— Закрытие первого транша, ориентировочно, намечено на двадцатое октября, а закрытие второго транша на двадцатое ноября, — после короткого перерыва продолжил Дмитрий. — Для выпуска второго транша, кроме одобрения со стороны канадской фондовой биржи, должен быть выполнен еще ряд дополнительных условий: удовлетворительные результаты осмотра площадки нашими представителями, а также успешное завершение процедуры юридической и технической проверки благонадежности.
— Разумеется, — согласился с Крапивиным представитель геологоразведочной компании. — Одновременно с закрытием второго транша вы получаете право назначить одного представителя в совет директоров и участвовать на пропорциональной основе во всех дальнейших выпусках акционерного капитала компании.
Когда переговоры закончились, а соглашение было подписано обеими сторонами, Крапивин подвел итог:
— В наших интересах найти проект, который в первую очередь способен дополнить и расширить наши запасы, и полагаем, что это месторождение — очень перспективный актив с реальным потенциалом. Он удовлетворяет нашим строгим критериям инвестиционного отбора. Кроме того, этот проект один из самых низких по уровню риска. Так что мы с нетерпением ждем возможности приступить к разработке этого месторождения в полном объеме.
Канадцы ушли, голова у Крапивина раскалывалась. Директор по развитию задержался в дверях кабинета.— По Французской Гвиане документы готовы.
Крапивин посмотрел на часы и вздохнул:
— Хорошо, давай посмотрим. Неси сюда.
Снова уселся в кресло. Пока ждал отчеты, выпил стакан прохладной воды. Стало легче, пульсирующая боль в висках чуть отступила. Откинулся на спину и прикрыл горящие веки — перед глазами снова Катькино мертвенно бледное лицо и посиневшие губы.
Не стал долго задерживаться, посмотрел только отчет о выполненных работах и выслушал комментарии подчиненного.
— На послезавтра всех собирай, на десять… нет, на девять утра. Сегодня меня не будет. А завтра Макаров вернется, проведем полноценное совещание.
Вышел из переговорной и, не заходя к себе, быстро пошел к лифту. Ступив в стальную кабину, понял, что забыл надеть пальто. Да и черт с ним. Так и выскочил на улицу, у входа уже ждала машина. В салоне стянул с себя галстук и бросил его на сиденье.
До клиники ехали долго. Диме так показалось. Медленно тянулось время, тянулись его мысли… нервы. Вот-вот что-то внутри лопнет. Хотелось подогнать водителя, но Крапивин молчал. Потому что знал: все это лишь его напряжение. Ехали они как обычно, на привычной скорости, по привычным и знакомым кварталам. Пиджак Крапивин тоже снял, но не потому, что в салоне было слишком жарко, нет, у него взмокла спина — от ожидания.
Без стука и предупреждения вошел в палату. Катя стояла у окна, лицом к двери — оно было заплаканное, но сухое, красноватое и без слез. Она улыбалась. Ему. От этой улыбки у Димы сжалось сердце. Он тяжело опустился на ближайший стул, как будто ноги его больше не держали.
— Доктор сказал не залеживаться. Сказал, что если я буду лучше себя чувствовать и найду в себе силы ходить, то надо ходить. Расхаживаться. И я решила попробовать.
Кто бы сомневался. Его Катенька такая нетерпеливая. Она точно не станет залеживаться, а нарушит все правила постельного режима.
Снова не знал, что говорить, а только протянул руку. Пронзила острая до боли мысль, что сейчас на ней должно быть свадебное платье, а не больничная сорочка.
Катя осторожно пошла навстречу и скоро взялась за его ладонь. Шагнула еще ближе, отпустила руку, стряхнула с волос капли воды, отвела их со лба.
— А чего это ты в одной рубашке бегаешь? Простудишься. Дождь же.
— Нет, тепло. Жара невозможная.
Она все улыбалась. И не ждала каких-то слов.
Минут пятнадцать до его прихода стояла у окна и смотрела на улицу. Крапал мелкий дождик. Люди ходили туда-сюда. Кто прятался под зонтом, кто втягивал голову поглубже в воротник. И только Крапивин, выскочив из машины, почти побежал по парковке в одной рубашке. Кате из окна был виден торец здания: Дима взбежал на крыльцо, прыгая через ступеньку
Глава 23
>На четвертый день Катерину выписали из больницы, на восьмой сняли швы. Физически она почти пришла в норму, но душа ее все еще обливалась слезами горя и отчаяния. Крапивину тоже было неспокойно. Он переживал. Катя была молчалива и подавлена, все больше спала и все меньше говорила. Да и не лез к ней особо с разговорами, боялся лишний раз сыпать соль на свежую рану. Внешне жизнь пошла обыденно, но внутренне каждый так и не нашел былого умиротворения.
