? На Лизу я тем более не рассчитывала: новый муж, вернувшись из тверской командировки, звонил ей с регулярностью один раз в сорок минут.
Но все-таки настроение у меня было превосходное. За два дня мы успели много всего переделать, да и просто приятно провели время. Лиза, несмотря на небольшие странности, совершенно очаровательна, а Ленка… Про Ленку и говорить нечего! Ленка, причем с момента рождения, стала едва ли не самой сильной моей привязанностью. Мне в то время только исполнилось шестнадцать, и я играла с Лешкиной дочерью, как с живой куклой, часами не спуская девочку с рук.
Мои спутницы, кажется, тоже остались довольны поездкой. На обратном пути Лиза оживленно щебетала мне о своей работе, что, сказать по правде, случалось с ней не так уж часто. Бывшая Лешкина жена не очень-то любила болтать. И Ленка немного смягчилась, не лезла больше выяснять отношения, не качала права.
— Ты теперь где стрижешься? — будто невзначай спросила Лиза.
— Нигде не стригусь. Разве не заметно?
— Почти заметно… Хочешь посетить наш салон?
— Ваш салон? Косметологию?
— У нас недавно парикмахерская открылась. Цены ради привлечения клиентов пока низкие, а стригут великолепно.
— Я у них стриглась, — напросилась на комплимент Ленка. — Тебе нравится?
— Нравится. Только чересчур смело.
— Ну, объяснишь, мне смело не надо. Они не просто стрижку делают — стиль создают.
— Как ты думаешь, а если мне покраситься в пепельный?
— По-моему, пепельный старит, — заметила Лиза. — Пепельный почти как седина… Впрочем, я не очень разбираюсь в ваших блондинистых оттенках. Ты с мастером посоветуйся. Они тебя прогонят через компьютер.
— Прогонят через компьютер! Ты разве не знаешь, что в парикмахерскую надо с краской приходить?
— Не знаю! У меня нет таких королевских привычек — я сама дома крашусь.
— Понятно.
— А хочешь, я покажу им твою фотографию, и они решат, подойдет ли тебе платиновый цвет?
— Покажи.
— Завтра вечером я перезвоню. Ты будешь дома?
— А где мне еще быть? — Я усмехнулась. — Только звони попозже, пожалуйста. После работы мне, может, придется в клинику съездить.
— Да мама не возвращается раньше десяти!
Я остановила машину у кирпичного двухэтажного дома с вмонтированными в черепичную крышу мансардными окнами. Лиза с Ленкой обитали в таунхаусе — новомодном жилище, занимающем промежуточное положение между обычным городским домом и коттеджем. От коттеджа это гибридное дитя архитектуры заимствовало многоуровневость, ограду и участок в несколько соточек у крыльца. Но коттедж — это еще и некая индивидуальность проекта, и прекрасная возможность не иметь никаких дел с посторонними. А таунхаус, увы, лишь секция длинной, уходящей вдаль улицы однообразной постройки. И к слову сказать, на противоположной стороне располагалась точно такая же. То есть индивидуальное подменялось унифицированным. Впрочем, моих родственниц эта унификация нисколько не огорчала. Они весело и шумно простились со мной и вскоре исчезли за оградой.
Я доехала до конца улицы, удивляясь, до чего у наших архитекторов бедная фантазия. Таунхаусы, как крепостные стены, обступали неширокое шоссе с обеих сторон. У лесопарка достраивали последние секции здания.