— Он такой… пропитан искусством. Оно у него в крови течет.
— Конечно, — улыбнулась Маргарита, — он же мой сынок. Он таким родился.
— Да, и все эти его примочки…
— Какие?
— Всякие.
— Белковый омлет по утрам?
— Угу. И журнальный столик с камнерезной мозаикой за семь тысяч евро. На который чашку кофе поставить страшно.
— Что поделаешь, авторская работа, — со смешком поддержала Рита
— А мне вот это нравится, — кивнула Катерина на белую стену, — оригинально, нетривиально и красиво. Картина из досок. Не разобьется, если упадет.
— Нравится? — Глаза женщины блеснули.
— Очень.
— Пойдем! — Крапивина схватила Катю за руку и порывисто вскочила.
— Куда?
— Пойдем. Сама все увидишь.
— О, господи… Я за вами не успеваю.
Они спустились на первый этаж и вошли в просторную светлую мастерскую. Тут отчетливо пахло краской, лаком, клеем. Этот специфический, смешанный из нескольких запах въелся в стены, пропитав, наверное, каждый предмет.
— Вот. Выбирай. С собой заберешь.
— О-о-о, мне неудобно, — засмущалась Шаурина. — Как будто выпросила.
— Спятила. Я все равно не отпустила бы тебя с пустыми руками. Согласись, намного приятнее дарить то, что действительно придется по душе, а не какую-нибудь гламурную чушь для приличия.
— Соглашусь. Все так. Мне вот эта нравится. Можно? — Улыбнувшись, указала на полотно, собранное из тонких реек. Сине-голубое, с белыми разводами сверкающей глади моря и нежно персиковыми закатными отливами солнечных лучей. Ясные цвета на шероховатой поверхности дерева, нанесенные намеренно небрежными мазками.
Картина стояла на полу у стены. Катерина присела перед ней на корточки и тронула белую раму. Рама — те же узкие рейки, выкрашенные белой краской.
— Вот эту Дима заберет. Он уже сказал, правда я ее еще не закончила.
Катя посмотрела на полотно, сбитое из трех широких досок. Оно было заполнено светлой краской с несколькими бирюзовыми штрихами.
— Дуракам полработы не показывают, поэтому я молчу.
— Катя, — рассмеялась Рита.
— Вам надо выставку организовать.
— Нет, что ты. Я рисую для друзей. Пишу всякую ерунду, потом раздариваю потихоньку. Так что вот… Заберет Димка это к себе в берлогу, сядет за свой авторский столик за семь тысяч евро, будет кофе пить и любоваться на бесплатную мамкину мазню.
— Не бесплатную, а бесценную, — неожиданно в дверях прозвучал голос Крапивина
12 глава
Остаток дня прошел скомкано. Катя никак не могла найти подходящее время, чтобы поговорить с Димой наедине. То, что собиралась сказать, не выносило спешки, не могло быть брошено между делом.
Ужинали в «Нома». Вдвоем. Маргарита этот вечер проводила с друзьями. Идти в ресторан Катя не хотела, но отказаться не посмела: туда не так просто попасть, Дима давно собирался и столик забронировал заранее. За весь день Крапивин больше ни словом не обмолвился об утреннем недоразумении. Катя рассчитывала, что именно за ужином, им удастся все обсудить. Однако глубоко ошиблась: «Нома» не тот ресторан, в котором можно говорить о чем то, кроме еды. Это совсем не тусовочное «околоклубное» место, забитое девочками и мальчиками с ищущими глазами. Большую половину столов в зале занимали немолодые пары, пришедшие на хорошую кухню. Дима, впрочем, пришел сюда за тем же — за откровениями гастрономическими, а не душевными.
Меню не подавали: оно было составлено заранее. Официант принес воду и объяснил, как будет проходить ужин. Им предстояло попробовать несколько закусок, потом насладиться горячими блюдами, а закончится ужин удивительными десертами. От сомелье Крапивин отказался, предпочел ориентироваться на свой вкус и попросил на аперитив сухое шампанское.
— То есть, права выбора у нас нет. Что принесут, то и будем есть, — усмехнулась Катерина.
— Примерно так. Не могу представить, что нас ждет сегодня.
— Ты же был здесь.
— У них меню обновляется каждый месяц.
— Ясно.
