– Ну, Татьяна, молодец! И здесь добилась своего, – похвалил сестру Виталий.
– Ладно уж, собирайся. Поедем отца Алексея перевозить.
Сначала заехали в магазин за большими картонными коробками. В них удобнее всего домашний скарб перевозить. А потом уж нагрянули как снег на голову во флигель отца Алексея. Сам он в это время был на стройке с рабочими, выполнял подсобные работы, а матушка Ирина с помощницами наводили порядок после обеда. Теперь у них столовались человек десять, если не больше. Матушка заохала, узнав о предстоящем переезде:
– Как же так сразу? Я и не подготовилась, вещи не упаковала…
– А мы на что? – весело возразил Виталий. – Вон сколько коробок привезли, складывай – не хочу!
Матушка побежала к мужу сообщить новость, а Татьяна пошла пока к Андрею посмотреть, как движется его роспись.
Он стоял напротив картины Введения во Храм и задумчиво тер переносицу. На шаги Татьяны даже не оглянулся.
– Андрюша, – тихо позвала Татьяна и остановилась в трех шагах от него.
Он медленно повернул голову и посмотрел невидящим взглядом, как всегда, отрешенным, далеким от всего, что не касалось его работы.
– А? Что ты сказала? – спросил он, впрочем, не нуждаясь в ее ответе.
Татьяна решила помолчать, пока он сам не выйдет из своего «транса». Она села на ящик и стала рассматривать роспись. Ее внимание привлекла маленькая Мария. Девочка смотрела своими огромными глазами на первосвященника, протягивая к нему руки. А тот, слегка склонившись, ласково и одновременно почтительно смотрел на ребенка, также протянув вперед свои руки.
– Тебе не кажется, – вдруг заговорил Андрей, – что ее взгляд слишком взрослый, слишком осмысленный? Я, как это заметил, прекратил дальнейшую работу и вот теперь мечусь в сомнениях. Не знаю, что делать.
От досады он скривился, бросил на стол тряпку, которой вытирал руки, отвернулся.
– Но ведь это не простой ребенок, – попыталась поддержать Андрея Татьяна.
– Я так и знал, что ты это скажешь. Но это лишь слова. Они не меняют моего отношения к росписи. Я вижу, что ничего не получилось. Ничего.
– Погоди, Андрей! Что значит «ничего»? У меня дух захватывает от твоего Благовещения. Да и Введение тоже прекрасно! Одежда, позы, лики – все соответствует друг другу, составляет единое целое, один общий ритм и смысл. Их глаза в первую очередь привлекают внимание. Смотришь в них и как будто ждешь ответа на главные вопросы.
– И что, отвечают?
– Отвечают, – серьезно сказала Татьяна. – А у девочки…
Она встала с ящика, подошла поближе, пристально вглядываясь в лицо ребенка, затем отступила назад, тихо произнесла:
– Это Дашины глаза. А она у тебя развита не по годам. Знаешь, а ведь ты прав, надо исправить выражение глаз. Ведь Марии здесь не больше пяти лет?
– Три года. Но она, как ты сказала, тоже была развита не по годам.
– И тем не менее, чтобы быть в ладу с самим собой, исправь, но совсем немного, чуть-чуть.
– Но как?
– Сделай их более кроткими. Я чувствую, что тут требуется небольшой штрих, одна черточка, и все поменяется.
– Хорошо, я попробую.
– Знаешь что? У тебя замылился глаз. Надо переключиться. Пойдем помогать матушке Ирине? Они переезжают на Береговую.
– Уже?
– А что тянуть? Завтра я уеду, а хотелось бы помочь им обустроиться на новом месте.
– Идем.
Во флигеле уже кипела работа. Виталий с отцом Алексеем вытаскивали наружу мебель, а двое рабочих поднимали ее в кузов автомобиля. Татьяна взялась за книги. Она снимала их со стеллажа и укладывала в картонные коробки. Женщины-прихожанки, помогавшие матушке готовить, тоже не остались без дела. Они упаковывали посуду, часть которой решено было оставить во флигеле. Ведь кормить рабочих все равно придется здесь. Через час все вещи были уложены и поставлены в кузов. В кабину сели Татьяна с матушкой, остальные разместились в кузове, и «ЗИЛ» тронулся в путь.
На новом месте матушке очень понравилось. Особенно баня. Раньше приходилось ходить в общественную, сельскую баню, стоящую далеко, на другой окраине села. Кроме того, в доме было три комнаты, что также составляло большое удобство. Наконец-то у детей будет своя комната, а у них с батюшкой своя спальня. Печь, большая, недавно побеленная, выглядела настоящей барыней.
