Элли откусила кусок печенья.
– Ну, тут хотя бы все очевидно.
– Бо́льшая часть предсказаний все равно никогда не сбывается. – Грэм покачал головой, глядя на крохотный свиток. – А это уже сбылось. Ну то есть пусть лучше выпадет предсказание, которое обещает тебе вкусное печенье и немедленно сбудется, чем то, которое обещает миллион долларов, но при этом все равно никогда не сбудется.
– Пожалуй, сейчас я бы предпочла миллион долларов. – Она смахнула крошки со стола, и они немедленно оказались в пасти пса, который тут же материализовался рядом. – Не такое уж оно и вкусное, как обещали.
– А Бублик, похоже, с тобой не согласен.
– Да он у нас как пылесос, метет все без разбору. – Элли ласково посмотрела на собаку. – Значит, ты уже готов к завтрашним съемкам?
Он пожал плечами, но вышло у него не очень убедительно.
– Зуб даю, ты должен был учить свою роль, а не разгуливать весь вечер со мной, – сказала она, облокачиваясь на стол. – Ну и как, ты знаешь свои слова?
– Более или менее. – Грэм сложил кусок пиццы пополам. Бублик, который уже занял наблюдательную позицию рядом с ним, несколько раз вильнул хвостом, и Грэм бросил ему корку. – Я весь день таскал текст со словами в кармане, так что, надеюсь, кое-что в меня все-таки впиталось. Осмос – слышала когда-нибудь про такое явление?
– Все великие актеры полагаются на осмос, я уверена. – Она протянула к нему руку. – Можно мне посмотреть? Мы могли бы с тобой порепетировать.
Грэм откинулся на спинку стула.
– Все в порядке, – сказал он, неожиданно смутившись. Играть роль вообще было одним делом, а играть ее перед девушкой, которая тебе нравится, – совершенно другим. Он не собирался вживаться в свою роль перед Элли. – Я сам справлюсь.
– Ну давай. – Она помахала рукой в воздухе. – Будет весело.
– Ладно. – Он привстал со стула, чтобы вытащить из заднего кармана сложенный листок. – Но только я не буду играть по-настоящему, договорились? Я буду просто подавать тебе реплики.
– Это что же, я не увижу эффекта Грэма Ларкина в действии? – поддразнила его Элли, забирая у него часть сценария. – Что ж, придется, наверное, заглянуть завтра на съемочную площадку.
– А плаваешь ты хорошо? – поинтересовался он. – Съемки будут на катере.
– Мне все понятно, Ахав, – сказала она и углубилась в чтение текста его роли.
Когда она вновь подняла на него глаза, ее лицо неуловимо изменилось: губы были надуты, а глаза смотрели из-под полуопущенных ресниц. Потом она манерно перекинула волосы через плечо, и до Грэма не сразу дошло, где он видел этот жест. Она пародировала Оливию.
– Неплохо, – похвалил он, но вздохнул с некоторым облегчением, когда она прекратила кривляться и вновь пробежала текст глазами уже с обычным выражением.
– Ладно, поехали. – Она откашлялась. – «Куда ты, Джаспер?» – Она умолкла и посмотрела на него, вскинув брови. – Тебя зовут Джаспер?
Он лишь пожал плечами в ответ, и она продолжила.
– «Вернись!» – воскликнула она с мелодраматическим жестом.
Бублик встрепенулся и склонил голову набок, звякнув ошейником. Грэм похлопал пса по загривку.
– Это было гениально, – сказал он Элли. – И ты даже ничуть не переигрываешь.
– А я и не обещала, что не буду играть по-настоящему, – напомнила она. – Твоя реплика.
– Мне сейчас нужно побыть одному, – произнес Грэм подчеркнуто невыразительным тоном, чтобы никто не усомнился, что он не играет по-настоящему. – Просто мне очень нужно подумать.
Элли склонила голову набок:
– Я, конечно, не спец, но уверена, что ты мог бы вложить в свои слова побольше чувства.
– Каждый мнит себя критиком, Бублик, – пожаловался Грэм биглю, и тот сочувственно поскулил, а Элли снова уткнулась в сценарий.
– Ты представления не имеешь о том, что тебе сейчас нужно. Ты представления не имеешь…
Она осеклась, не отводя глаз от бумаги.
Грэм, по правде говоря, не помнил, что идет дальше. Он собирался выучить слова позже, когда окажется в своем номере в гостинице, к тому же его выход завтра был только после полудня, так что в его распоряжении было и утро тоже. Ему случалось выучивать свои роли и за меньшее время.