— Что ты так нервничаешь? — насторожился Дима.
— Я не нервничаю, осматриваюсь, — соврала Катя.
Взяв бокал, скользнула взглядом по залу: полы из дубовых досок, деревянные столы и стулья, покрытые звериными шкурами, широкие окна, белые стены. Аскетично, строго, сдержанно. Внимание Кати привлекла стеклянная стенка, сквозь которую можно было пронаблюдать таинство приготовления блюд. И отсутствие музыки — еще один существенный момент, отличающий «Нома» от остальных ресторанов.
— Ешь руками. Так положено, — предупредил Дима, когда перед ними поставили тарелки с закусками.
Взглянув на свою, Катя поняла, почему Дима так сказал. Закуски оказались совсем маленькими — ровно на один укус, чтобы взять двумя пальцами и положить в рот, обходясь без ножа и вилки.
— Горько, — шепнула, попробовав палочки из солода с можжевельником и с соусом, похожим на сметану. — Но прикольно. — Другого слова подобрать не смогла.
— Попей воды.
Готовясь к следующему гастрономическому эксперименту, отпила воды, и горьковатый привкус немного рассеялся.
— Жевать мох мне еще не доводилось. Очень необычно, но приятно, — посмеялась после очередной смены блюд.
Неожиданно, но жареный во фритюре шведский мох ей понравился. Хрустящий, с ореховым привкусом.
— Жуй и наслаждайся. Где еще такое попробуешь.
— Ой, не могу, вот что значит высокая кухня, — рассмеялась Катя.
— Концептуальная, — улыбнулся Дмитрий, поддерживая ее веселье. — Если б тебе не сказали, что это мох, ты бы даже не поняла, что ешь.
Блюда в зал выносили те повара, которые их готовили. Они рассказывали, из каких продуктов приготовлен тот или иной кулинарный изыск и как его следует есть. Катя не все понимала, поэтому Дима ей переводил.
— Наверное, за этот мох у них две звезды Мишлена.
— Не только за мох. И за копченое перепелиное яйцо, и за замороженный йогурт с датским ликером в соусе из кислого зеленого яблока с укропным маслом, и за креветок на льду, которых нужно есть живыми.
— Бог мой, — охнула Катя, имея в виду креветки. — Надеюсь, нам это не принесут? Нет? Дима, пожалуйста, я не смогу это съесть.
— Я же не знаю меню, Катенька, — рассмеялся он, — я только высказал некоторые пожелания, потому что они спрашивали, есть ли у нас аллергия на какие-нибудь продукты.
— Дима!
— Не переживай, мы можем отказаться. Я люблю пробовать что-нибудь новое, но я никогда не буду есть насекомых или что-то живое.
— Слава богу.
— Вот видишь, Катрин, какой адреналин. А мы всего лишь ужинаем в ресторане, а не на американских горках катаемся.
— А у меня такое чувство, что на американских горках. Не знаю, каков будет следующий вираж.
— Он будет феерическим.
Катя сделала большой глоток шампанского. Вероятно, чтобы пережить следующий «вираж», придется набраться храбрости. То, что они здесь ели, совершенно отличалось от привычной пищи. Дело не в самих продуктах, а во вкусовых сочетаниях и текстурах, которых достигали повара тем или иным способом приготовления.
Им принесли сырые мидии, лежащие на хрустящих подложках-печенюшках с сельдереем. После этого Катя успокоилась: значит, живых креветок у них на столе не будет. Потом ей досталась корзинка, сплетенная из нитей картофеля, с печенью птицы внутри и обсыпанная порошком из грибов, а Диме — то самое копченое перепелиное яйцо, про которое он говорил.
Томленная при низкой температуре морковь в сочетании с пеплом оказалась сладкой и ароматной, а обжаренный на открытом огне порей, в сердцевине которого нежный соус с треской, поразил интенсивностью вкуса.
— Кстати, американские сыровары придумали сыр с пеплом.
— Извращенцы, — усмехнулась Катерина, отпивая шампанское.
— Еще какие. Полутвердый сыр. Готовится вручную из смеси козьего и коровьего молока.
— Ты пробовал?
— Нет. Производится он исключительно под заказ и продается целыми головками. Я до него еще не добрался. Но хочу попробовать.
— Мне бы после этого ужина выжить.