Поль всегда уделял Ноэ много времени и сил. Он мог бы занять место его отца, но никогда на это не соглашался, причем по нескольким причинам.
Его отношения с собственными детьми с годами не улучшились. Теперь они были взрослыми: двадцать три года одному, двадцать пять другому. Несмотря на все старания Поля сохранить хотя бы видимость нормального общения, они соглашались встречаться с отцом только в двух случаях: неделя в Куршевеле, полностью оплаченная Полем, или непродолжительный ужин во время приезда Поля в Париж, если ужин действительно будет недолгим и без напряга. Он выполнял все условия и платил, чтобы избежать окончательного разрыва, но очень страдал, а меня это злило, можно даже сказать, сводило с ума. Охотно бы убила его бывшую жену или хоть врезала бы ей с удовольствием, потому что она сломала его в свое время и в некотором смысле продолжала калечить сейчас, мешая детям помириться с отцом и настраивая их против него. Сколько раз я наблюдала, каким подавленным, замкнувшимся в себе, мрачным возвращался Поль! Я сердилась на себя за то, что не могла ему помочь. Так случилось, что однажды я пошла с ним на такой ужин. Меня шокировало и оскорбило поведение дурно воспитанных детей, которые не проявляли никакого уважения к отцу. Если бы разъяренный взгляд Поля не заставил меня замолчать, я бы взорвалась и поставила этих поганцев на место. На обратном пути он оправдывался, объясняя свою снисходительность тем, что это единственный способ сохранить для себя хотя бы маленькое место в их жизни. Он умолял меня принять его позицию, уважать его выбор. С тех пор, пока он с ними общался, я терпеливо ждала и сдерживала возмущение, оберегая Поля и не желая сыпать соль на его раны. Я всегда была готова выслушать его или просто быть рядом, оставаясь молчаливой и доброжелательной.
Поль не хотел переносить на Ноэ отцовские чувства, считая, что это безнравственно. Историю моего сына он знал целиком и полностью, с первого дня его жизни. Внутренние конфликты были бы слишком сильными, слишком бурными. Мне не в чем было упрекнуть Поля. Он сумел найти верный тон в отношениях с Ноэ. Часто я наблюдала за обоими, когда они были заняты собой и я для них не существовала, мне нравилось смотреть, как они разговаривают, смеются, спорят, понимают друг друга с полуслова, с полужеста. Поль практически воспитывал его вместе со мной, но при этом никогда не навязывался. Он полагал, что только я имею право принимать решения применительно к Ноэ. В определенном смысле, Поль заменял моему сыну доброжелательного, всегда готового прийти на помощь крестного – но не зануду и не ментора. Ноэ слепо доверял ему и с годами научился ценить его расположение. С моими родными у него все складывалось по-другому. Временами контакты в семье становились, с его точки зрения, излишне тесными. И вовсе не из-за того, что его положение в ней чем-то отличалось от положения его двоюродных братьев и сестер. Его не то чтобы как-то особенно опекали. За тем лишь исключением, что каждый член семьи из лучших побуждений, стремясь поддержать меня, с раздражающим упорством вмешивался в наши привычки и в его воспитание. Ноэ взрослел, и у него все чаще просыпалось желание послать родственников подальше. Мальчик слишком любил их, чтобы так поступить, но он нуждался в воздухе и пространстве.
Тем же вечером я сообщила Ноэ, что на следующей неделе мне придется уехать на пару дней. Год назад я начала оставлять его одного, если мне нужно было уехать по работе. Я посчитала, что теперь ни к чему отправлять его на ночевку к школьным друзьям, к Анне или Полю. Он стал достаточно взрослым и ответственным, чтобы сутки обойтись без меня. И был от этого в восторге! Поэтому я очень удивилась, увидев, что он насупился.
– Интересно, чем ты недоволен?
– Это уж слишком, мама!
Он оскорбленно вздохнул, встал из-за стола и скорее швырнул, чем поставил тарелку в посудомоечную машину. Какая муха его укусила?
– Послушай, я уже несколько месяцев упрашиваю тебя съездить на выходные в Сен-Мало, а ты как ни в чем не бывало отправляешься туда по работе и бросаешь меня в Руане!