– Теперь ты должен меня поцеловать, – сказала Элли и посмотрела на него с непроницаемым выражением.
Сердце у Грэма ухнуло куда-то в пятки, и он молча посмотрел на нее в ответ, не понимая, что сказать. В кухне стало очень тихо, было слышно лишь тиканье часов над плитой и негромкое дыхание пса. Наконец Элли покачала головой. Когда она заговорила, ее голос прозвучал преувеличенно весело:
– Так написано в сценарии.
Она ткнула в листок, не сводя глаз с Грэма.
Он торопливо кивнул.
– Ясно, – сказал он и несколько раз моргнул.
– Ты должен меня поцеловать, – повторила она, потом залилась краской и тряхнула смятыми листками. – То есть Оливию. То есть… – Она заглянула в текст. – Зоуи. Они это серьезно? Джаспер и Зоуи? Кто это все пишет?
Она снова погрузилась в изучение сценария, но Грэм уже не слушал. В ушах у него звенели слова: «Ты должен меня поцеловать».
Она, разумеется, была права. Он должен был ее поцеловать. Когда вошел в дом. И еще до этого, на пляже. И тогда в городе. И в самый первый раз, на террасе.
Внезапно оказалось, что он должен был поцеловать ее уже миллион раз, без всяких сценариев, без чужих подсказок. Практически не думая, он оперся ладонями о столешницу и отодвинул свой стул. И лишь когда она улыбнулась, он понял, что тоже улыбается.
– Я считаю, мы ни в коем случае не должны отклоняться от сценария, – произнес он, поднимаясь.
– В самом деле?
Ее улыбка стала шире.
Но тут вдруг темноту за окошком над раковиной прорезал луч света, потом на миг исчез и вновь ударил Грэму прямо в глаза. Он отступил в сторону, заморгав, а когда вновь повернулся к Элли, она уже вскочила на ноги.
– Черт, – пробормотала она. – Она должна была прийти позже.
– Кто? – спросил Грэм, совершенно сбитый с толку.
Еще мгновение назад все вокруг происходило точно в замедленной съемке, а сейчас словно кто-то крикнул: «Снято!» – и чары рассеялись. «Я должен был ее поцеловать», – поду мал он, и вечер вдруг превратился для него в песню, которую выключили прежде, чем отзвучали финальные аккорды, оставив лишь мучительное ощущение незавершенности.
– Моя мама, – бросила Элли, торопливо убирая со стола. – Наверное, книга ей не понравилась.
Фары за окном погасли, и Грэм услышал, как хлопнула дверца машины. Бублик рысцой поскакал к двери, и через минуту на пороге появилась мать Элли. При виде Грэма, который стоял посреди кухни, засунув руки в карманы, ее лицо заледенело.
Ему давно уже не приходилось сталкиваться с такой неприкрытой подозрительностью в свой адрес. В прошлой жизни он отлично ладил с родителями своих друзей; перед его обаянием не мог устоять практически никто. А в новой жизни люди из кожи вон лезли, чтобы ему угодить. Недоверие же, с которым сейчас смотрела на него мама Элли, было для него чем-то совершенно новым.
Грэм переступил с ноги на ногу и попытался пустить в ход самую обаятельную из своих улыбок, но она не произвела на нее ровным счетом никакого эффекта.
– Я думала, что придет Квинн, – сказала миссис О’Нил дочери и бросила сумочку на стол.
– У нее изменились планы, – промямлила Элли. – Ты ведь помнишь Грэма, да?
Миссис О’Нил кивнула, но даже без намека на улыбку.
– Рада вас видеть, – произнесла она тоном, который совершенно противоречил словам. – Нравится у нас в Хенли?
– Да, – ответил Грэм, усилием воли проглотив слово «мэм». – Здесь очень мило.
Он кашлянул и уткнулся взглядом себе под ноги. До этого он никогда в жизни не использовал в речи слово «мило».
– И долго вы пробудете у нас?
– Еще несколько недель, – сказал он. – Но я с удовольствием погостил бы дольше. Здесь действительно очень мило. – Он снова кашлянул, чувствуя, как пылают щеки. Ему самому с трудом верилось, что менее чем за минуту он произнес слово «мило» дважды. – Вообще-то, я только что пригласил моих родителей приехать сюда на День независимости, – произнес он быстро, понимая, что несет чепуху, но не в силах остановиться. – Думаю, им здесь тоже понравится.