Барбара Сэмюэл - Музыка ночи

Дождливую зиму сменила весна, и теперь она могла наслаждаться свежим воздухом и музыкой. Женщина раскачивалась в плетеном кресле, словно завороженная глядя на луну и высокие сосны, и слушала, как стрекочут в ночи цикады и кузнечики.

Больше всего ей нравилось слушать блюзы — волшебные звуки гитары, вторящей ей губной гармоники и едва уловимый хриплый мужской голос. Все это доносилось из музыкального клуба Хопкинса, расположенного в миле или двух вверх по течению, на луизианской стороне реки Сабин, когда ветер дул с той стороны. Вместе с желтым светом и синим сигаретным дымом эти звуки впитывал в себя лес — черный, как сам грех, и теплый, словно губы любовника. Чарующая музыка плыла к ней по волнам тишины, повисшей над водой. Иногда она представляла себе, будто они играют специально для нее.

Тогда она закрывала глаза и позволяла музыке проникать внутрь и просачиваться в кровь. Какая-то часть ее «я» поднималась и начинала танцевать, а другая — все раскачивалась и раскачивалась в кресле. Очень часто она разрешала тому привидению, что когда-то было ею, петь вслух, пока сама она молча кивала в такт музыке.

Медленный сексуальный ритм наполнял ее воспоминаниями о низко звучащем, бархатном мужском смехе и о таком милом младенческом плаче, о воскресных песнопениях в церкви и об ослепительных рассветных лучах на верхушках восточно-техасских сосен.

Она раскачивалась и танцевала, качала головой и пела, и думала, что может до самой смерти слушать блюзы, а значит, все будет хорошо.

К тому времени, когда Элли Коннор в семь часов вечера в четверг добралась до Пайн-Бенда, тучи нависли совсем низко и грозили разразиться ливнем.

Она устала сидеть за рулем, каждые сорок миль крутить ручку радиоприемника — и почему только проповедники оккупировали весь эфир? — и от монотонного вида белой ленты дороги, убегающей из-под колес ее автомобиля. На своем немодном, но довольно надежном «бьюике» она выехала сегодня в семь часов утра, планируя прибыть в Пайн-Бенд днем. У нее имелась еще славненькая «тойота», но по работе ей часто приходилось колесить по небольшим городам Америки, и оказывалось, что если в дороге возникают какие-то проблемы, то с отечественным автомобилем они решаются гораздо проще. Эта закономерность подтвердилась еще раз, когда она потеряла сальник где-то на диких просторах Арканзаса.

Неполадка задержала ее на три часа, но теперь она наконец свернула с шоссе направо и проехала сквозь маленький восточно-техасский городок, где все уже закрывалось на ночь. Ей пришлось остановиться у заправки и спросить дорогу, потом она свернула на узкую дорожку, чуть ли не тропу, почти полностью скрытую деревьями, растущими вплотную к колее.

В приемнике что-то затрещало, и она выключила его.

— Почти приехали, дорогая, — сказала она своей собаке Эйприл, примостившейся на соседнем сиденье.

Эйприл высунула нос в приоткрытое окошко, моргая от ветра, а может, от предвкушения того, что скоро сможет выскочить из машины. Помесь лайки и колли, псина была добродушна, очень терпелива и очень умна. Элли потрепала ее за уши и стряхнула клок шерсти — собака линяла.

Дорога сделала поворот, и машина выехала на открытое пространство — сплошные поля вокруг и небо. На мгновение из-за быстро плывущих облаков сверкнул единственный луч солнца, ярко-золотой на пурпурном холсте неба. Верхушки деревьев на этом золотом фоне казались черными, изящно-кружевными, и на минуту Элли забыла об усталости. Она оперлась о руль, чувствуя, как занемели плечи, и залюбовалась открывшимся видом.

Бабушка сказала бы, что это перст Божий. Конечно, Джеральдина Коннор почти во всем видела перст Божий, и Элли решила, что это доброе предзнаменование.

Эйприл заскулила, уткнув свой нос в щелку, и Элли, сжалившись, опустила стекло. Собака радостно выставила голову в окно, внюхиваясь в мягкий воздух и ловя в нем неизвестно какие собачьи удовольствия. Элли, не обладающая звериной тонкостью нюха, ощущала только аромат первых летних трав и слегка отдающий медью запах речной воды, долетавший откуда-то из густых лесных зарослей.