Я улыбнулась. Как многие другие мальчишки, он в раннем детстве увлекался пиратами и корсарами. До сих пор помню, как вылезла из кожи вон, чтобы подарить ему на Рождество огромный пиратский корабль Playmobil. Теперь конструкторы Playmobil ушли в прошлое, но одержимость Ноэ пиратами никуда не делась. Она, конечно, видоизменилась, стала более сдержанной – “перед друзьями неловко”, – но это не лишило меня удовольствия изучить вдоль и поперек, а также с многочисленными повторами приключения Джека Воробья. В последнее время, а если быть точнее, прошлым летом его страсть стала более разносторонней и осмысленной. Перед нашей поездкой на каникулы я предложила ему самостоятельно подобрать несколько книг в дорогу и не вмешивалась в его выбор. В конце концов, лишь бы он читал, это главное. Он поразил меня, притащив из книжного магазина два кирпича по семьсот страниц каждый. Мне не пришлось вникать в аннотации на обложках – двух слов хватило, чтобы раскрыть причину покупки: корсары и Сен-Мало.
Все две недели нашего отдыха Ноэ каждую свободную минуту набрасывался на свои книги. Он проглотил этот исторический роман, смакуя каждое слово, каждую фразу, каждую страницу. А отрываясь от него, улетал куда-то далеко, очень далеко. Путешествовал вместе с “господами из Сен-Мало”[3]. После этого я и пообещала ему съездить туда на выходные, однако со временем обещание вылетело у меня из головы.
– Ноэ, повернись ко мне.
– Чего?
– Напоминаю, я еду туда по работе.
Он скептически пожал плечами.
– Если на следующей неделе все пройдет хорошо, мне, по всей вероятности, нужно будет там бывать регулярно.
Он криво ухмыльнулся, явно довольный:
– Правда?
– Да… И я даже смогу устроить поездку во время каникул.
– Тогда тебе надо выложиться по полной, мама! – загорелся он, и глаза его засияли.
Я расхохоталась, меня позабавила его корыстная поддержка. Получается, сын припер меня к стенке! Не оставил мне выбора: я просто обязана получить этот контракт и свозить его на выходные в Сен-Мало.
В следующее воскресенье мы, как у нас заведено, обедали у родителей. Примерно раз в два месяца наша семья в полном составе собиралась у них в доме. Для мамы с папой это важно, но, впрочем, никому не приходилось себя заставлять. Это не было тяжкой повинностью даже для подрастающих внуков. Детям Анны и Людовика было, конечно, сложнее соблюдать традицию с тех пор, как они уехали из Руана – сначала учиться, потом работать, – однако и они всякий раз делали все, что в их силах, чтобы непременно приехать. На мою сестру можно смело положиться: уж она-то задействует все, чтобы заманить детей в родное гнездо. Но им не на что было жаловаться, потому что приезд детей всегда становился для нее поводом побаловать их, причем она даже охотно включала в сферу своей заботы их друзей и подружек, которые поочередно присоединялись к семейному клану.
Разговор за обедом не умолкал, причем все усердствовали, перекрикивая друг друга. Нам было интересно услышать новости из первых уст, даже если все уже были в курсе всего. Сама не зная зачем, я сообщила, что через неделю поеду в служебную командировку, и объявила, что, возможно, в следующий раз возьму Ноэ с собой. Я даже не подозревала, что, сама того не желая, подставила его.
– На сколько ты уезжаешь? – немедленно откликнулась Анна. – Ноэ, поживешь у нас?
Сын испуганно застыл. Анна по-прежнему считала его еще маленьким и не вполне независимым школьником, а заодно и тем ребенком, который поможет ей дотерпеть до момента, когда она станет бабушкой.
– Э-э-э… ну-у-у… вообще-то…
Я бросилась на помощь бедняге, которому все больше нравилось оставаться одному дома и отчаянно не хотелось очутиться под крылом моей сестры.
– Нет, спасибо тебе большое, но не стоит. Ноэ останется дома, за ним присмотрит Поль.
У сестры сделалось такое лицо, будто я сообщила ей о конце света.
– Ты уверена?
– На сто процентов.
Ноэ облегченно перевел дух.
– Но ты же мне позвонишь, если что, – продолжала она настаивать.
– Обязательно, Анна.
– Ладно, – вмешался Людовик, на которого наши переговоры не произвели впечатления. – Кто со мной на велосипеде?
Он выступал с этим предложением после всех семейных обедов, и оно всякий раз звучало у него так, будто было чем-то необычным. Мужчины, и первым мой сын, с готовностью вскочили. У них ушло меньше пяти минут на то, чтобы убрать со стола, поставить посуду в машину и умчаться в гараж. К нам они снова присоединятся часа через два, забрызганные по уши грязью и немыслимо гордые собой. Обеспокоенная мама нежно дотронулась до моей руки.