Сегодня вернулся домой раньше и застал Катю в гостиной. Она сидела на диване, подтянув к себе колени и прижав маленькую подушку к лицу. Плакала.
Дима присел рядом и без слов стиснул ее трясущиеся плечи. Не глядя на него, Катя напряженно прижалась к его груди и заплакала сильнее. Наверное, не вернись он домой раньше, так и не увидел бы ее слез. Наверное, так и плакала бы она одиноко. В подушку.
Горько стало от этих мыслей. Словно им в подтверждение, Катькины тихие слезы перешли в громкие безудержные рыдания.
— Не будет теперь у тебя дочки… не будешь ты ее во французские кружева заворачивать, — выдавила, заикаясь.
Ванькины слова, брошенные в шутку, разъели всю душу. Она же представляла это! Даже поверила, что когда-нибудь так и будет! У них родится дочь, Дима станет прекрасным отцом, будет возиться с их девочкой, будет любить и заботиться о ней. Как ее собственный отец всегда заботится о них с Ваней.
— Катя, успокойся, — велел Крапивин, при этом понимая, как пусто и бездушно звучат его слова. Но что-то надо было говорить. Невыносимо видеть Катины страдания и, в очередной раз пропуская все через себя, чувствовать безысходность и отчаяние.
Он забрал подушку, которую судорожно стискивали ее руки. Будто в этом мягком комке было спасение. Забрал и прижал Катю к себе сильнее, забыв даже, что может сделать ей больно. Его сдержанная аккуратная забота кончилась. Его тихой спокойной силы не хватало, чтобы привести девочку в порядок.
— Дима, может, разойдемся? — вытолкнула из себя Катя между прерывистыми тяжелыми вздохами.
— Что? — переспросил, зная, что не ослышался.
— Я не хочу обременять тебя.
— Обременять чем? Собой? Если да, то уже поздно об этом думать. — Убрал от ее заплаканного лица взмокшие пряди волос и заглянул в глаза. Блестящие, покрасневшие от слез.
— Наоборот. Как раз еще не поздно. Пока мы еще не поженились.
Катя вспомнила, что дату свадьбы назвала в порыве. А потом решила, что правильно. Это лето запятнано их многочисленными ссорами, омрачено разлукой, а свадьбу зимой не хотелось. А вот следующим летом будет все по-новому. Новый год — все как с чистого листа. Только теперь голову заселили другие мысли и сомнения. А вдруг это послание? Вдруг это судьба дала им шанс не совершить новых ошибок?
— Я серьезно.
— Я понял. Меня предупреждали.
— Кто тебя предупреждал?
— Твой лечащий врач. Сказал, что возможны такие вот истеричные выпады.
— Это не истеричный выпад, — вяло спорила Шаурина. — Я спокойно и серьезно тебе говорю. Это мне не сейчас в голову пришло.
— Понятное дело. Ты хочешь от меня уйти?
— Нет. Если ты хочешь от меня уйти, то можешь уйти. Я не буду тебя останавливать.
— Правда? — показалось, усмехнулся Дима.
— Правда. Клянусь, что больше никогда к тебе не полезу, не буду провоцировать. Вот вообще ни на шаг не подойду, я тебе обещаю.
— Ну, в это я точно ни за что не поверю. Это сейчас ты болеешь, а потом выздоровеешь, и снова начнется фестиваль.
— Нет.
— И что, просто спокойно разойдемся?
— Да… Если хочешь…
— Нет, так не интересно. Давай сначала поженимся, а потом расходиться будем. Громко, со скандалами, судебными тяжбами и многочисленными исками. Чтобы все газеты ломились от статей о нашем неудавшемся браке. Чтобы весь интернет пестрел нашими фотографиями. А еще ты дашь интервью, в котором расскажешь, какой я монстр и извращенец, как издевался над тобой — истязал морально и физически. А я потом отпишу тебе половину своего имущества, чтобы ты закрыла рот и перестала порочить мое чистейшее имя. Все в лучших традициях нашего общества.