Дорога опять свернула, и после этого широкого и длинного поворота Элли выехала на очищенную от деревьев территорию. На вершине холма стоял дом — внушительное квадратное сооружение, окрашенное в белый цвет. Его окружала густая зеленая трава, а позади лужайки находились несколько больших, основательных оранжерей. Деревья словно охраняли эти личные владения, придавая особняку вид крепости. Розы в цыганском разноцветье окаймляли крыльцо и подъездную дорожку.

Элли улыбнулась. Конечно же, особняк имел название — «Лисий ручей», и владельцем его являлся Лоуренс Рейнард, доктор Рейнард, хотя она и не знала, в какой области знаний он получил свое научное звание. Она вообще мало знала о нем из тех писем, что получала по электронной почте, и замечаний, которые он оставлял в чате для любителей блюзов. Высказывания его были эксцентричны и блестящи. Элли подозревала, что он пьет.

Она несколько месяцев переписывалась с ним по поводу Пайн-Бенда и Мейбл Бове, исполнительницы блюзов, которая когда-то жила в этом городке, была фигурой загадочной и романтичной и являлась темой последнего биографического исследования Элли. Девушка немного поколебалась, прежде чем принять предложение Рейнарда остановиться в его гостевом домике, пока она закончит биографию, но, по правде говоря, Элли не путешествовала без своей собаки, и иногда бывало довольно трудно снять жилье, за которое с нее не запросили бы втридорога по этой причине.

Однако, сворачивая на дорожку, Элли ощутила, как все ее сомнения вернулись снова. Электронная почта лишает человека всякой возможности судить о партнере по переписке: нельзя увидеть ни бегающих глаз, ни плохого почерка, ни беспокойных жестов, которые предупредили бы о неуравновешенности характера. И то, что Элли приехала в начале сумерек, тоже было существенным минусом, в случае, если ситуация вдруг окажется сомнительной. Она намеренно собиралась прибыть в разгаре дня, но этот чертов сальник задержал ее. А теперь она слишком устала, чтобы беспокоиться о том, где будет спать, лишь бы собака оставалась в ее комнате.

Нажав на тормоз, она сквозь ветровое стекло рассмотрела веранду. Там сидели двое мужчин — белый и черный. Ей не приходило в голову, что Рейнард может оказаться негром, хотя, подумав, Элли поняла, что это вполне возможно. Она негромко посигналила, чего не делала несколько лет, и белый мужчина слегка наклонил голову в знак приветствия.

Элли вышла из машины и на минуту остановилась, испытывая облегчение от того, что можно сменить позу. Воздух был напоен ароматом магнолий и роз — тяжелым, густым, вызывающим головокружение и настолько чувственным, что она ощутила его всей кожей. Элли с наслаждением вдыхала его, подходя к веранде и отряхивая шорты цвета хаки, пытаясь разгладить их.

— Здравствуйте, — сказала она.

Оба кивнули, но ни один не вскочил с места, чтобы поприветствовать ее. Элли засомневалась, правильно ли она поняла адрес.

Кудлатая дворняжка оказалась не настолько сдержанной. Она подпрыгнула и тревожно залаяла. Торопясь прекратить это безобразие, Эйприл принялась было выбираться из машины, но Элли приказала ей:

— Сидеть!

И собака, взвизгнув, покорилась. Низкий голос произнес:

— Саша, замолчи.

Дворняжка перестала гавкать и решила дождаться, когда Элли подойдет поближе к ступенькам. При этом она радостно виляла хвостом.

Элли подавила желание пригладить волосы. Они были взлохмачены, от влажного воздуха торчали в разные стороны, но теперь только душ помог бы привести их в порядок. Она решила поднять на макушку солнечные очки, чтобы убрать волосы с лица, и теперь по крайней мере могла все видеть, когда подходила к ступенькам и в туманном сером свете разглядывала мужчин, пытаясь понять, не ошиблась ли она.

Негру с лицом цвета темного полированного орехового дерева было что-то около сорока пяти. Аккуратно подстриженная остроконечная бородка с несколькими седыми прядями, серьезно сжатый рот, глаза большие и спокойные. Он расположился на веранде, закинув длинные ноги на перила. Элли могла бы себе представить, что человек такого типа писал ей послания под именем Рейнарда.