– В русской печи моя бабушка пекла замечательный хлеб. Вкуснее ничего не ела, – рассказывала Татьяна, проводя «экскурсию» по дому. – А наверху, на горячих кирпичах, она лечила свой радикулит.
– Это я знаю. Самое лучшее средство, – согласилась матушка, заглядывая на печь.
– А здесь подполье. Свет зажигается вот тут, – продолжала Татьяна.
– Вот куда только мы свою мебель денем? – беспокоилась матушка, глядя на мужчин, затаскивающих в двери большой шкаф.
– Ничего страшного. Старые кровати можно разобрать и поставить под навес, а буфет отнести в чулан. Стол вам не помешает?
– Нет. Стол как раз подойдет. Наш-то во флигеле оставили. Рабочих за ним кормить.
– Андрей, – распоряжалась Татьяна, – надо, прежде чем мебель заносить, разобрать кровати и вытащить их под навес. А матрасы уберем в чулан.
Работали до вечера. Татьяна с матушкой, пока мужчины раскладывали вещи по полкам, натушили в печи большой чугун картошки с мясом, нарезали салатов. А потом сели во дворе за прощальный ужин. Отец Алексей, уставший, но умиротворенный, довольный новым жильем, поднял рюмку водки и коротко сказал:
– Слава Господу нашему, что не оставил рабов своих замерзать в ветхом домишке. А еще я хочу низко поклониться Татьяне Михайловне за доброту души ее, за ласку и внимание, за великую помощь в восстановлении храма. Мы с матушкой не забудем в молитвах наших и святую Татьяну-великомученицу.
Все выпили и дружно навалились на тушеную картошку. Никто и не заметил за трудами, как по-настоящему проголодались.
– Вы, отец Алексей, не стесняйтесь, обращайтесь за помощью в любой момент, – говорил Виталий, наливая по второй рюмке. – Дров, я думаю, на год хватит, а не хватит, так я привезу. Это не проблема. Ну, за новоселье?
Татьяна, видя, как устала матушка Ирина, не позволила мужчинам долго засиживаться. Вскоре они расцеловались с батюшкой и матушкой, пообещали прийти в гости где-нибудь в августе и вышли за ворота.
– Машина пусть здесь остается, – махнул рукой Виталий. – Утром заберу. Ребята, давайте я вас провожу, что ли? Вон барахла-то сколько нести.
– Проводи, – отдавая ему свою большую сумку, разрешила Татьяна.
– А все же хорошее мы дело сделали, правда, Танюха? – хвалился захмелевший Виталий. – Богоугодное!
Он поднял указательный палец и чуть не упал, споткнувшись обо что-то. Татьяна рассмеялась:
– Это Бог тебя предупреждает, чтобы гордыню свою спрятал подальше.
– Ох и насмешница ты, сестренка! Не зря я тебя боюсь.
– Опаньки! Оказывается, он меня боится. Это что-то новенькое.
– Слушай, Андрей! – повернулся Виталий к молчаливому художнику. – А ты как относишься к моей сестре?
– То есть?
– Тебе перевести на русский? Или я могу по-английски. В пределах школьной программы, конечно.
– Виталий, перестань! – строго сказала Татьяна.
– А чего? Я ничего. Просто я хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и все.
– По-моему, она счастлива, – спокойно возразил Андрей.
– Да много ты понимаешь в женском счастье! – грубо прокричал Виталий. – Женщине ведь что надо? Семью. Мужа законного. Тогда она счастлива. Понял?
– Как твоя жена?
– Что? А-а. Издеваешься, да? Ладно. Очко в твою пользу. Да вы не сердитесь, ребята. Я ведь хочу, чтобы… А! Короче, ни хрена я не хочу, вот!
– Ты, Виталий, лучше иди домой, а то тебя совсем развезло, – рассердилась Татьяна.
– Раз-звез-зло? Куда раз-звез-зло? Не надо никого раз-звоз-зить. Я сам дойду.
– Пойдем, лучше мы тебя проводим. Нам все равно по пути, – предложила Татьяна.
– Не-етушки. Меня не надо. Я сам кого хошь провожу.
– Ладно, Таня, пусть проводит, – сказал Андрей, понимая, что с пьяным спорить бесполезно.
– Во! Наш парень! Ты, Андрюха, скажи мне, когда у вас свадьба, и я сразу приеду. Все брошу к чертовой бабушке и приеду. Могу хоть целую машину овощей на свадьбу привезти. Понял?