— Сядь с Мэгги и мамой, Рина, — спокойно сказал Колл. — Позволь мне подержать его.
— Нет. Это моя забота. — Сирина сжала предплечья Бригема и обернулась к Паркинсу. — Я знаю, что вам придется причинить ему боль, но, ради бога, сделайте это побыстрей.
Лакей скинул сюртук и засучил рукава, обнажив тощие длинные руки. Сирина закрыла глаза. Она вручала свою любовь, свою жизнь человеку, который выглядел способным не более чем на чистку сапог. Открыв их снова, она внимательно изучила лицо Паркинса. Надежный — Сирина сама назвала его так. Более чем преданный. Безусловно, любит Бригема. Молясь про себя, она кивком подала ему знак начинать и через минуту наблюдала, как нож входит в плоть ее мужа.
Даже полуусыпленный лекарством, Бригем напрягся. Сирина использовала всю силу, чтобы удержать его, шепча слова утешения. Игнорируя подступающую тошноту, она всматривалась, как нож входит глубже и глубже.
Когда боль от ножа преодолела действие лекарства, Бригем застонал и непроизвольно двинул рукой. Колл попытался занять место Сирины, но она огрызнулась на него.
В пещере не было никаких звуков, кроме тяжелого дыхания Бригема и тихого потрескивания огня. Однако воздух был наполнен молитвами, произносимыми безмолвно, но с удивительным единством. Сирина видела, как кровь ее мужа капает на пол пещеры, а лицо его приобретает пепельный оттенок. Она просила Бога перенести на нее хоть часть испытываемой им боли.
— Я нашел ее. — Пот катился по лицу Паркинса, когда он нащупывал пулю. В душе он молился, чтобы его хозяин потерял сознание и избавился от боли. Но его тощая рука оставалась твердой. Медленно, боясь сделать неверное движение, он начал извлекать пулю. — Держите его крепче, миледи.
— Вытаскивайте же чертову штуку! — Сирина бросила свирепый взгляд на Паркинса, когда Бригем вскрикнул и дернулся в ее руках. — Он так мучается!
Ее дыхание было резким и неровным, когда Паркинс извлек маленький металлический шарик из тела Бригема. Прежде чем лакей успел перевести дух, Гвен взяла инициативу на себя.
— Мы должны остановить кровотечение. Он не выживет, если потеряет еще больше крови. — Она уверенно начала вводить в рану тампон. — Мама, осмотри его руку и плечо. Они не так пострадали, но выглядят скверно. Миссис Драммонд, мои лекарства.
Когда Бригем снова обмяк, Сирина откинулась назад. Ее руки и спина дрожали от напряжения. Вспомнив о ребенке, она медленно расслабилась.
— Чем я могу помочь?
Гвен на секунду оторвала взгляд от своей работы. Лицо Сирины было таким же бледным, как у Бригема.
— Выйди подыши воздухом. Остальное, пожалуйста, предоставь мне.
Кивнув, Сирина поднялась и медленно двинулась к выходу из пещеры. Уже снова наступали сумерки. Как быстро летит время! И как странно! Год назад Бригем нес раненого Колла. А теперь Бригем лежит на волоске от смерти. Время между этими событиями казалось сном, полным любви и страсти, смеха и рыданий.
Сирина видела, как в меркнущем свете холмы становятся пурпурными. Земля, подумала она. Неужели они потеряют даже ее? Они сражались и умирали. Колл рассказал ей, что последними словами их отца были: «Это было не напрасно». Но человек, которого она любит, лежит весь израненый, а земля, за которую они сражались, больше им не принадлежит…
— Леди Эшберн.
Вздрогнув, Сирина отогнала эти мысли. Она — леди Эшберн. Она — Мак-Грегор. Сирина положила руку на живот, где шевелился ребенок. Новая жизнь. Новая надежда. Нет, подумала Сирина, она бы не сказала, что это было напрасно.
— Да?
— Думаю, вам бы не помешало горячее питье.
Сирина с улыбкой обернулась, удивляясь официальному тону Паркинса. Он снова был в сюртуке — потного, напряженного человека, извлекшего пулю, словно не существовало.
— Благодарю вас, Паркинс. — Она взяла чашку и глотнула горячую жидкость, смягчая пересохшее горло. — Я бы хотела извиниться за то, что наговорила вам.
— Пожалуйста, не думайте об этом, миледи. Вы были расстроены.
Сирина поднесла руку к лицу, не зная, смеяться ей или плакать.
— Да. Расстроена. У вас твердая рука, Паркинс. И верное сердце.
— Я всегда стремился к этому, миледи.
Она глубоко вздохнула, вытирая рукой слезы:
— У вас есть носовой платок?
— Конечно, леди Эшберн. — С легким поклоном Паркинс протянул чистый платок.
— Сегодня, Паркинс, вы послужили лорду Эшберну и мне. Может наступить время, когда вам понадобится моя услуга. Вам стоит только попросить.
— Мои услуги были оказаны без всяких условий, миледи.
— Да. — Сирина взяла его за руку, заставив слегка покраснеть. — Я знаю это. Но преимущество все равно за вами. — Она вернула ему мокрый носовой платок. — Теперь я пойду посидеть с моим мужем.
Ветер завыл, как дикий зверь, проникая сквозь полог перед входом в пещеру и вынуждая плясать слабые языки пламени. В его вое Сирина слышала то, что ее предки называли голосами духов холмов: казалось, те смеются, стонут и бормочут. Она не испытывала страха перед ними.
Сирина просидела с Бригемом всю ночь, не соглашаясь лечь, несмотря на уговоры Гвен. Внутри у Бригема полыхал огонь, такой горячий, что Сирина боялась, как бы он не сжег его заживо. Иногда Бригем произносил отрывистые фразы, вспоминая сражение. По его словам Сирина могла представить себе, насколько страшной была бойня. Один раз он обратился к своей бабушке, рассказывая ей, как его сон нарушили английские пушки.
Бригем звал Сирину, и его временно успокаивали ее шепот и прохладная рука на лбу. Но потом он бредил снова, уверенный, что Сирину схватили англичане.
— Я посижу с ним, Рина. — Фиона опустилась на колени рядом с дочерью, обняв ее за плечи. — Ты нуждаешься в отдыхе для тебя и твоего ребенка.
— Я не могу оставить его, мама. — В который раз Сирина выжала смоченную холодной водой ткань и провела ею по бледному лицу Бригема. — Мне легче сидеть рядом с ним, чем пытаться заснуть. Один взгляд на него помогает. Иногда он открывает глаза и смотрит на меня. Он знает, что я рядом.
— Тогда поспи здесь — хотя бы немного. Положи голову мне на колени, как делала в детстве.
Подчинившись, Сирина свернулась на полу пещеры и положила руку на руку Бригема.
— Он красивый, правда, мама?
Фиона с улыбкой погладила волосы дочери.
— Да, он красивый.
— Наш малыш будет похож на него, с такими же серыми глазами и четко очерченным ртом. — Сирина закрыла глаза, прислушиваясь к пению ветра. — Думаю, я полюбила его почти с первого взгляда. Но я боялась. Это было глупо.
— Любовь часто глупа.
— Ребенок Бригема толкнулся, — пробормотала Сирина, улыбаясь сквозь дремоту.
Сны Бригема были безжалостными. Иногда он возвращался на пустошь, в дым и жар битвы. Люди вокруг умирали мучительной смертью — некоторые от его руки. Он ощущал запах крови и пороха, слышал звуки волынок и барабанов и непрекращающийся гул артиллерии.
Потом Бригем, хромая, брел по холмам с огнем в боку и туманом в голове, чувствуя запахи горящих дерева и плоти и слыша крики, эхом отзывающиеся в голове.
Внезапно это прекратилось. Рядом оказалась Сирина, в белом платье и с волосами, светящимися, стекающими по плечам, как расплавленное золото.
Иногда открывая глаза, Бригем видел ее так четко, что мог разглядеть круги от бессонницы под глазами. Потом тяжелые веки опускались, и он снова оказывался на поле битвы.
Три дня Бригем балансировал между сознанием и беспамятством, временами впадая в бред. Он ничего не знал о маленьком мирке внутри пещеры, о входящих и выходящих из нее людях. Бригем слышал голоса, но не имел сил понять смысл слов или ответить. Однажды, придя в сознание, он слышал тихий женский плач, а в другой раз тоненькое хныканье младенца.
Под конец третьего дня Бригем впал в глубокий сон без сновидений, спокойный, как смерть.
Пробуждение походило на роды — так новорожденный приходит в наш мир слабым, почти беспомощным. Свет обжигал графу глаза, хотя он тускло горел у задней стены пещеры. Бригем снова закрыл глаза, пытаясь сориентироваться по звукам и запахам.
Пахло землей, дымом и, как ни странно, готовящейся пищей. К этому примешивался тошнотворный запах маков, говоривший о болезни. Он слышал бормотание. С терпением обреченного Бригем лежал неподвижно, пока не начал различать голоса.